На каждую овьюженную крышу
Наброшен розовый платок.
Сугробы - тесаные розвальни; -
К воротам за ночь нанесло...
Повисло, неподвижное к морозу,
Над кровлей сизое крыло.
Узорным ожерельем свесило
Огнистый иней на плетне...
Как звучен в улице, как буйно-весел
На солнце ранний скрип саней...
Один, закутан в клубы дымные,
Завод угрюм, сутул в плечах;
Но радостнее творческие гимны
В его размеренных речах!..
ВЕТЕР.
В. Александровский.
О, какой-же пройдоха расторопный
Этот ветер свистящий в уши,
Разворачивает снежные копна,
Ледяные постройки рушит.
От равнины земной до небесной
Винтовые лестницы крутит:
Видно - здесь ему скучно и тесно
Пролагать по снегам перепутьи.
Сосны сняли пуховые шапки
И закланялись в снежные ноги,
Он же, выхватив игол охапку;
Улетел хохоча без дороги...
- Слушай, путник! Охай, не охай,
Если слаб, - все равно задушит...
О, какой же беззаботный пройдоха
Этот ветер, свистящий в уши...
ОТРЫВОК.
Семен Родов.
Тучи, тучи словно соколы
Зоркой стаей стыли около,
Да в ночи пожары прядали
Под удушный запах падали,
Да с гуденьем, с воем, с посвистом
Смерть неслась в дожде покосистом,
Да глядел очами полыми
Город в яростное полымя.
стр. 10
НА ФРОНТ ТРУДА.
Мих. Герасимов.
Солнца изранили жилы
Сотни снежных пуль,
Но ты не застыло -
Бьется огненный пульс.
Солнце, довольно в постели
Под синей ватой спать!
Звонко кличут капели
Землю лучами копать.
От зимнего угара
Солнце на фронт Труда!
Ждет твоего удара
Льдов порыжевших руда.
Сверкай по придорожью
Рубанком золотым,
Развей с весенней дрожью
Опилок светлый дым.
Строгай поля и крыши,
Печаль с угрюмых лиц,
Взлетайте стружки выше
От солнечных ресниц.
В колодцах улиц узко
Размашистым рукам
И вздрагивает мускул
По снежным верстакам.
Теши тесины тела,
Сучки сухих сердец,
Чтоб жизнью закипело
Все под его резец.
Взрезай земную залежь,
Нарывы старых дум,
Пролей в лесные дали
Свой светлоструйный шум.
Сочись по жилам сила
Стволов и ковылей,
Сверкай, сияй светило
Над таинством полей!
И все, кто юн и молод,
Вздымайте сгоряча,
Свой раскаленный молот
На огненных плечах.
О солнце, выше взлеты,
Разбрызни лед литой!
О снеговые соты
Кувалдой золотой!
Чтоб творчеством одетый
Горел в глазах огонь,
Коловоротом света
Сверли людскую сонь!
Пролей лучей Ниагары
Солнце, на фронт Труда!
Ждет твоего удара
Живых сердец руда.
стр. 12
Мих. Герасимов.
МАРСЕЛЬ.
Морской ветер, с крепким запахом водорослей и тубероз, порывами налетал на Марсель. Он то хоронился где-то в морских пучинах, то внезапно и с разбегу бросался с необ'ятных водных полей на город, ощупывая тысячами влажных пальцев здания и людей, как-бы выбирая жертву; а по бесчисленным фонарям города пробегала нервная дрожь. Вот он обнял хрупкую фигурку девушки, прошептал что-то необычное, но невнятное в ее юбках, растрепал озорными пальцами пряди светлых неюжных волос под убогой исколотой шляпкой, и втолкнул ее в дверь.
Она вошла в Кафе Безумных Матросов, на улице Королевского Льва.
Пряный и терпкий запах абсента, ликеров и вин, гудение голосов, руготня матросов, шипение огромного никелированного кофейника, похожего на вертикальный цилиндр машины, дым от трубок с крепким алжирским табаком, примагниченный к потолку, все это остро и зло плеснуло в вошедшую девушку, минуту тому назад трепыхавшуюся птичкой в седых лапах морского осеннего ветра и искавшую уюта от него.
Не успела она присесть к мраморному столику с синими жилками, как над ней согнулась, на подобие якорного рога, высокая фигура матроса, с широкими раструбами штанов. Он стиснул ее пальцы рукою сучкастой и крепкой, как узел морских цепей.
- Думал, не придешь, Марсель, вон какой веселый зюд-вест разыгрался, - дружески сказал он.
- Если-бы он превратился в безумный самум Сахары, я и то была бы здесь, - возразила она коротко, но восторженно.
Она нервно достала пачку газет из-под кофточки на груди и передала ему.
Он развернул "Французского Коммуниста" и жадно, как голодный в хлеб, вонзился в строчки глазами, из'еденными солеными брызгами океанских ветров.
