Сказано – сделано, тем более вся подготовка – залечь за кустами, чтобы пропустить паровоз, добавить черноты на и без того далеко не чистые лицо и руки. И – ходу!
Заодно прикинул, есть ли шансы зацепиться за вагон – все же лучше плохо ехать, чем хорошо идти.
Пристроился раз, другой…
Увы, без шансов – как ни медленно идет состав, а свой тридцатник в час он делает уверенно, прыгать на такой скорости без риска выбить суставы способны только каскадеры в кино. Вот если бы подловить на подъеме или резком повороте… Да откуда им взяться в этом краю озер и болот.
Но, так или иначе, к моменту появления трех хвостовых огней я успел отбежать на добрую сотню метров – самое время отдышаться. И только тут стал ясен размер проблемы…
Насыпь шла промеж двух болот, краев которых я попросту не мог разглядеть. Таким образом, после ухода состава моя тушка будет выделяться на фоне светлого неба как на экране!
Пришлось наддать еще, а потом без сил свалиться под насыпь и, отдышавшись, чуть не час тащиться на карачках по мокрой от росы траве.
Следующее приключение не заставило себя долго ждать. В медленно накатывающих с востока лучах рассвета навстречу мне рысила парочка подозрительных типов.
Загодя, пока не заметили, я удалился за деревья и скоро смог услышать обрывок разговора – ничего связного, один лишь пацанский мат.
Выбраться не успел – следом за разведкой показалась основная группа, аж полтора десятка урок. Попасть в лапы таким, пожалуй, еще хуже, чем бойцам РККА.
– Прямо в гости к солдатам ведь идут, – вслух констатировал я. – Хотя… Пока передовых пацанов повяжут, остальные разбегутся.
Тут только до меня дошло, насколько удачно разбит бивак чекистов, или кто там они есть. С пригорка, да перед болотами с обеих сторон вся «железка» – как на ладони чуть не на километр вперед. После рассвета уголовничкам не поможет даже разведка – от винтовки не убежишь промеж кочек по колено в воде. Без спешки с упора достанут за много сотен метров. Да и с другой стороны костер не напрасно прикрыт…
Подобных совпадений не бывает, это – не случайный лагерь, а выверенное место засады! Причем засада не персональная, на меня любимого, а постоянная!
Зря, выходит, я так сильно из-за собак переживал – у местных гэпэушников и без зверей дело неплохо поставлено.
Обдумывая новую концепцию охраны лагерей, я опять перешел на бег, разумно предположив, что после прохода банды путь так или иначе будет свободен.
Однако как следует разогнаться не удалось. Сначала пропускал встречный пассажирский, а потом – уже под лучами взошедшего солнца – вообще уперся в одинокого, как и я, пешехода, споро идущего на север с модным брезентовым рюкзаком за плечами.
Пришлось сбавить темп, чтобы оставаться позади на грани видимости – совсем как в будущем на трассе автомобилисты, опасаясь засад ГИБДД, пристраиваются за водителем-донором.
Надо сказать, расчет оправдался сполна. За небольшим однопролетным мостиком через реку с оптимистичным названием Летняя моего лидера взяли, причем очень даже грамотно – один из патрульных вышел навстречу из леса, а второй остался в засаде, аккуратно держа путешественника на мушке.
Понять суть проверки в деталях я не сумел – слишком далеко, но дотошность неприятно удивила. Бумаги разглядывали чуть ли не с лупой, а потом еще обыскали с ног до головы. Но все же в конце концов отпустили, отжав в свою пользу какую-то жестянку.
– Как же уголовники прошли мимо? – спросил я сам себя и тут же с легкостью ответил: – Ворон ворону глаз не выклюет, полюбовно договорились.
Двоим-то бойцам против сильной и отчаянной банды ночью никакие винтовки не помогут. Шутя подкрадутся и возьмут в ножи.
Увы, за моей спиной не следовал отряд кавалерии Соединенных Штатов. Плюнув в сторону патруля, я резко свернул в сторону, заранее прикидывая, как намочить минимум вещей на переправе.
Обратно к насыпи я вышел часа через четыре, уставший, изъеденный комарьем и страшно злой.
Зажатая в тесных скалах речка оказалась хоть и узкой, но глубокой, быстрой и ледяной в буквальном смысле этого слова – в тени под скалами тут и там торчали белые наросты.
О броде не приходилось и мечтать, пришлось связать из хвороста плотик для вещей и плыть, толкая его перед собой полсотни метров наискосок до «проходимой» расщелины в сплошном камне берега.
Путешествие вдоль железной дороги нравилось мне час от часу все меньше и меньше, но сил хватило только выбрать хорошее место для сна.
Проспав часов шесть, я позавтракал и решил повторить опыт гонки за лидером – похоже, такой метод передвижения куда спокойнее, чем шарахаться ночью от каждого куста с риском влететь в засаду на ровном месте. Благо в «донорах» особой проблемы не было. Не Пиккадилли, разумеется, но раз в час-два кто-нибудь да проходил.
