Владыка Хастовой Кузницы застыл, угловатые черты лица, казалось, заострились еще более. Он не сводил взора с Келлараса. Затем сказал спокойным тоном: — Говорят, что скипетр, изготовленный мною для Матери Тьмы, наделен ныне частью души самого Куральд Галайна. Она напитала его волшебством. Взяла чистое, но простое железо, и сделала… противоестественным.
— Лорд, я мало что знаю.
— Он теперь вмещает Тьму, и суть этого мало кто из нас понимает. Я даже сомневаюсь, что сама Мать полностью знает, что сделала.
Направление разговора вселило в Келлараса тревогу. Хенаральд хмыкнул: — Я изрыгаю богохульства?
— Надеюсь что нет, лорд.
— Однако сегодня нужно внимательно вслушиваться в то, что мы говорим. Похоже, капитан, сила ее растет, а вот терпимость уменьшается. Словно два магнита отталкивают один другой. Неужели сила не дает неуязвимости? Неужели власть не укрепляет доспехов, неужели власть не приносит уверенности? Возможно ли, что наделенные величайшей властью познают величайший страх?
— Лорд, я не могу сказать.
— И разве самые бессильные не страдают от такого же страха? Что же власть дает своему владельцу? Наверное, средства противостоять страху. Но, кажется, это не работает — по крайней мере, недолго. Нужно заключить, что власть есть бессмысленная иллюзия.
— Лорд, Форулканы стремились расширить свою власть на Тисте. Преуспей они, мы были бы порабощены или убиты. Нет ничего иллюзорного во власти, и лишь силой легионов мы, в том числе Хасты, победили.
— Но победи Форулканы, что они получили бы? Владычество над рабами? Будем же честны, капитан. У Форулканов не было иного выбора, чем перебить нас. Снова спрашиваю: чего они добились бы? Триумф — одиночество, пустой звук, и на любые крики о славе небеса не отвечают.
— Мой господин желает меч.
— Чистое и простое железо.
— Именно так.
— Чтобы принять кровь Тьмы.
Брови капитана поднялись: — Лорд, ее волшебство не от Азатенаев.
— Неужели? Она питает в себе силу, но чем?
— Не кровью!
Хенаральд еще немного поглядел на Келлараса, потом снова уселся на тяжелое кресло с высокой спинкой. Допил из кубка и поставил его на стол. — Я так давно вдыхаю яд, что лишь рикталь может пробиться сквозь рубцы в горле. Годы лишают нас чувств. Мы тупы, словно черные камни в ущелье. Ждем еще одного сезона заморозков. Теперь, когда Первый Сын узнал тайну Хастов, он будет выменивать знания на политические преимущества?
— Мой владыка утверждает, что единственная его претензия — никогда не сдаваться невежеству. Знание — единственная искомая им награда, обладание им — главная мера богатства.
— Значит, он скапливает знания в тайной сокровищнице?
— Понимая, что другие используют их неподобающим образом. Я знаю владыку со времен, когда мы были детьми. Уверяю вас, ни одна тайна не выпадет из его рук.
Хенаральд небрежно, беззаботно пожал плечами. Глаза уставились на что-то на полу, справа от стула. — Тайна хастовых мечей сама по себе не дает власти. Я придерживаю ее ради… иного.
— Да, лорд, защищая владеющих мечами. Мой владыка отлично понимает.
Затуманенный взгляд коснулся Келлараса и тут же ушел в сторону. — Я сделаю Аномандеру меч, — произнес Хенаральд. — Но в миг его последней закалки буду наблюдать. Сам увижу это волшебство. И если это кровь, тогда… — он вздохнул, — я узнаю.
— Она пребывает в Темноте.
— Значит, я ничего не увижу?
— Полагаю, лорд, вы ничего не увидите.
— Думаю, — отозвался Хенаральд, — я начал понимать природу ее власти.
Выйдя из Комнаты, Келларас осознал, что дрожит. Изо всей полной опасных намеков беседы более всего потрясло капитана обещание Хенаральда вернуться в детство. Не в силах понять, он заподозрил, что в основе признания лежит некий ужасный секрет.
Ругаясь под нос, отгоняя беспокойство, он шагал в сторону главного зала в конце коридора, где обедали сейчас около сотни обитателей дома и гостей, издавая буйные возгласы и хохоча, пока жара от огромного очага окатывала палату, а в воздухе висели густые запахи жареной свинины. Ему хотелось забыться в праздничной атмосфере, а если беспокойство вернется — нужно лишь напомнить себе, что Хенаральд обещал изготовить владыке меч… и схватить очередную кружку эля.
Войдя в главный зал, Келларас помедлил. Новые, незнакомые лица показались со всех сторон, лица усталые и покрытые пылью. Вернулся из какого-то дозора отряд солдат Дома Хаст, громко окликая приятелей за столом. Он глядел в толпу, выискивая Галара Бареса, и вскоре заметил его — стоит у бокового прохода, оперся о закопченную стену. Келларас начал туда пробираться, по пути заметив, что напряженный взор друга устремлен на одну из новоприбывших, женщину-офицера, казавшуюся центром всеобщего внимания. Она улыбалась, слушая речи согбенного старика, слишком пьяного, чтобы стоять без помощи спинки высокого стула. Когда же она наконец посмотрела на других… Келларас понял, что женщина стала чуть более напряженной, поймав взгляд Галара.
