Сказав это, Глебол хлопнул в ладоши:
— Всё! Разговоры окончены. Сложить под ноги мечи, кинжалы и ножи. Считаю до двадцати, и вы должны остаться безоружными.
Помедлив, я расстегнул пряжку ремня, аккуратно устроил на вытоптанной земле меч. Я думал, что мне было легче, чем остальным, ведь десять дней назад я уже снимал его. Да и слуг моего Дома здесь нет и быть не может.
Но нет. Оглядевшись, я понял, что даже не стал первым, кто сбросил меч. Хмыкнул своим мыслям. Не наследники. Они никогда и не связывали свою жизнь с мечом и его путём.
Через двадцать вдохов ослушавшихся не нашлось.
Спустя двадцать вдохов Глебол снова хлопнул в ладоши, а между нашими рядами скользнули, проверяя нас, фигуры, облачённые в шёлк.
Сам Глебол предупредил:
— Все наставники Кузни не меньше, чем Возвышенные мечники. И все вы, оказавшись в стенах Кузни, согласились принять наши правила. Или же отцы решили за вас. Если вы думаете, что, получив по заднице пинок, пострадает ваша честь и десятки поколений предков, то вы можете вечером на этой же площадке бросить вызов ударившему вас. В этих стенах эдиктом короля вы приравнены к прошедшим посвящение.
Я не удержался и хмыкнул. Вызов Возвышенному мечнику? Бессмысленно. Разница в силе слишком велика. Это друг другу мы ещё можем бросать вызовы, всё же разница между нами лишь в том, насколько сильна в нас кровь предков. Но даже мне, наследнику Денудо, за спиной которого пятьдесят поколений, нечего и думать выйти победителем из схватки против Возвышенного мечника. Так что, придётся терпеть и пинки, если они будут. Хотя бы до тех пор, пока не случится посвящение.
Может, к чему-то подобному и готовил меня Флайм?
Я не удержал вздоха. Кто знает?
Двинулся вслед за Глеболом, постепенно переходя на бег. Поглядим, как будет выглядеть встреча этих драугров грудью селян.
Глава 14
Невдалеке кто-то полным ярости голосом прошипел:
— Это переходит все границы. Мой род насчитывает сорок пять поколений, а я должен надеть на себя это вонючее дерьмо?
Я оглянулся. В трёх шагах от меня высокий, широкоплечий парень с отвращением, на вытянутой руке держал перед собой дерюгу, которой побрезговал бы и последний крестьянин нашего бедного баронства. И охарактеризовал он её метко. Вонючее дерьмо.
Не знаю, где они её хранили всё это время, возникало ощущение, что закопанной в землю, так, как это делают с добычей медведи. И дерюги эти точно так же, как и эта добыча — протухли там.
Но я подозревал, что и выбора у нас нет. Не после речи Глебола, не после его недвусмысленного приказа.
Вздохнув, я стянул с себя шёлковое одеяние идара с пламенем на плече, следом снял и штаны, аккуратно сложил всё прямо на землю. А затем ухватил верхнюю дерюгу и потянул на себя. Отсыревшая холстина едва не выскользнула из рук. Штаны. Я встряхнул их, скривился и принялся их натягивать.
Когда я, задержав дыхание, проскользнул головой в дыру грубого балахона, кое-кто вокруг уже последовал моему примеру. Я словно стронул лавину.
Глядя на соседей, перетянулся верёвкой, чтобы балахон не мешался. Ещё одной, чтобы не падали штаны.
Вздохнув ещё раз, шагнул к следующей куче вонючего дерьма и принялся менять свои сапоги на какие-то заскорузлые обмотки.
Тот парень всё продолжал поминать Безымянного, но накликал лишь Глебола. И голос его сочился нескрываемым ядом:
— Я бы повторил, что ворота Кузни открыты для всех, кто желает её покинуть, да вот беда, мы сейчас и вовсе в лесу, вне её стен. Вам, достопочтенный Камиз, только и нужно — громко заявите, что покидаете нас и уже сегодня вы будете ночевать в лучшей гостинице Верде, как и положено отпрыску столь древнего рода.
Невольно я оглянулся.
Парень стоял с белым от ярости лицом и прожигал взглядом Глебола. Из-за моего плеча раздался шёпот Браура:
— Сейчас пошлёт.
Мне тоже так казалось. И мы не ошиблись. Спустя пару ударов сердца парня затрусило, он швырнул тряпьё себе под ноги и принялся яростно топтать его:
— Ни за что! Ни за что! Ни за что я, идар с сорока пятью поколениями предков за спиной не одену это! Идите к Безымянному со своей Кузней! Недаром о вас мало кто слышал, пусть вообще память о вас сотрётся из памяти людской!
Глебол спокойно выслушал эти вопли. Едва они стихли, указал рукой в сторону:
— Достопочтенный, вы сделали свой выбор, отойдите, — обведя взглядом нас, замерших и настороженно глядящих в его сторону, спросил. — Кто ещё из вас хочет вернуться в Верде, а затем и домой? Сообщить весть отцу, что деньги на перековку потрачены зря?
Раздался срывающийся от злости голос:
— Нечего тыкать этими деньгами, наш Дом не настолько беден, чтобы выслушивать подобное.
Парень, который уже одел балахон, сорвал его с себя, подхватил с земли свой шёлковый халат и в два шага оказался у края поляны.
Глебол подождал, но все остальные молчали. Больше того, продолжали переодеваться в тряпье. Он кивнул и приказал:
— Визир, сопроводи этих двух в Верде.
