Надежда: Бабушка! Ба-буш-ка!
Тишина. Надежда подпрыгивает, стараясь заглянуть в окно.
Надежда: Бабушка, это я! Это я!
Тишина. Надежда отходит от окна, направляется к входу. Снова слышится голос. Надежда улыбается, кричит.
Надежда: Ба-буш-каааа! Я пришла!
Но бабушка снова не отзывается. Надежда хочет войти внутрь, но дверь закрыта. Она смотрит вокруг, но не видит ни кнопки звонка, ни домофона. Даже нет никакого кольца. Поэтому она стучит кулаком.
Надежда: Бабушка! Бабушка! Это я, открой!
Тишина. Надежда сильно стучит рукой, потом обеими ладонями. Все это время она кричит.
Надежда: Открой! Слышишь? Открой!!!
Тишина. Надежда успокаивается, задумывается. Прислушивается. Голоса снова не слышно. В этот момент появляется г-жа Петрович, пожилая женщина. Видно, что она следит за собой. На голове парик, брови подведены карандашом каким-то необычным способом, что делает выражение ее лица немного удивленным. Она тянет за собой огромный чемодан, двигается очень быстро и собранно, потому что чемодан тяжелый и в любой момент может перевернуться. Чемодан падает, она с большим трудом ставит его. Останавливается перед домом, смотрит на лестницу.
Надежда: О, отлично. У вас есть ключ?
г-жа Петрович: Нет. А у вас?
Надежда: И у меня нет. Поэтому я вас и спрашиваю.
г-жа Петрович: А-а.
Г-жа Петрович смотрит вокруг.
г-жа Петрович: Извините, вы могли бы помочь мне с чемоданом?
Надежда: А что вы хотите? Внутрь вы все равно попасть не сможете.
г-жа Петрович: Почему?
Надежда: Так я же вам говорю, что закрыто.
Г-жа Петрович смотрит с недоверием, хотя и сама не понимает, почему. Затем заключает.
г-жа Петрович: Ах, вот оно что.
Г-жа Петрович задумывается.
г-жа Петрович: Я приехала к дочери. Она живет здесь, на втором этаже. Жанна Петрович, доктор Жанна Петрович. Вы ее знаете?
Надежда: Нет. Я не живу здесь.
г-жа Петрович: А-а.
Но она ничего не понимает.
Надежда: Здесь живет моя бабушка. Я к ней пришла.
г-жа Петрович: А, понятно.
Г-жа Петрович из тех женщин, которые быстро принимают решение, чтобы что-нибудь ответить.
г-жа Петрович: Так, может, она нам откроет?
Надежда: Не откроет. Она меня не слышит.
г-жа Петрович: А-а. А она здесь живет?
У Надежды больше не хватает терпения, чтобы разговаривать с кем-нибудь, кто старше тридцати. Да и кто помоложе.
Надежда: Да. Она живет здесь. Я пришла сюда, потому что она живет здесь.
Г-жа Петрович кивает головой. Она интересуется дальше.
г-жа Петрович: На первом этаже?
Надежда: Да.
г-жа Петрович: А-а. А кто живет рядом?
Надежда: Понятия не имею. Я вообще не понимаю, о чем вы меня спрашиваете?
г-жа Петрович: Я имею в виду, кто живет над ней?
Надежда: Я понимаю вопрос, но ответить не могу. И не понимаю, почему вы меня об этом спрашиваете. Правда, не понимаю.
Гжа Петрович: Ладно, не злитесь.
Ситуация следующая: для Надежды эта женщина слишком быстрая. Потом, она нервичает, что не может докричаться до бабушки, что стоит теперь перед закрытой дверью, теперь, когда она, наконец, решила ее навестить. Кроме того, она до сих пор находится под впечатлением от инцидента с Симичем. Она все еще чувствует его влажное дыхание, хотя после всего этого, она уже много раз умывалась. Поэтому она так неучтиво ведет себя с этой пожилой женщиной. Надежда бессознательно, кто знает, уже в который раз, вытирает лицо и думает, как она может открыть окно и влезть через него.
г-жа Петрович: А почему же вы не знаете, кто живет над вашей бабушкой?
Надежда раздраженно смотрит на женщину.
Надежда: А вам-то какое дело?!
Г-жа Петрович замолкает, и ее молчание говорит больше, нежели просто: «Я прекрасно знаю, какая ты!»
Надежда: А потом, где ваша дочь? Что же она вас не ждет? И как вы думаете войти, если у вас нет ключа?
г-жа Петрович: Моя дочь работает.
Надежда: И я работаю.
г-жа Петрович: Она врач. Хирург.
Надежда: Да ладно.
г-жа Петрович: Доктор Жанна Петрович.