Еще миг, и она отвела взгляд, с чувством ударив пьянчугу по плечу, и прошла к столу, за который усаживались ее приятели-солдаты.
Слуга уже торопился к этой группе, подойдя близко к Келларасу, и он подозвал юнца: — На одно слово, прошу. Кто та женщина? Офицер?
Брови слуги взлетели. — Торас Редоне, сударь, командующая Легиона Хастов.
— А, понятно. Благодарю.
Он был уверен, что видел ее и прежде, но всегда издалека — на поле битвы, в шлеме, доспехах и с оружием. Она не любила формальных приемов в Цитадели, предпочитая оставаться со своим легионом. Говорили, она явилась преклонить колени пред Матерью Тьмой, будучи в грязной кожаной одежде, с запыленным лицом — он прежде думал, что это пустые россказни, но теперь потерял такую уверенность.
Она уже села среди солдат, кружка в руке, и вся оставленная путешествием грязь не могла скрыть ее красоту, хотя и беспутность тоже. Келларас не удивился, видя, как она одним махом выпивает кружку и сразу тянется за второй. Подумал, не стоит ли отрекомендоваться, но решил, что не время, и подошел к Галару Баресу.
— Выглядите встревоженным, капитан, — заметил тот.
«Не так сильно, как ты, приятель». — Я только что с аудиенции у вашего лорда.
— Он говорил о детстве?
— Да, но признаюсь, я ничего не понял.
— А о других материях?
— Мой господин будет весьма доволен. Вижу, у вас нет в руке выпивки — ну, я достаточно смел, чтобы атаковать стол с элем…
— Не ради меня, капитан. Боюсь, желудок не выдержит. Вижу ваше удивление — какой же ветеран не умеет пить? Отвечаю: трезвенник.
— Это мешает вам наслаждаться весельем? Вижу, стоите в стороне, словно отверженный. Идемте, найдем место для нас двоих.
Улыбка Галара была слабой, в глазах таилась грусть. — Если вам угодно.
Они подошли к столу. Келларас выбрал тот, что ближе к выходу для слуг, на нем стояла дюжина пустых фляжек. Усевшись, он спросил: — Можете ли объяснить одержимость хозяина желанием стать ребенком?
Галар Барес вроде бы колебался. Затем склонился поближе, рукой смещая фляги: — Это тревожит нас всех, капитан…
— Прошу, зовите меня Келларасом.
— Отлично. Келларас. Нечто осаждает Хенаральда, по крайней мере его разум. Он утверждает, будто теряет память — не о далеких годах, а о последних днях, к примеру, о только что прошедшем утре. Однако мы ничего подобного еще не замечали. У кузнецов есть болезнь; многие считают, что она таится в дыме горна, в парах закалки или в каплях расплава, когда они попадают на кожу. Ее называют «ущербом железа»…
— Даже я об этом слышал, — отозвался Келларас. — Но скажу вам, что на приеме у лорда не заметил никакого снижения интеллекта. Он скорее говорил абстрактно, на языке поэтов. Если же тема взывает к точности, его мышление резко обостряется. Это требует легкости и полной ясности разума.
Галар Барес пожал плечами: — Не открою никаких секретов, Келларас. Слухи ходят давно — наш лорд чувствует себя больным, а описанная вами ясность рассудка для него служит доказательством войны, которую приходится вести с самим собой, со слабеющими чувствами. Он наносит точные удары в битве против ослабления памяти.
— Вначале я думал, возвращение в детство его страшит, — нахмурился Келларас. — Но теперь начинаю подозревать, что он будет рад, если это случится. Освобождение от всех угроз мира взрослых…
— Тут вы можете оказаться правы, — согласился Галар. — Доложите об этом своему господину?
— Он обещал Аномандеру меч. Мастерство его подводит?
— Нет, ничего подобного мы не замечали.
— Страхи лорда Хенаральда относительно собственного здоровья к нашему делу не относятся.
— Благодарю вас, Келларас.
Келларас отмел благодарность взмахом руки. — К тому же я могу предсказать вероятную реакцию моего владыки, если я сообщу ему о разговоре с лордом.
— О. И что он скажет?
— Полагаю, кивнет с глубокомысленным видом и ответит: «Многое можно сказать в пользу возвращения в детство».
Миг спустя Галар улыбнулся, и на этот раз никакой грусти на его лице найти было невозможно.
Келларас выпил немало эля и постарался стать приятным собеседником, разогнать тревоги души Галара; когда капитан наконец поднялся, неразборчиво пробормотав слова прощания, и нетвердыми ногами вышел из зала, Галар снова остался один, без защиты от вызванной видом Торас Редоне боли.
В зале стало тише, свечи превратились в короткие огарки; усталые слуги уносили тарелки и кружки. Оставались занятыми лишь несколько столов. Она еще распоряжалась за одним из столов, хотя сослуживцы уже отключились, сгорбившись в креслах; когда она встала, наконец, чуть заметно пошатнувшись, и побрела к Галару… он только тогда понял, что ждал ее. И что она это знает.
— Как поживает твое мужество, Галар Барес? — Алкоголь делал слова отрывистыми, что он помнил еще по прошлому.
Он смотрел, как женщина садится в оставленное Келларасом кресло. Вытягивает ноги, располагая покрытые сухой грязью сапоги у самой ноги собеседника. Сложив руки на животе, устремляет на него взгляд покрасневших глаз.