— Ты поистине чужая, — заметила Фарор. — Гостья. Ты пришла с какой-то целью?
— А ты? — отозвалась Т’рисс. — Ты знала все в миг рождения? Ту цель, о которой спрашиваешь?
— Живя, начинаешь понимать, что нужно делать.
— Значит, всё, что ты делаешь, служит цели твоего существования?
— Нет, — признала Фарор. — Не всегда. Извини, но я увидела в тебе вестницу горя. Созданную кем-то или чем-то неведомым, ради некоей цели — и прибывшую к нам не просто так. Но ты бросила мне вызов и устыдила. Никто не знает своего предназначения — зачем мы рождены, зачем нас поместили именно сюда. У любой жизни много смыслов, но ни один не избавляет от холодного вопроса: зачем? Мы спрашиваем у Бездны, но слышим лишь эхо своего крика.
— Я не хотела вызова, Фарор Хенд. Твои слова заставляют о многом задуматься. Я не помню времени, что было раньше.
— Но узнала азатенайский.
Т’рисс лишь наморщила лоб. — Какой азатенайский?
Фарор Хенд моргнула, глаза сузились. — В тебе таится знание, Т’рисс. Оно скрыто с намерением. Отгоняет мысли, желает, чтобы ты осталась не ведающей.
— И зачем бы это?
«Могу придумать лишь одно объяснение. Ты опасна» . — Не знаю, Т’рисс. Пока что я везу тебя в Харкенас. Твоя проблема — не моя компетенция.
— Витр — ваш враг.
Фарор уже отвернулась покормить лошадь, но тут метнула на Т’рисс взгляд из-за плеча. — Неужели?
Однако лицо странной женщины было безмятежным, большие глаза невинными. — Думаю, я голодна.
— Поедим и поскачем дальше.
Т’рисс влюбилась в пищу так же, как в воду; она съела бы все, не предупреди ее Фарор. Хранительница хотела было расспрашивать гостью и дальше, но не знала о чем. Детская непосредственность в ней казалась островами, их окружало глубокое, бездонное море. Каждый отысканный остров оказывался бесплодным, а в мятежных волнах Фарор начинала тонуть. Одно лишь стало ясным: Т’рисс потеряла память, как бы пораженная болезнью вроде «ущерба железа». Или, может, новое тело — юная, стройная как мальчик дева — предполагает детское невежество. На месте отсутствующего является что-то новое, что-то жадное до прелестей жизни.
Они вернулись в седла и поскакали дальше. Местность вокруг была ровной, лишь кое-где торчали колючие кусты; почва потрескалась и стала мертвой от засухи — так было, еще когда Фарор впервые поступила к Хранителям. Иногда ей думалось: не питается ли Манящая Судьба окрестными землями, вытягивая живительные силы, как речная пиявка сосет теплую плоть? Нельзя ли счесть море черной травы мелководьем Витра, свидетельством распространения его яда?
Взор Фарор Хенд упал на спутницу, что ехала впереди. Конь под Т’рисс трещал, до сих пор роняя песок, пыль и насекомых. «Не она ли истина Витра? Не это ли послание мы должны были узнать, смотря на нее, не ведавшую о нас и равнодушную к нашей возможной гибели? Таков ли глас природы — речь без смысла, действие без причин?
Но если это верно, зачем нужны посланники? Витр вполне ясно показывает свою истину, день за днем, год за годом. Что изменилось?» Фарор щурилась на Т’рисс. «Она. Из глубин выброшенная на берег. Рожденная только что — и нет. Одна. Но Финарра рассказывала о других, о демонах».
День утекал, холмы стали ближе. Они не встретили других всадников; не заметили признаков жизни, кроме низких кустов и бессмысленно летающих мошек. Небо без облаков, жара ужасающая…
У Фарор болели глаза — сказывался недостаток отдыха. Загадка Т’рисс казалась разуму скомканным листом пергамента. Куда-то пропали запретные желания, и даже тревога за участь капитана и Спиннока Дюрава смазалась и потухла, забытая во тьме.
Она наконец заметила дорогу, что прорезала грубый склон давно высохшей речки. Т’рисс тоже явно ее увидела и повернула туда скакуна.
— Осторожнее, — заметила Фарор.
Женщина оглянулась. — Мне поднять армию?
— Что?
Т’рисс показала рукой: — Глина и валуны, мертвые корни внизу. Оружие — куски камня. Еще глубже в глине есть кости и панцири огромных насекомых. Такой чудной раскраски.
— Ты можешь сделать что угодно из земли?
— Если мне придется, — ответила она, натягивая удила, — я могла бы сделать стражу из травы, но только в знакомых формах. Коней или таких, как я и ты.
— Однако ты создала меч, защищая себя, еще до нашей встречи.
— Верно… Не могу объяснить, разве что я уже видела такое оружие, но забыла. Разве память моя не испорчена?
— Думаю, да.
— Если нас много, преступники будут держаться в стороне. Ты сама говорила.
— Да. — Фарор помедлила. — Что за силу ты привлекаешь, Т’рисс, создавая такие существа? Она от Витра?
— Нет. Витр не создает, он уничтожает.
— Но ты пришла из него.
— Мне там были не рады.
Что-то новенькое. — Уверена?
Т’рисс на миг замолчала, потом кивнула: — Он нападал на меня. Век за веком я сражалась. Не было мыслей, лишь борьба, и борьба, кажется, пожрала всё, чем я была прежде.
— Но кое-что возвращается.