И все бы ничего, но…
Скорость груженного барахлом пешехода – малость не то, на что я рассчитывал свои пищевые запасы. Плюс к этому тяжело скрываться от всех первым. С одной стороны, дело житейское: пару раз при виде меня кто-то успевал прятаться куда быстрее, но с другой – обольщаться не стоит, патрули наверняка подробно расспрашивают легальных путников о подозрительных встречах.
Несмотря на все опасения, десяток километров удалось миновать на удивление спокойно. Ни рек, ни болот, вот только справа стылое море приблизилось чуть ли не вплотную к дороге, резко сужая тем самым свободу маневра, а слева лес постепенно переходил в скальник – сомнительное счастье, случись бежать от патруля.
А затем из-за поворота вынырнула странная конструкция: невысокий столбик, на нем – желтое солнышко диска с черно-белой каймой и желтый фонарь, да уходящий вдаль долгий ряд проволоки, столбиков и роликов.
Я не смог сдержать мата:
– Вот же!.. Не иначе как станция рядом!
Делать нечего, смог только воровато оглядеться да коротким аккуратным скачком запрыгнуть на гранитную глыбу, покрытую тонким слоем скользкого мха, – первую из шального нагромождения, ведущего куда-то наверх.
Хорошего я не ждал, но окаянная реальность карельской природы превзошла все досель испытанное…
Поверх хаоса неохватных каменюк каким-то чудом росли сосны, а между ними – заросли можжевельника и непонятных кустов, через которые приходилось буквально продираться. Для пущей остроты впечатлений то тут, то там открывались гигантские ямы – настоящие ловушки, наполненные талой водой.
Поскупись я когда-то на ботинки с подошвой Vibram{150} – скорее всего, история моего побега здесь бы и закончилась. Хвала будущему, высокие технологии двадцать первого века не подвели, я сумел забраться на хребет – необходимо было понять, сколь велика станция, иначе говоря: какого размера петлю вокруг нее мне придется заложить в свой маршрут.
Увиденное обрадовало – под горой, спускавшейся вниз крутым обрывом, расположился тривиальный разъезд, то есть небольшой участок двойной железнодорожной колеи.
Но как же он был оборудован!
С обеих сторон, у стрелок – ладные двухэтажные домики-башенки с широкими окнами. Вдоль стороны, выходящей на море, и промеж путей – отсыпанные песком дорожки, вдоль них – керосиновые фонари на столбах.
А еще – чуть не два десятка бойцов ГПУ, обстоятельно изучающих снизу, сверху и с боков вагоны товарняка.
Отменная бы из меня вышла отбивная, сумей я прошлой ночью забраться в поезд!
Ночевать пришлось среди камней – прыгать по ним в сумерках представлялось особо циничной формой самоубийства.
Укрывшись в расщелине, я рискнул развести костер – с востока, от берега моря дул сильный устойчивый ветер, на западе же простирались насколько хватало глаз скалы и деревья, без малейших признаков присутствия человека.
Запарил в подобранной на железной дороге жестянке сосновой хвои, впервые за три дня попил горячего. Заодно устроил постирушки – ведь уж в чем в чем, а в воде недостатка не ощущалось.
Пока ломал сосновые ветки для оборудования спального места – не удержался, попробовал откусить от мягкой и влажной на вид полоски, тянущейся от слома между корой и собственно древесиной. И не удержался от восклицания:
– Черт возьми, вкусно-то как!
Такое и в старые добрые времена не грех попробовать в охотку, а уж после нескольких полуголодных дней – пойдет за деликатес!{151} Сладко и сочно, и плевать, что с изрядной горечью, отдает смолой да вязнет в зубах.
Тут я припомнил нативный карельский хлеб, выменянный в лагере за керосин у вольняшки из местных скорее из интереса, чем из реальной надобности. Тот хлеб подкупил меня непривычно красивой, поджаристой коркой, но стоило его разломить – мякиш натуральным образом высыпался в испуганно подставленную ладонь. Бросать в рот его пришлось отдельно.
На мой недоуменный вопрос: «Что за хрень?!» – пожилой карел ответил как само собой разумеющееся: «Так то от коры, всего-то четвертушку хозяйка кладет». И торопливо зачастил в опасении, что я откажусь от мены: «Не сумлевайся, паря, добрый хлеб. У нас все так едят. Вот на Лехте-озере всю половину корой кладут!»{152}
Тогда я подумал о каком-то специальном карельском растении. Теперь же по привкусу сразу разобрался – в карельский хлеб добавляли кору самой обычной сосны.
– Нет чтобы сразу спросить из чего! – ругнулся я вслух. – Хотя… Лучше поздно, чем никогда.
Ободрав от корней до высоты собственного роста молодые окрестные сосенки, я стал обладателем целой кучи весьма недурной еды{153}. Насытившись продуктом в оригинальном виде и не представляя процесса превращения коры в муку, решил сварить кашу. Не прогадал. Масса разбухла, стала однородной, а сдобренная кусочком пеммикана – показалась настоящей пищей богов.
Именно в этот момент – с сытым желудком, в тепле и относительной безопасности – я окончательно перестал сомневаться в успехе.