— Я начинаю думать, что отчаяние должно снедать каждого Джагута.
— Должно, — согласился Варандас. — Но не снедает, благодаря Владыке Ненависти.
— Кажется, он был причиной всего!
— Был, и в воздаяние взял наше отчаяние. Назвал это искуплением. Он несет бремя нашей ненависти и собственной тоже. Крепко ухватив наше отчаяние, он смеется в лицо, а мы ненавидим его еще сильнее.
— Не понимаю вас, Джагутов, — призналась Кория.
— Потому что ищешь сложности там, где их нет.
— Куда ушел От?
— Он на крыше башни.
— Почему?
— Следит за битвой в низине.
— Битвой? Какой битвой? Кто бьется?
— Мы точно не знаем. Трудно видеть сквозь дождь. Но на рассвете мы отведем тебя к Владыке Ненависти.
— Зачем? Ради очередного урока смирения?
— О, интересная мысль. Думаешь, это возможно?
Кория нахмурилась.
Молния сверкнула снова, на этот раз гром заставил содрогнуться почву под ее ногами. Кория слышала, как что-то сыплется в башне. Она промокла насквозь и хотела писать. — Как думаешь, сверху он что-то видит?
— Нет, конечно. Боюсь, я виноват — уболтал его бесполезными речами о новой серии кукол. Они радуют меня безмерно, видишь ли, и скоро я выпущу их искать собственный путь в жизни.
— Свои я заперла в ящике, — сообщила она.
— Ради чего?
Кория пожала плечами. — Может, чтобы сторожили детство.
Варандас хмыкнул: — Думаю, достойное задание. Отлично. Но, надеюсь, ненадолго? Все мы рано или поздно должны заслужить свободу.
Она подумала: возможно, стоящий рядом Джагут, создатель кукол, совсем свихнулся. — Так, — спросила она, — когда вы отпустите свои новые создания?
— Ну, — ответил он, — сначала они должны очнуться.
«Я была права. Он сумасшедший. Совершенно свихнулся».
— Кожа и плоть, кровь и кости, палки и сучки, замша и солома — лишь ловушки для блуждающей души. Искусство в тонкости капкана, но любая кукла временна. Мое мастерство, майхиб, в перемещении душ. Последние куклы отыщут редких крылатых обезьян, что обитают в старых расселинах южной пустыни. Я назвал эту серию Нахтами.
— А как вы назвали серию, что дали мне?
— Брев’недами. Боюсь, я сделал слишком много, особенно учитывая их недостатки. — Он помедлил. — Творение влечет риск, разумеется, но что сделано, то сделано. Этими словами можно оправдать любой идиотизм, любое зверство. Я вымолвил любимое изречение тиранов без иронии, а ты не впечатлена?
— Весьма. — Кория пошла за башню, подальше от глаз Джагута.
Прямо внизу одна из башен взорвалась, ослепив ее и заставив пошатнуться. Прижавшись к камням, она ощутила их дрожь. Варандас крикнул из двери: — Не заходи далеко, майхиб! Спор внизу всё яростнее.
Кория успела продрогнуть, но дождь вдруг стал теплым. Она присела опорожнить пузырь. Холм снова задрожал.
— Торопись, — сказал Варандас. — Спор все ближе.
— Страх делу не помогает! — возмутилась она.
Холм дрожал от тяжелых шагов великана.
Она вскочила и торопливо пробралась к двери.
От присоединился к Варандасу; Кория увидела, что он снова в доспехах и шлеме, держит топор в руках. Он блестел, словно намазался маслом. Массивная фигура карабкалась по склону прямиком к ним.
— Берегись! — заревел От.
Фигура остановилась, задрала голову.
Варандас крикнул так, чтобы его слышали сквозь дождь: — Здесь живу я и у меня гости. Но тебя я не зову по причине твоего возбужденного состояния. Уходи или увидишь, как капитан От выражает недовольство.
Великан оставался неподвижным и молчаливым.
Впрочем, не совсем безмолвным: Кория слышала плывущие вверх по склону вздохи и пыхтение.
— Тебя изгнали из долины, — продолжал Варандас, — ты в ранах и желаешь выплеснуть гнев. Тут много необитаемых башен, они вытерпят твой нрав с поэтическим равнодушием. Измени путь и вспомни уроки низины.
Существо побрело вбок по склону. Казалось, оно пользуется для ходьбы и ногами, и руками. Руки то и дело взметывались, пронзая землю и громом сотрясая долину. При каждом ударе башня шаталась, зловеще потрескивая.
Постепенно дождь размыл силуэт Азатеная, скрыл совсем — хотя затихающий топот слышался еще некоторое время.
Глянув на Ота, Кория увидела его опирающимся на секиру. Вода стекала с обода шлема, завесив лицо, лишь торчали клыки. Она подошла ближе.
— Одно ваше имя испугало великана, сокрушавшего кулаками башни, — сказала она.
Варандас хмыкнул. — Она обвиняет тебя, От, в излишней известности. Что скажешь в защиту?
— Великаншу, — проговорил тот.
— Замечательно, — отозвался Варандас. — Итак, учитель ответил. Я готов был бы продолжить судить ваш спор но, увы, я вымок. Пойду разожгу огонь в очаге…
— Внутри нет очага.
— Ох. Тогда придется выделить ему место. Тем временем советую поблагодарить учителя, отвратившего гнев Килмандарос. Да, я слышал — даже ее супруг Гриззин Фарл бежит от столь тяжкого нрава. Теперь понятно, почему. — Он ушел внутрь.
Кория сверкнула глазами на Ота. — Кто изгнал ее из низины?
— Поистине тебе нужно меня благодарить, — ответил тот. — И помни о моей смелости в последние дни. Дважды устоял я под опаснейшим напором женской ярости. — Он вскинул топор на плечо. — Что до вопроса… полагаю, скоро мы узнаем.
Нечто мелкое, лохматое метнулось из башни, зайцем скача по склону, и быстро пропало из вида.
— Что это было?
От вздохнул: — Варандас снова играется с куклами, верно?
Они скакали между брошенных башен — Драконус и Аратан позади. Почва стала неровной, равнины уступили место округлым холмам. Некоторое время спустя, когда башни стали многочисленными, Аратану подумалось, что они оказались в городе. Хотя тут не оказалось ни улиц, ни особого порядка в расположении зданий, было нетрудно вообразить тысячи Джагутов, слоняющихся меж башен.
Небо, тускло-серое, давило на головы. Они скакали под струйками начинающегося дождя. Вскоре дождь стал ливнем, ограничив сцену. Аратан почувствовал, что промокает (вода с легкостью проникала под доспехи), что продрог. Он едва различал отца впереди: выцветший, прежде черный плащ как туманное пятно, Каларас — вздыбившийся, не желающий приближаться камень. Земля стала предательски скользкой, Хеллар замедлилась до флегматичной трусцы.
Аратан боролся с желанием оторваться, потеряв отца из вида. Необычный город приглашал к исследованиям, хотя ливень обещал, что главные загадки останутся незримыми и, вероятно, непостижимыми. Казалось, еще миг, и он порвет привязь и отделится.
Драконус натянул удила перед одной из башен, спешился. Держа узду одной рукой, провел Калараса в зияющую дверь.
Аратан подъехал туда же. Соскользнул с Хеллар, намереваясь последовать за отцом в башню… но заколебался, ощутив поблизости какое-то присутствие. Уши кобылы прижались, слыша звуки справа — шлепанье тяжелых ног по грязи. Через миг показалась громадина: женщина выше и грузнее самого Гриззина Фарла. Руки ее выглядели слишком длинными, широкие ладони покрылись ссадинами. Длинные волосы свисали покрытыми грязью космами, словно она только что упала. Одета она была в драную, черную как смоль шкуру — тоже замазанную грязью. Подойдя, она покосилась на Аратана — он различил широкое плоское лицо, пухлые губы и глаза как щелочки меж опухших век.
Оружия при ней не было видно. Как не было и доспехов. Она подобралась ближе и протянула лапищу, схватила его за ремешок шлема и подтянула к себе. Поднявшись над землей, он пытался висеть так, чтобы видеть ее глаза. Затем он начал задыхаться; она опустила его и молча прошла в башню.
Аратан все еще ощущал жесткие костяшки пальцев на челюсти. Мышцы шеи и спины болели. Пошатнувшись, он отстегнул шлем, стащив с головы, потом снял и шапочку. Обрушившийся на макушку дождь казался ледяным. Отвернувшись, он озирал город, пока Хеллар не позвала его, мотнув головой.
Он взял поводья и повел кобылу внутрь.
Там было единственное помещение не меньше пятнадцати шагов в ширину. Каларас стоял у противоположной стены, рядом отец опустошал мешок с провизией. При появлении странной женщины Драконус повернулся и встал.
Она освобождалась от шкур в середине комнаты, сбрасывая их на камни пола. Оставшись нагой. — Из всего твоего отродья, Сюзерен, — сказала она тонким голосом, — в одном этом не чую безумия. — Подняла голову, метнув до странности застенчивый взор. — Надеюсь, остальных ты убил. Большой камень сокрушает черепа, потом ты отрываешь головы с тел. Рубишь на куски, бросая в зев самой жаркой печи. Чтобы осталась одна зола.
— Килмандарос, — произнес Драконус. — Далеко ты от дома.
Она хмыкнула: — Никто не наносит визитов. Давно. — Внимание ее обратилось на Аратана, который подвел своих лошадей. — Он пробужден?
— Нет, — сказал Драконус. — И да.
— Так ты не готовил его для меня.
— Килмандарос, на пути мы встретили твоего мужа.
— Полагаю, сына тоже. С тем зловредным дружком, что выполнил твою просьбу.
Драконус промолчал, повернув голову к сыну. — Аратан, приготовь нам костерок, когда закончишь с лошадьми. Слева у стены дрова.
Обеспокоенный, старающийся оторвать глаза от женской наготы Аратан положил шлем и занялся расседлыванием.
— Мы встретили и твою сестру по духу, если не по крови, — сказал Драконус.
Килмандарос издала свистящий звук. — Предоставляю ей жиреть на суевериях. Однажды Форулканы ощутят голод по землям Бегущих-за-Псами и мы возобновим войну. Или окончим.
— Сделаешь последователей оружием?
— А какой еще от них прок, Сюзерен? Да и Форулканы мне не поклоняются. Сделали богом беспредельный закон, хотя своими руками без конца его подрывают. Рано или поздно, — продолжила она, вставая прямо перед Аратаном, — они предъявят права на все владения Бегущих, законодательно оправдав геноцид.
— Глупо, — заявил Драконус. — Мне сказали, среди Бегущих ныне ходят Джагуты, воздвигая троны богоподобия и тирании. Мало Форулканы претерпели унижений от Тисте, чтобы бросать вызов Бегущим-за-Псами и Джагутам?