— Те вопросы, которые ты не станешь задавать, породили во мне много мыслей… нет, я не читаю твой разум. Я могу лишь догадываться, Фарор Хенд, ибо ясно вижу битвы, ведомые вопросами против твоей души. Даже утомление не ослабляет тревоги. Я помню боль Витра; она осталась словно призрак, еще готовый поглотить меня целиком.
— Так откуда исходит твоя сила?
— Не знаю, однако она несет боль вашему миру. Мне это не нравится но, если потребуется, я буду пользоваться силой.
— Я отсоветовала бы, Т’рисс. Мир и так терпит много боли.
Т’рисс кивнула.
— Теперь мне кажется, — продолжила Фарор, — что ты Азатеная. Что ты вела войну с Витром или пыталась выведать его истоки, его цели. В битве ты потеряла многое, даже память.
— Если это правда, Фарор Хенд, тогда моя цель — только моя, никто мной не руководит и не пытается меня использовать. Чувствуешь облегчение? Я — да. Как думаешь, я верну себе былое?
— Не знаю, но надеяться стоит.
Т’рисс отвернулась и послала коня вскачь.
Фарор Хенд поехала следом.
Дорога была набитой; не так давно по ней ехало десятка два подкованных лошадей — прискакали с запада вдоль линии холмов. Свежие отпечатки вели в ту же сторону, которую выбрали женщины.
— Думаю, у родника мы встретим целую компанию, — сказала Фарор, оказавшись рядом с Т’рисс. — Но это не преступники.
— Друзья?
Фарор осторожно кивнула. — Думаю, воинский отряд. Возможно, ополчение из Нерет Сорра или Ян-Тряса, что на юге.
— Увидим.
Путь извивался между оврагов, постепенно поднимаясь, и наконец вывел на гребень первой линии холмов. Впереди развалины ворот обозначали перевал. С одной стороны виднелась одинокая казарма с просевшей крышей; две стены обвалились, являя взорам мешанину камней и прогнивших балок. Осколки черепицы затрещали под копытами осторожно шагавшей лошади Фарор; она заметила, как животное насторожилось, раздувая ноздри и двигая ушами. — Уже недалеко, — сказала она тихо.
За воротами они пересекли остатки мощеной дороги. Кое-где мостовая провалилась, в других местах брусчатку заволокла белая, в тусклом свете почти серебряная грязь. А вскоре они заметили родник — пруд с каймой зелени, в полуокружении деревьев с блеклой корой. Там двигались силуэты, виднелись и лошади, привязанные к длинной веревке между двумя железными столбами.
Т’рисс дернула поводья. — Чую кровь.
Слова ее заставили Фарор заледенеть. Увиденные ею мужчины были в одинаковых серых рясах; ноги закрывали кожаные щитки доспехов, под тонкой шерстяной тканью бугрились кирасы. У поясов висели топоры. Мужчины были без шапок, волосы спутанные, всклокоченные.
Некоторые копали могилы, тогда как остальные сходились к этому не предназначенному для похорон месту, волоча залитые кровью трупы.
Т’рисс указала на одну из жертв. — Преступники?
Фарор Хенд кивнула. К ним приближались двое в рясах. Один был крупным, плотного телосложения. Приплюснутый сломанный нос господствовал на обветренном лице, синие глаза ярко сверкнули, когда он посмотрел на скакуна Т’рисс. На широких, словно с трудом держащих вес мускулов плечах лежала двуручная секира с клевцом; он ухватился за нее обеими руками.
В сравнении с ним спутник казался почти невесомым — кожа бледная, лицо одутловатое, словно у постоянно болеющего. За поясом заткнут топор со сломанной ручкой, а предплечья буквально залиты потемневшей кровью.
— Смерть в их дыхании, — холодным тоном сказала Т’рисс. — Они твои сородичи?
— Монахи монастыря Яннис, — отозвалась Фарор Хенд. — Мы во владениях Матери Тьмы. Это уже Куральд Галайн.
— Пленных они не берут.
Почти тридцать убитых отщепенцев — мужчины, женщины и дети — лежали в ямах. В стороне от пруда сквозь деревья виднелся наспех построенный поселок: хижины как отверстые раны — двери распахнуты, пожитки выброшены. Повсюду плывут клубы дыма.
Меньший монах заговорил с Фарор: — Хранительница, вы прибыли вовремя. Вчера вы оказались бы игрушкой здешних юнцов. Я лейтенант Кепло Дрим, командир отряда Ян-Тряса. А сей слюнявый идиот рядом — ведун Реш.
Реш обратился к Т’рисс — голос был мелодичным, словно вода зажурчала по камням. — Привет вам, Азатеная. Чудного коня вы сделали, но интересно, слышны ли вам его стоны?
Т’рисс повернулась к Фарор, лицо стало серьезным. — Кажется, мне нужно немного задержаться на пути в Харкенас.
— Ненадолго, смею полагать, — заметил ведун. — Ведь Ян-Тряс будет по дороге в Премудрый Град.
Фарор Хенд выпрямила спину. — Извините, но эта женщина под моей опекой. Я доставлю ее в Харкенас без задержек.
Кепло кашлянул, словно оказался в недоумении. — Извините, вы, должно быть, Фарор Хенд. Калат выслал полсотни хранителей на ваши поиски, не говоря уже о Кагемендре Туласе, который как раз оказался в лагере вашего командира. Командир требует вашего немедленного присутствия: вот что было передано всем, кто мог вас найти.
— А гостья, — вставил Реш, не отрывая от Т’рисс взора, в коем нельзя было отыскать малейших признаков гостеприимства, — отныне под защитой Ян-Тряса.