Петра тем временем готовила простой ужин из равиолей и мяса. Она купила десерт в La París, нашей любимой кондитерской неподалеку, и позвала меня и я пошла на кухню и Петра спросила не против ли я пригласить Качо. Я сказала что не против но только в этот раз, потому что достаточно уже и тех приглашений что мы получаем от этого сеньора. Петра поняла меня. Потом мы еще серьезно поговорим.
Петра пригласила молчавшего, теперь, Качо или Кармело, который принял приглашение. Я заметила как он обрадовался и попросил разрешения купить вина или шампанского? я сказала что мы не пьем хотя Петра выглядела разочарованно она-то как раз пила, но он настоял потому что запах равиолей пробуждал в его итальянской душе желание опрокинуть парочку стаканчиков и я не нашлась что возразить и сказала Петре ты пьешь безалкогольные напитки и никогда не споришь с тем что я решаю и я знаю почему это делаю и она согласилась.
Мы приступили к ужину и Кармело принялся восхвалять равиоли про которые Петра сказала что сделала их с начинкой из зелени и томатный соус тоже был ее авторства но я знала что в мусорке лежит упаковка из-под купленных равиолей и коробочка из-под томатного соуса и я почувствовала что эта карлица что-то замышляла ведь ее коварство превосходило ее на несколько метров, и Кармело взял с хлебной тарелки хлеб и макая его в соус превозносил вкус который напомнил ему соус его итальянской mamma, потому что они Искрипламини были сицилийцами и очень любили пасту, и он с жадностью поглощал лживое коронное блюдо Петры которая не подозревала как опасно может быть врать сицилийцу, пусть даже о пасте. После когда трапеза закончится мы проясним несколько темных мест. Читатели оценят мои успехи в письме хотя я все еще не справляюсь с пунктуацией но обещаю исправить проблемы с пунктуацией и вам придется извинить меня но все сразу невозможно а я и так за недолгий срок преодолела марафонскую дистанцию. Думаю я образованна. Стану еще более образованной если моя слабосильная натура позволит.
Пришлось к слову включить радио и послушать новости и Кармело спросил нет ли у нас телевизора, и нет, у нас его не было, но нет, пусть он даже не думает а почему бы и нет? спросила Петра и хватит уже сказала я серьезно.
Телевизор не поместился бы потому что мой стол и картины занимали много места и свободного места едва хватало на две кроватки одну мою и другую Петры и на стулья со столом за которым мы иногда ели хотя я предпочитала есть в баре а Петра не знаю где. Телевизор это тиран который держал бы Петру перед экраном без дела а мне нужно было готовиться к занятиям и писать картины. У нас он не поместится, настаивала я, объяснив все это и больше об этом не говорили.
Мы немного послушали радио и Кармело, довольный, откланялся. Я наблюдала за Петрой. Мне совершенно не хотелось наживать проблемы.
Я сказала Петре что нам нужно серьезно поговорить о, и я не побоялась произнести это имя, Качо-Кармело Искрипламини, потому что об этом мы бы говорили со всеми точками и запятыми которые мне нужно научиться ставить в правильных местах. Тем временем можно было бы выпить вместе капучино, по-дружески. Петра что-то стала зазнаваться и это мне не понравилось.
Петра, сказала я ей, сеньор Качо-Кармело Искрипламини уже завершил сделку купли-продажи квартиры и я больше не хочу водить с ним дружбу потому что ничего не знаю о жизни сеньора Качо-Кармело Искрипламини и прежде чем все зайдет слишком далеко, я надеюсь показать ему что целью нашего сближения была покупка квартиры и чтобы он не смел предлагать дорогие подарки потому что мы девушки работящие из тех что зарабатывают на жизнь в поте лица и всех других частей которые могут потеть ты понимаешь о чем я… Не подумай Петра что я забыла на какие зверства ты способна и я тебя не осуждаю но сеньор этот итальянец с острова Сицилия и с такими людьми не шутят потому что хоть они и просто душки но если ты в чем-то их подведешь забудь о том чтобы увидеть живьем следующий за твоим надувательством день, а теперь объясни мне почему ты соврала про равиоли и томатный соус… ты кокетничаешь с этим сеньором а это опасно… я знаю что говорю и я больше не буду вытаскивать тебя из беды ты знаешь что я хочу сказать, а сеньор придет за портретом на будущей неделе и я ему его подарю чтобы избавиться от груза благодарности если он есть.
Миниатюрная фигурка Петры сдулась и она заплакала. И я сказала ей что мы еще никогда так спокойно как теперь не жили и хорошо бы это сохранить, но так как я не имею привычки приказывать ближнему своему потому что моя натура совсем не деспотична если у нее имеются другие перспективы и она хочет отделиться от моего образа жизни то пусть сейчас же об этом и объявит.
Петра принимает решение
Мы легли спать и я сразу услышала похрапывание Петры и поняла что от моего предложения по ужесточению дисциплины ей ни жарко, ни холодно.