Марсель впитывала окружающее глазами, похожими на две большие капли морской воды, спокойными и созерцательными, как будто в них скрывалась вся таинственная глубина моря и вся величавость его.
Гудело продымленное кафе. Голоса мужские и женские, грубые и высокие переплетались и кружились, как неумолкающий гомон птиц и зверей в тропическом лесу. И было странно видеть здесь, что этот матрос, такой же грубый и бранный, как и все другие матросы любой страны, так жадно глотает букву
стр. 13
за буквой, небольшой и плохо отпечатанной газетки, чудесное и необычное откровение, несущее счастье всему человечеству.
Еще полгода тому назад он безумно и упоительно кружился здесь в пьяном вихре, где тела других матросов переплетались, качались на дымных нитях пряного тумана, как в морской зыби, слюняво, извергая неумолкающую брань самую отборную и бесстыдную, которая когда-либо слетала с языка. Они лезли гурьбой наверх по скрипучей лестнице, хрупко прогибающиеся ступени которой плакали и стонали под их шагами. Полдюжины продажных женщин переходили из об'ятья в об'ятие, выскальзывали из рук, как большие розовые рыбы.
Безумная оргия тел и абсента. И весеннее солнце юга, в волнах запахов пальм, лиан, олеандров и особого аромата африканских побережий, заглянув в венецианское окно, могло еще видеть чудовищное сплетение качающегося клубка тел в небольшой и тошной комнате.
Теперь Мартэн молча и жадно глотал ломти строк, хотя над ним и сейчас висела та же комната, так же плакали ступеньки, ведущие в нее, и нервно дрожали половицы наверху и внизу в этом Кафе Безумных Матросов, на улице Королевского Льва.
- Пора, Мартэн, пойдем, - сказала Марсель.
Он вскочил, как внезапно разбуженный, сунул газеты в карман.
Тюленем покачивался за стойкой толстый кабатчик-рантье, с атрофированными от бесконечных сидений ногами; на брюхе его лежал целый ряд толстых, золотых цепочек, как обручи на пивном боченке.
- А эти ваши? - спросила Марсель, кивнув на дюжину матросов под люстрой.
- Нет, они с "Французской Республики", - ответил он.
- С ними тоже нужно будет...
Захлопнувшаяся дверь перерубила фразу, а налетевший ветер скомкал и оборвал ее.
Они шли по изломанным уличкам, спускаясь к гавани. Ветер то соединял, то разлучал их.
Они свернули на гранитный мол, он лежал в волнах, как напряженная вытянутая рука с указующим перстом красного маяка в конце.
Впереди и вокруг было море. Оно колыхалось и могуче раскачивалось, как бы готовясь сбросить легионы белых волн, бегущих по его спине, и сотни военных судов, с орудиями смерти; оно напряглось, чтобы оборвать тысячи цепей, которыми люди приковали его к гранитным набережным.
Тут и там отсвечивали хребты валов, ныряющих в глубину с глухим фырканьем.
Марсель и Мартэн сели в шлюпку и скользнули в рычащую пасть моря и ночи.
Руки весел всплескивали, то уверенно и равномерно, то беспомощно, как утопающие. Шлюпка билась и трепыхалась, словно маленькое испуганное сердце в гигантских лапах косматых волн, а Марсель под брызгами зябко вздрагивала в ладони шлюпки.
Силуэты броненосцев чернели на фоне моря и ночи стальными глыбами скал, они вросли в море, и бури не качали их. Прожектор на сторожевом судне низвергал в пучины целые
стр. 14
колонны ослепительного света, или тонкой огненной рукой шарил, ощупывая седые волосы гребней.
Стальной колос надвигался черной и мрачной массой, как осколок какой-то иной ночи, более черной и мрачной, чем эта, где еще дрожали тут и там над городом и водой неугаснувшие огни, и звезды покачивались в южном небе на золотых нитях лучей своих.
Дредноут приближался, закрывая небо и испуганные глаза вздрагивающих светил.
Он притянул к себе шлюпку, как магнит пылинку металла.
Они поднялись по трапу. Ее каблуки выбивали дробь по стальной палубе. Они спустились в люк. За ними захлопнулась железная дверь, люк проглотил их...
---------------
- Товарищи, наступает час великих дерзаний для всемирного труда! - с под'емом начала Марсель.
- Солнце - красное знамя угнетенных и эксплуатируемых всходит теперь из Московского Кремля, где Совнарком, это - железное сердце Рабочей Диктатуры, где радио от него и от III-го боевого Интернационала, звенящими, молниевидными птицами восстаний, летят и летят над миром, реют с призывным клекотом над каждой страною, над каждым измученным сердцем...
- Ни блокада всех темных сил, ни голод, грызущий селения и города, ни полярный холод не могут убить творчески-солнечную душу Республики Советов...
- На снежных полях России, тут и там прорываются красные знамена, как фонтаны пламени из-под пепла снегов.