Вам знаком такой тон, которым говорит госпожа Петрович, и который выводит Надежду из себя? Она не ругается, она не кричит, она даже не рассуждает. Она просто спокойным голосом напоминает об обстоятельствах, которые абсолютно не важны в этот момент, но против которых Надежда не может ничего сделать. Потому что она — не врач. Она гример на телевидении. И хотя это достойная работа, к которой она относится серьезно, и на деньги, которые она зарабатывает, живет скромно, но нормально, но в данный момент этого не достаточно. Больше всего на свете в этот момент Надежда хотела бы крикнуть: «А я старший врач, доктор Надежда Илич, зав. отделением и главврач больницы, в которой ваша дочь работает. И я сейчас ее отпущу с работы». Просто так, холодно и спокойно. Чтобы увидеть выражение лица этой противной женщины. А потом вдруг думает, а почему бы и не сказать? И говорит:
Надежда: А я старший врач, доктор Надежда Илич, зав. отделением и главврач больницы, в которой ваша дочь работает. И я сейчас ее отпущу с работы.
Госпожа Петрович вообще не меняется в лице. Только с тем же выражением удивления смотрит на надежду, которая ликует всего мгновение. Петрович без слов отмахивается от Надежды. Она не хочет иметь дела с ненормальной. Она ничего не говорит, делает пару шагов и смотрит вперед. Но Надежда — не дурочка. Она умная, потому что сейчас разыграла такую сцену. Ей становится неприятно.
Надежда: Не беспокойтесь, вашей дочери ничего не будет. Я… не главврач. Я там не работаю.
У госпожи Петрович не хватает такта.
г-жа Петрович: Это сразу видно.
Надежда: Не хорошо так говорить.
Петрович только пожимает плечами. Вот так стоят эти две женщины, каждая на своем конце жизни и лестницы, и смотрят друг на друга. Госпожа Петрович все-таки решает поднять свой огромный чемодан по крутым ступеням. Не понятно почему, но она так решила. И она начинает его поднимать.
Надежда: Ну, куда вы с этим чемоданом? Закрыто же.
г-жа Петрович: Все равно. Не стоять же ему так, посреди улицы.
Надежда: Какая разница?
г-жа Петрович: Пожалуйста, девушка, не надо больше испытывать мое терпение. Я пожилая женщина. Если хотите, помогите мне, если нет, оставьте меня в покое.
Надежда: Хорошо, подождите. Я помогу.
Надежда тянет чемодан, выбиваясь из сил.
Надежда: Что там у вас?.. Весь ваш гардероб?
Надежде, в конце концов, удается поднять чемодан по ступенькам к входу, к закрытому входу.
Надежда: Вот. И что теперь?
г-жа Петрович: Будем ждать.
Надежда: Чего ждать?
Г-жа Петрович теряет терпение. Выпаливает.
г-жа Петрович: Годо!
Надежда: Кого?
г-жа Петрович: Вы же, девушка, ничего не знаете. Сидите здесь, имейте терпение. Что-нибудь да произойдет.
И действительно что-то происходит. Из дома доносится слабый голосок. Поет бабушка Надежды. Надежда радуется.
Надежда: Слышите? Она здесь!
Надежда прислушивается.
г-жа Петрович: Что?
Надежда: Как «что»?
г-жа Петрович: Я ничего не слышу.
Надежда: Какой же вы сложный человек.
г-жа Петрович: Вы дерзкая и отвратительная.
Надежда: Я дерзкая? Но почему? Что такого страшного я сказала?
Г-жа Петрович смотрит на девушку с глубоким осуждением.
Надежда: И почему вы на меня так смотрите? Чем я вас так страшно обидела?
Г-жа Петрович обиженно отворачивает голову. Бабушка Надежды где-то в глубине квартиры снова начинает напевать. Надежда радуется, нервничает, кричит. Все в одно и то же время.
Надежда: Вот. Вот сейчас! Только не говорите, что не слышите!
Г-жа Петрович действительно ничего не слышит. Может, она немного глуховата, а может, и нечего слышать. Может, Надежда слышит то, что другие не могут слышать. А может, мы, благодаря ей, слышим то, чего вообще нет.
Надежда: Это моя бабушка! Это поет моя бабушка! Слышите?!
Надежда хватает г-жу Петрович за руку, трясет ее. Та пугается, уворачивается.
г-жа Петрович: Что с вами, девушка?!
Надежда ненормальным голосом зовет бабушку.
Надежда: Бабушка! Ба-буш-ка!!!
Пение опять прекращается. Надежда разочарована. А г-жа Петрович, как будто специально, говорит.
г-жа Петрович: Я ничего не слышу.
Да еще и добавляет.
г-жа Петрович: Там никого нет.
Надежда смотрит на эту женщину, стоящую перед ней, и все свое бешенство по отношению к старым людям, и из-за Симича, и из-за своей родной бабушки, которая ведет себя как дух, и из-за самой г-жи Петрович, она выражает так.
Надежда: Вы глупая, потому что старая. А поскольку вы старая, вы умрете.
Надежда уходит. Г-жа Петрович действительно старая, может, немного и глупая, и действительно умрет. Но не хорошо напоминать ей об этом. Поэтому она грустнеет.
г-жа Петрович: Как вам не стыдно!
И Надежде действительно становится стыдно. Она останавливается и не знает, что сказать. Она только смущенно процеживает.