– Не к добру это… – бросил Агней, привставая на стременах и снова поднося рог к губам.
Подъехал Таку, вырвался из цепких объятий склизкой мглы Кирон. Мы объединили магические силы и вызвали бешеный ветер, почти ураган.
Воющий ветер ворвался в клубы мглы, разорвал её на части. Снова проступили в просветах звезды.
А когда последние клочки мглистого тумана унесло, мы увидели, что окружены Тауридами, одетыми не для охоты, но для войны.
Обнаженные клинки их блистали красноватыми всполохами, как рубины горели глаза предчувствующих стычку коней.
Таку, Агней и Кирон, не тратя времени, первые кинулись в прорыв окружившего нас кольца врагов. А что врагов – было ясно с первого взгляда. Это в Тавлее, столкнувшись в бальных залах, соперники расходятся с натянутыми улыбками. В отдаленных от столицы местах они стараются друг друга убить.
Мы – за ними.
Стычка была короткой, наши мужчины словно рассекли кольцо, развели клинками его в стороны, давая нам с Ангоей возможность выскользнуть из окружения.
Мы унеслись повыше к звездам и там, круто разойдясь в стороны, протянули поперек нашего следа гудящую огненную стену, черпая оберегами магии столько, сколько возможно было взять на таком расстоянии от Тавлеи.
Таку и Кирон ворвались в неё и прошли насквозь, Агней же бился с двумя Тауридами, отрезавшими ему путь к стене. Один из противников ранил его. Увидев это, Ангоя закричала и в ярости стала смыкать края огня, неимоверным усилием превратила стену в сначала в огненное колесо, потом в сферу, охватившую и Агнея, и Тауридов.
Пройти через этот огонь мог только Орионид. Что он и сделал. Двух Тауридов не стало. «Шамширрр…» – пропели их клинки на прощанье.
Остальные сделали выводы и изменили тактику.
Теперь они гнали нас, как охотники дичь, через миры.
Расчёт был очень простым, – мы удалялись всё дальше и дальше от тавлейских болот, всё меньше магии могли принимать наши обереги. Их же созвездие черпало магию куда более мощными амулетами, соответствующими рангу зодиакального созвездия, сила была на их стороне.
Деться было некуда, мы отходили в том направлении, в каком нас теснили, и противопоставить им ничего не могли.
Почти ничего: Таку что-то бурчал себе под нос, и на нашем следе появлялись невидимые прорывы, попадая в которые, кони загонщиков калечили ноги.
Но это были мелочи: мы просто оттягивали последнюю стычку.
Фактор внезапности был использован нами полностью, подобное мы им больше противопоставить не могли. Убить нас стильно, одним холодным железом, изысканно не применяя магию, как это делают эстеты, – не получилось, теперь в ход пойдёт всё, после того, как охотники натешатся нашим бегством.
Мы бежали… Потому что хотелось, чтобы схватка прошла на относительно равных условиях, а не с магическим перевесом противника из созвездия, входящего в зодиакальный круг. Как бы ни были сильны их обереги, и они не смогут притянуть достаточно магии, когда мы попадём на окраину миров.
На непонятно уже каком по счёту проходе междумирья поток магии практически иссяк, и мы просто обрушились в очередной мир, потому что кони потеряли воздушную опору под ногами.
В этом мире царили предночные сумерки полнолунья…
Громадная яркая луна светила над покрытыми жесткой травой холмами. Она не успела ещё подняться высоко. Холмы оглаживал ладонью степной ветер.
Вершина округлого холма стала посадочной площадкой.
Надо было немедленно убираться из этого места, – Тауриды появятся здесь же, след в след. Но теперь мы равны хотя бы в одном, – они тоже не смогут мчаться по воздуху. Будем биться на земле, как в старое доброе время, когда никто знать не знал, какие богатства таят тавлейские болота.
Вал, выложенный из каменных плит, и неглубокий ров опоясывали макушку холма. Это не было защитным укреплением – слишком невысокий вал для такого склона, он никак не мог служить препятствием для атакующих снизу. Вершина прекрасно простреливалась, укрыться было негде. В кольце рва было четыре прохода, ориентированных по сторонам света.
Остатки нашей магии в этом мире действовали странно: я явственно видела, что в проходах, под нетолстым слоем земли захоронены юноши. Без вещей, без оружия – лишь кресала на поясах, да небольшие ножички. Не то стражи, не то проводники.
И подумалось, что, скорее всего, по верованиям этого мира, вершина холма – священное место, где небо сходится с землею, и лишь посвященные могут здесь находиться, общаться с богами. Наверное, так оно и есть, – иначе бы мы прорвались в этот мир в другом месте.
Через южный проход мы покинули вершину, охраняемую давно умолкшими.
Копыта коней давили степную полынь и чабрец. Запахи трав подхватывал ветер, вплетал в свои плети, разносил по округе.
Мы спустились в долину и понеслись навстречу сияющей луне. Надо было найти воду, напоить коней.
Я вдыхала терпкий ветер и чувствовала, как воздух этого мира, сухой, настоянный на пахучих травах, будит что-то внутри. Точнее, что откликается, почувствовав запах ветра.
В долине меж холмов паслись кони. Таких больших табунов мне видеть не доводилось. Когда луна светит в глаза, разглядеть что-то сложно, но всё равно было заметно, что кони были невысоки ростом, упитанны, с мохнатыми гривами и хвостами до самой земли.