Мы молча проводили их взглядом. Но на этом издевательства не закончились. А я окончательно уверился, что всё это устроено нарочно. Эта вонючая одежда, насмешки наставников, их предложения вернуться в город. Кажется, они проделывали всё это с удовольствием.
Теперь перед нами лежало то, что должно было стать нашим оружием.
Послышался знакомый голос:
— И ради этого я впервые за пять лет оставил родовой меч? Ради этого?
Слайд. Тот самый парень с белыми волосами и чёрными когтями на кончиках пальцев. Тот, кто встретил меня в первый день в коридоре Корпуса и испытал крепость моих кулаков.
Сейчас он сжимал в руках трезубые вилы, которыми крестьяне ворошат солому. И не просто сжимал, а тыкал ими в сторону ближайшего наставника. Кривые деревянные зубы вил едва не касались груди наставника.
Тот же лишь безразлично пожал плечами:
— Если не нравится, догоняй тех двоих, а лучше молча возьми косу.
Кстати, я так и поступил. Она, переставленная для использования в качестве оружия, сейчас больше напоминала кривоватое копьё. И была хотя бы железная. Правда, совет Слайду запоздал, кос оказалось мало и их уже всех разобрали, пока он там возмущался.
Слайд поворошил ногой кучу оставшегося дреколья, не нашёл ничего лучше своих вил и выругался.
Бихо положил ему руку на плечо и что-то негромко сказал. Я хмыкнул и отвернулся. Вскинув косу на плечо, шагнул ближе к Хасоку и Брауру, Трейду и ещё двум парням, имена которых я ещё не знал, но не сомневался, что они с севера.
Вскоре все вооружились и по приказу наставников выстроились в две шеренги.
Холм с Кузней хорошо был заметен, возвышался над лесом где-то в четверти лиги от нас. На эту проплешину мы добрались быстро, теперь толпились здесь, со стороны и впрямь похожие на выгнанных со своих домов крестьян. Не всем переодевание далось легко, нескольких парней к этому времени вырвало. Я и сам старался дышать неглубоко, но даже так от смрада тряпья кружилась голова. Надеюсь, нам потом хоть вымыться дадут.
Внезапно раздались хлопки. Обернувшись, я обнаружил стоявшего у опушки Суава, владетеля Великого дома Верде. И это он хлопал в ладоши. Я не успел ничего даже подумать, а он уже шагнул к нам:
— Браво. В этом году даже не пришлось выходить, чтобы уверить, будто это и впрямь испытание Кузни Крови, а не самовольная попытка наставников унизить вас.
Я открыл было рот, но тут же закрыл его, да ещё и стиснул зубы для верности. Звучало всё так, словно мы какие-то слабаки или простаки, у которых любой воришка может утянуть монеты. Но пожалуй, это мнение лучше оставить при себе.
Владетель Суав остановился и радостно воскликнул:
— Итак, остались самые стойкие, готовые трудиться ради того, чтобы занять в своём Доме место, которого они достойны! Не знаю уж, что там вам говорили отцы, отправляя сюда, а я скажу правду. Поглядим, как вы её примете.
Не обращая внимания на редкие шепотки, владетель Суав сказал:
— В кузне железо бросают в горн, а затем долго выбивают из него молотом шлак, превращая в отборную сталь. В нашей Кузне Крови мы зажигаем вашу кровь, а затем долго выбиваем испытаниями весь мусор из неё, оставляя лишь ихор, — замолчав на миг, он жёстко резанул. — И не все из вас переживут это.
Теперь в наших рядах звучали не шепотки, а самый настоящий гул.
— И для начала…
Владетель Суав махнул рукой, указывая в сторону. Мне даже пришлось встать на цыпочки, чтобы рассмотреть происходящее. Там четвёрка крепких солдат в цветах дома Верде, не идары, в шлемах, и грубых плащах, под которыми блестели чешуёй доспехи, тащили за кованые ручки небольшой сундук.
В двух шагах от меня прозвучало тихое:
— Ого, это же…
Голос владетеля Суава заглушил шёпот:
— Вы принесёте клятву Хранителям, что всё, что вы увидите на этой поляне, все, что вы узнаете за этот год о Кузне Крови, останется тайной и вы не передадите этих знаний никому другому.
Кто-то звонко спросил:
— Клятва? Мы ещё не прошли посвящения.
Владетель Суав ухмыльнулся:
— Так вы и не простолюдины, в чьей крови если и есть капля ихора Предка, то она спит, — голос его изменился, зазвенел смехом. — Ведь за вашими спинами десятки поколений знаменитых Домов королевства. И то, что вы все используете огонь души для внешних техник, лучшее тому подтверждение. Ваша клятва будет услышана. Да, сейчас клятвы юных идаров, которые ещё не достигли четырнадцати лет и не прошли посвящения, используют редко. Но в Кузне Крови свои правила. Древние.
Солдаты тем временем поставили сундук справа от владетеля Суава, что-то дёрнули и его стенки раскрылись, открывая нам алтарь Хранителей. Чёрный, блестящий в свете ползущего по небу Коразо полированными гранями монолитный камень-куб размером в локоть.
Владетель Суав вскинул руку, указывая на одного из нас:
— Начали. С края. Ты первый.
Незнакомый мне худой парень, озираясь и суетливо поводя плечами, вышел к владетелю. Замерев на миг, опустился перед алтарём на колени. Рядом встал Глебол, шёпотом подсказывая слова клятвы. Голос повторяющего их парня подрагивал: