Макс: Если хочешь знать, мой дедушка моей бабушке и после пятидесяти лет совместной жизни говорил «вы».
Надежда: Как-то это странно.
Макс: Да. Это было когда-то. Когда еще сохранялся хоть какой-то порядок.
Надежда: А у твоего деда была машина?
Макс: Конечно, была. Еще до войны. И машина была, и шофер.
Надежда: Значит, в машине твой дед обращался к твоей бабушке на «вы», когда предлагал…
Максим перебивает ее прежде, чем она успевает закончить. Надежда смеется.
Макс: Хватит. Прекрати, пожалуйста.
Надежда: Я же шучу.
Макс: А мне, представь себе, не смешно.
Надежда: Ладно. Не злись.
Макс: Мы — это другой мир, девочка.
Надежда вдруг становится грустной. Кладет вилку, отодвигает от себя тарелку.
Надежда: Я знаю! Знаю. Хочешь, чтобы мы ушли?
Максу становится как-то жаль ее.
Макс: Я этого не говорил. Я хотел сказать, что мы — другое поколение. Я на пятнадцать лет старше тебя…
Надежда: На двадцать.
Макс: На двадцать. Хорошо, на двадцать… Тебе и это известно?
Надежда: Так написано в Интернете.
Макс: В Интернете все есть.
Надежда: Ты на самом деле отлично выглядишь. Я бы на твоем месте вообще отказалась от косметики.
Макс: Дело не в возрасте. Это вопрос профессионализма. Я, как бы это сказать, лицо телевидения. Те немногие люди, которые смотрят мою программу, ждут от меня и определенного имиджа!
Надежда: Ну, если их немного, чего ты беспокоишься?
Макс: Что ты имеешь в виду? Мою программу смотрит один миллион восемьсот тысяч человек. Каждую неделю.
Надежда: А, да?
Макс: Это, по-твоему, мало?
Надежда: Для меня нет, для тебя да. Это же так сказал.
Макс: Я сказал это с иронией. Думаю, тебе известно, кто я такой?
Надежда просто смотрит на него, а Макс просто не знает, с чего начать.
Макс: Я… я — лицо телевизионной журналистики. Я даже могу повлиять на то, чтобы переизбрали председателя правительства, например. Если захочу. Мне это под силу, понимаешь?
Надежда: Ладно. Теперь понимаю. Я не смотрю телевизор. А зачем тебе его переизбирать? Он что, не справляется?
Макс: Да не в нем дело, не о нем речь… А ты вообще знаешь, кто председатель правительства?
Надежда пожимает плечами.
Макс: Я привожу его, как пример. Пример того, на сколько велика сила телевидения, где ты, кстати, работаешь.
Надежда: Я просто гримирую.
Макс: Ну, хорошо, сейчас гримируешь. Это только начало. Потом можно продвигаться вперед. Если тебя кто-нибудь порекомендует. Если тебя заметят. Ты бы могла… читать новости, например.
Надежда: Читать новости? Это для этих-то дураков?
Макс: А гримировать — это для умных?
Надежда ничего не отвечает.
Макс: У тебя ведь есть какие-нибудь амбиции?
Надежда: Есть. Я бы хотела… заботиться о ком-нибудь.
Макс: А, вот как? Ты бы хотела выйти замуж?
Надежда: Да нет. Я уже старая для этого.
Макс смеется. Искренно.
Макс: Старая? Ты старая?
Надежда: Девушка-бабушка.
Макс: Кто тебе это сказал?! Ах, да, да, беру вопрос обратно, я знаю! Бабушка?..
Надежда: Никто мне ничего не говорил. Просто я так себя чувствую. Старой.
Макс смеется. Берет Надежду за руку.
Макс: Моя дорогая, если ты себя чувствуешь старой, то, что тогда мне говорить?
Макс смотрит на Надежду с какой-то нежностью, которую не может объяснить. Если упростить, то эта разница в возрасте дает ему какую-то потребность ее защитить.
Надежда: Макс, знаешь что… Мне нравится, когда ты говоришь мне «дорогая».
Макс как только это слышит, становится нежным. Одна слезинка, то ли от смеха, то ли от переизбытка эмоций, течет у него по левой щеке.
Макс: Дорогая.
Макс вытирает глаза. Надежда смотрит на него почти влюбленным взглядом. Потом говорит.
Надежда: У тебя грим потек.
Надежда окунает край салфетки в стакан с водой. Вытирает Максу лицо.
Макс: Я забыл его смыть… Ладно. Хватит.
Надежда: Еще здесь чуть-чуть осталось…
Макс берет руку Надежды. Отстраняет ее.
Макс: Я же сказал, хватит.
Теперь снова никто не улыбается. Снова становится как-то напряженно. Макс смотрит куда-то вдаль, пытается позвать официанта.
Макс: Три официанта на столько столов. И еще один из официантов слепой! Просто невозможно до них докричаться. Если увидишь, позови его. Я хочу расплатиться.
Надежда оборачивается. Смотрит вокруг себя.
Макс: Не торопись. Только если его увидишь…
Надежда: Я не вижу официанта, но вон тот человек все время на тебя смотрит.
Макс оборачивается. Отпивает глоток вина. Становится каким-то важным.
Макс: На меня все смотрят.
Надежда: Этот постоянно смотрит.
Макс: Я предполагаю.
Надежда: Обернись. Может, ты его знаешь.
Макс: Меня он не интересует.
Но все же Макс оборачивается.
Макс: А, этот.
Макс поднимает брови и кивает кому-то там головой. И как обычно в таких случаях, поднимает бокал. С усмешкой, но сквозь зубы говорит Надежде.
Макс: Доносчик.
Надежда: Этот?
Макс: Работает на полицию. Засранец.
Надежда: А почему ты за него поднимаешь бокал, если он засранец?
Макс: Я и сам себя об этом спрашиваю.
Надежда: Потому что он родственник твоей жены?
Макс: Откуда ты знаешь?
Надежда: Он сейчас это сказал этому, который сидит рядом с ним.
Макс с удивленным видом оборачивается. Смотрит на соседа родственника своей жены.
Надежда: Это было не громко. Он сказал это только ему.
Надежда поясняет.
Надежда: Я умею читать по губам.
Макс: На самом деле?
Надежда кивает головой.
Надежда: И про твою жену я тоже знаю.
Макс: Об этом тоже пишут в Интернете?
Этот выход в ресторан становится похож на наказание.
Надежда: Мне все равно. Это касается только тебя.
Оба замолкают.
Макс: Ты действительно можешь читать по губам?
Надежда довольно кивает головой.
Надежда: Это не так уж и трудно.
Макс: Ну вот, видишь, еще кое-что умеешь. Не только гримировать.
Надежда: Хочешь, я расскажу тебе, о чем они говорят?
К Максу понемногу возвращается энтузиазм.
Макс: Почему бы и нет. Давай!
Надежда смотрит в сторону полицейского засранца. Немного сосредотачивается, потом снова смотрит.
Надежда: Завтра они собираются взять начальника почты. Из-за сокрытия налогов.
Макс: Ты меня разыгрываешь?
Надежда: Нисколько. Это засранец этот сказал.
Максим оборачивается. Смотрит на доносчика.
Макс: Ты уверена?
Надежда: Он только что это сказал. Я видела.
Макс достает мобильный телефон из кармана пиджака. Набирает какой-то номер и, довольный собой, ждет соединения.
Макс: Надежда, ты опасный человек. Правда. Давай-ка, подсмотри еще что-нибудь.
Макс говорит по телефону.
Макс: Алло, это я. Слушай, проверь-ка мне…
Затемнение
Холл какого-то большого и серьезного учреждения. Мраморные колонны, облицованные мрамором стены, мраморный пол, мрамор при входе. А где-то там за горизонтом нашего зрения множество больших дверей. Везде двери, которые с трудом открываются и тяжело закрываются. Милисав Симич, ветхий старик, худой и высокий, в мокром плаще, сидит на одном из деревянных стульев и, держа подмышкой портфель, мнет его. Возле него нервно прохаживается Милан, бывший его студент, а сейчас постоянный шофер своего отца. Потому что то, что он окончил школу, совсем не значит, что он чему-то научился. Симич, свернулся на стуле, вжался в собственный скелет. От его метра девяносто осталась ровно половина. Милан ходит и говорит, ходит и говорит.
Милан: Мой отец играет в лото. Уже тридцать пять лет, каждый день. Тридцать пять лет каждый день мой отец просыпается каждое утро первый, первый умывается, первый бреется, варит кофе, закуривает трубку и садится за кухонный стол. И тогда начинает: раскладывает числа, развивает системы, сравнивает, предсказывает, ищет дебютную комбинацию. Мой отец уже тридцать пять лет каждый день своей жизни пробует чем-то овладеть.
Где-то, в конце какого-то коридора, медленно со скрипом открываются какие-то двери. Милисав Симич встает, но не делает ни единого шага. Остается стоять здесь, возле своего стула, как какой-то испуганный пес, и слушает. Он прислушивается к стуку мужских шагов по мрамору. Шаги приближаются, потом удаляются. Двери с шумом закрываются.
Милан: Это еще не он.
Симич разочарованно садится. Милан делает паузу. Мы думаем, что он уже совсем замолчал, но он продолжает.
Милан: Мой отец каждое утро, уже тридцать пять лет, берет какое-нибудь важное число и вокруг него развивает целую систему. Он ставит на даты, на дни рождения, на юбилеи великих и малых сражений, на даты террористических актов, государственных катаклизмов, неизвестных войн. Он играет на номера букв в именах известных людей, исторических личностей или родственников, друзей, знакомых, королей, соседей, писателей, всех своих предков.