Мы миновали пасущихся коней. Выход из этой долины, плавно перетекающей в следующую, ограничивали, будто охраняли, два холма. С правой стороны – округлый ровный холм, с левой – холм двойной, с двумя вершинами.
Острые камни торчали на вершине двойного холма, словно он ощетинил свой загривок. На мгновение громадная луна насадилась на эти острые камни, как на пики.
Мы миновали горло долины и вынеслись в другую. Здесь по левую руку пошла цепь холмов, покрытых лесом. Языки леса выплёскивались на равнину.
– Там вода! – указал в сторону заросших склонов Кирон.
Теперь луна светила в правую щёку. Пересвистывались, готовясь залечь на ночь в норки, любопытные сурки.
Странное дело, магии, чтобы поднять наших скакунов в воздух не осталось, но ощущение полёта не проходило. Может быть, виною всему был ветер…
Чем ближе к склонам, тем явственней пахло водой. Воздух стал не таким сухим, не таким пряным, приобрёл мягкость.
Наконец мы доехали до речки, промывшей себе неглубокое русло в каменистой почве. Кони, почувствовав воду, просто обезумели. Им без магии приходилось ещё труднее, чем нам.
Спешившись, мы дали напиться коням, глотали холодную воду сами, зачёрпывая её ладонями, позабыв обо всех правилах приличия, обуреваемые одним лишь желанием утолить жажду.
Чтобы не замочить подол, мне пришлось подобрать юбки повыше. Тугой шелк стального цвета переливался в лучах луны. Не самый подходящий наряд для дичи, загоняемой охотниками. Бурые пятна крови безнадежно испортят серый шелк.
Трепетала на плече ажурными крылышками Помнящая, чутко чувствующая степной ветер. Почему на охоту отправилась эта бабочка, этот оберег? Неужели предупреждала меня, чтобы помнила, что Тауриды обид не прощают… Не знаю. Скоро помнить будет некому.
Когда кони напились, мы верхом преодлели неглубокую речку, направили коней по воде вдоль правого берега.
– Может быть, наш след затеряется среди следов табуна? – спросила я у Таку.
– Нет, вряд ли. Как подранок тянет кровяной след, так и мы – магический. Просто у нас есть небольшое временное преимущество. Можем выбрать красивое место, где геройски падём, не каждому так повезёт, – невесело пошутил Таку.
– Давайте пройдём чуть дальше по течению, – предложил Агней. – Там, похоже, кусты. И туман поднимается. Туман нам на руку.
Мы ехали по воде, пока русло не стало глубже, а берега выше. Выбрались на берег, спешились в роще.
– Я их ещё не чувствую, – прислушался к себе Кирон. – Они где-то на подходе к этому миру.
Держа Инея под уздцы, я долго стояла на берегу, принюхиваясь к запахам, доносимым с холмов. Что-то тревожило меня, аромат трав иголочками покалывал внутри, на это покалывание отзывалось нечто, словно просыпалось.
Луна заливала светом холмы. В этом мире неба было больше, чем земли. И у меня крепло чувство, что я здесь уже была. Но меня здесь не было. Никого из нас здесь не было. Это очень далекий от Тавлеи уголок.
Иней тревожился.
Погоня была совсем рядом. Ещё чуть-чуть – и копыта их коней взроют землю на том же холме.
Впадина реки была заполнена туманом. Нагретая за день холмистая степь быстро остывала, ночи здесь, наверное, холодные даже летом, а уж осенью…
Вода манила меня неотступно. Громко шептала, что если помедлю, – будет поздно. И добавляла ещё что-то, совсем тихо, на высоком берегу я не могла это расслышать.
– Ждите меня здесь, – бросила я и, не слушая ответа, повела коня обратно к воде.
Иней недовольно всхрапывал, но шёл.
Мы спустились в туман к шепчущей воде. Утонули в нём.
Вода сказала, что мне надо на тот берег. А одежду нужно оставить на этом. Иначе не вернусь. И быстрее, быстрее, ещё немного и – поздно! Я пересадила Помнящую с плеча на волосы, расстегнула пуговки амазонки, серый шелк лег на темно-серые холодные камни. Соскользнула вниз юбка. Река торопила.
Вода оказалась ледяной. Такой ледяной, что обжигала кипятком. Скользя на подводных камнях, я шла, наполовину в воде, наполовину в тумане, к тому берегу, чувствуя, как рядом осторожно выбирает место для следующего шага Иней.
И поняла, что меняюсь. Меня словно кто-то мягко, но властно, вытолкнул из моего тела, и само тело стало меняться, а я могла лишь наблюдать за этим со стороны.
Нет-нет, никакого оборотничества здесь не было, чужие черты не проступали в моем облике. Нет же, это всегда было со мной, было во мне. Кожа стала смуглее. Уменьшился нос, лицо приобрело иные пропорции, четче выступили твердые скулы. Губы стали полнее. Глаза почти не изменились, но раскосина заиграла острей. Ушла приглушённая зелень тавлейских болот, они стали тёмными, почти чёрными. На смену мягким каштановым локонам появились жесткие пряди иссиня-черного цвета длиною ниже поясницы, тугие, как конская грива, непокорные, как степная трава. Концы их намокли в холодной воде.