Лежа на подушке в полумраке в который просачивался сквозь окно лунный свет я смотрела на малютку в женской оболочке тем не менее из-за нее я не могла спать а мне нужна вся ночь чтобы отдохнуть так же как весь день чтобы работать.
У Петры не было предрассудков а может она была просто неспособна понять какими омерзительными были ее дела с представителями мужского пола ставя свою так называемую работу наравне с моими работами хотя и плохо оплачиваемую из-за прихотей ее клиентов и ударов и укусов и засосов на шее которые помогали ей найти новых клиентов осведомленных о сущности ее проделок потому что отметины на шее которые она не могла закрыть ни косметикой ни платочками или шарфами обнажали всю безнравственность, всю неприглядную реальность ее существования и жестокость людей с которыми она якшалась и несчастная скатывалась с каждой неделей все ниже и ниже после самых бурных и хорошо оплачиваемых встреч. Я никак не могла понять куда отнести этот обломок раболепной человечинки, раньше мне все было ясно, но теперь когда приложив усилия я подчиняла себе письменную речь и заканчивала последний курс в институте а вдобавок еще и сумела благодаря качеству моих картин замещать преподавателей у младших курсов с блестящими результатами. Куда отнести это жалкое мышиное подобие человека которому я всегда помогала и которое было тесно связано с моей не вполне нормальной сущностью, которого я спасла от тюрьмы но никогда не пыталась спасти от греховных ласк и лап женатых стариков и отсталых холостяков и кто его знает кого еще… много или мало я сделала для Петры? Я бы никогда этого не узнала. Я никогда этого не узнаю.
Вдруг среди этой белой от просочившегося лунного света ночи я заметила что глазки этого человекоподобного мышонка глядели на меня и я попыталась притвориться спящей но она объявила что знает о чем я думаю и что сей же час если бы я попросила она собрала бы свои пожитки и исчезла бы и чтобы я не беспокоилась, она перебралась бы к своим родителям, к тете Инграсии и дяде Даниелито, пусть даже худшее из жестоких происшествий перепрыгнет через разделительную ограду и перелезет по другой стороне этой ограды а душа Карины будет упрекать ее неизвестно в каких ужасах, так что одно мое слово определит ее будущее и я сказала ей чтобы она засыпала а мне не спалось и я решила закончить портрет Качо-Кармело, и она обняла подушку и тут же снова захрапела, такое хрупкое сознание с таким восприимчивым подсознанием.
Но в моем случае дело обстояло иначе и пока я мыла кисточки при свете моей лампы в темноте сошедшей ночи я строила предположения о том что предложить Петре. Потому что мои старшенькие студенты должны были прийти ко мне в квартиру-ателье и юноши, надеюсь что нет, но это возможно могли узнать Петру сами знаете почему.
А Петру ни с кем не спутать.
Утро уже вступало в свои права когда я закончила портрет. Качо-Кармело вышел гораздо лучше настоящего. Я особенно ярко выделила перстень на мизинце потому что он меня попросил и бриллиант на его грубой руке контадино[23] прямо сверкал. Петра проснулась и принялась готовить кофе и рогалики к завтраку. Я обратила внимание, что лицо малышки постарело, хотя может это все мое воображение.
Она начала разговор. И сказала мне что ей есть куда пойти если в квартирке она мешается под ногами и я поспешила возразить что вовсе она не мешается и что она вложила определенную сумму, которую в случае если она решится, я верну потому что покупку практически полностью оплатила я и что все было заверено у нотариуса во избежание недоразумений, но я не буду решать уйти ей или остаться залатав некоторые прорехи предрассудков что, она должна понять, будет лучше для нас обеих. Петра была гораздо бодрее чем я предполагала и прихлебывая свой кофе призналась что если бы она ушла она скучала бы по мне, ведь никто никогда не помогал ей так как я.
Что же касается ее профессии, древнейшей в мире, она ее уже весьма утомила и теперь она боялась модных болезней и предпочла бы остаться в моей квартирке, но чтобы я вернула ей тот крохотный капитальчик что значит небольшую сумму чтобы квартирка была в моей личной собственности что мне показалось справедливым и я согласилась провести соответствующую операцию у нотариуса. Мы пошли туда в тот же день а потом я вернулась к моим занятиям и многочисленным делам связанным с моей специальностью и она наверное тоже и мы снова увиделись только вечером за скромным ужином в баре. Там она смиренно спросила может ли она спать в моей квартирке или у нее больше нет на это права и тогда она пойдет к своим родителям, и я сказала что она все еще у меня работает и что я подниму ее зарплату с пятидесяти до ста. Она так обрадовалась что у нее даже слезы брызнули из глаз.
Мы слишком многое оставили за скобками потому что нам обеим нужно было прояснить некоторые детали и сгладить углы.
Вдруг мы чуть не заговорили одновременно и я дала Петре сказать первой. Она предупредила что в долгу передо мной потому что не довела до моего сведения кое-что, что попозже придут довести до моего сведения тетя Инграсия и дядя Даниелито, то есть ее родители и мои тетя с дядей.