– Хотел, – недовольно пробурчал Валяев. – Но не до него было, я там с одной… Короче, ты понял. А потом вот Старик заявился. Мы его утром ждали, вроде как у него планы переменились, а он как снег на голову всё-таки в ночи нагрянул и сразу всех к себе затребовал. Что там у тебя случилось? Давай, коротенечко изложи. Хотя – нет. Потом поговорим на эту тему, без спешки.
– Хорошо, – покладисто согласился я. – Как скажешь.
Короткий коридор, знакомые жёлтые двери, которые открылись без малейшего скрипа, и вот он, полутёмный кабинет, в котором привычно благоухает апельсиновыми корками и ещё чем-то, безумно знакомым, сладковато-пряным. Который раз тут оказываюсь и никак не могу определить, что это за запах. Корица? Кориандр? Ваниль?
Нет, нет, решительно не могу классифицировать данный аромат. Экая досада!
– Мастер Харитон, рад вас видеть в своей обители, – хозяин кабинета обнаружился за огромным письменным столом, его лицо скрывалось в полумраке. – Надеюсь, вы не затаите на меня зла за то, что я не поднялся на ноги и не поприветствовал вас, как должно хозяину дома встречать гостя. Ночной перелёт, устал. Годы, друг мой, годы, с ними приходиться считаться. Вам, юным, пока не понять, как они давят на душу. Не на плечи, как любят выражаться поэты, а именно на душу. Ибо пережитые беды и напасти оставляют свои зарубки, эти годовые кольца судьбы, – именно там они и превращают юношу в старика. Непонятно сказал? Ну ничего. Со временем осознаете, о чём я вёл речь, все уроки рано или поздно усваиваются. Одно плохо – когда человек достигает полного понимания того, для чего он пришёл на этот свет, учёба заканчивается, а вместе с ней подходит к концу и жизнь. Грустно, но – факт: главные истины людям открываются на смертном одре, в тот момент, когда они уходят на иной пласт бытия. Но – не будем о печальном. Ещё раз приветствую вас, мой друг!
– Добрый вечер, – я глянул в сторону окна, как всегда плотно задрапированного глухой шторой. – Точнее – почти утро. Я присяду?
– Может, вина? – предложил Старик, подавая знак жестом Зимину, обнаружившемуся здесь же, в кабинете. – Или чего покрепче?
– Нет, – произнес я. – Сегодня мне предстоит сложный день, потому воздержусь, если, разумеется, мой отказ вас не опечалит. В этом случае я выпью весь ваш запас спиртного, а после пожалуюсь, что мне этого количества было мало.
Старик благодушно рассмеялся и погрозил мне пальцем.
– Вы изрядный хитрец, мой дорогой. Простого «нет» было бы достаточно. Что же до напряжённого дня – согласен. Я в курсе того, что вы задумали, мне нравится ваш план, он совпадает с тем, что я хотел бы увидеть. Не так ли, Никита? Ты же согласен со мной?
– Разумеется, повелитель, – склонился Валяев.
– А теперь расскажи нам поподробней, что именно сегодня ожидает нашего друга? – откинулся на массивную чёрную спинку кресла Старик. – Хочется узнать, насколько совпадают наши ожидания.
– Нууу… – Валяев заложил руки за спину и уставился на потолок, украшенной какой-то готической росписью. Красиво, кстати, раньше как-то не обращал на данную деталь внимания – Там… Короче…
– Всякий раз поражаюсь тому, насколько жалко выглядит лгун, уличённый во вранье, – сплетя пальцы рук в «замок», громогласно сообщил ему Старик. – Вот тому ещё один пример. Право, хочется даже выгнать это негодяя из своих покоев, и только ряд данных мной обещаний мешает это сделать. Убирайся с моих глаз, nichtigkeit. Вон, я сказал!
На Валяева было больно смотреть. Он забился в самый дальний угол, откуда принялся сверлить меня ненавидящим взглядом.
И что самое обидное – я тут вообще не при делах. Я же хотел ему рассказать о своих похождениях, он сам слушать не пожелал.
– Итак, ты всё же нашел способ пробраться туда, куда никто из моих миньонов попасть не смог – голос Старика вновь сменил тональность, из грозного превратившись в мягкий, почти ласковый.
«Миньонов». Знаю, что означает это слово, но всё равно меня неудержимо тянет крикнуть писклявым голосом нечто вроде «Банана!».
Интересно, речь сейчас о сотрудниках «Радеона» или есть какие-то другие игроки, вроде меня? Просто более удачливые в житейском плане, не ввязавшиеся в безумную гонку с неизвестным соперником, а потому спокойно живущие дома.
– Максимилиан, – произнес тем временем Старик. – Вот, смотри. Трудолюбие, смекалка, чуть удачи – и этот человек смог сделать то, что вам оказалось не по плечу.
– Позвольте не согласиться, – с достоинством возразил Зимин. – Без нашей помощи Киф до сих пор блуждал бы, словно в тумане. Время от времени мы расчищаем ему путь, в тех случаях, когда это не противоречит правилам игры.
– Большой игры, – поправил его Старик. – Будь чёток в дефинициях, в этом весь смысл.
– Большой игры, – послушно поправился Зимин.
– Что ж, это снимает с вас часть ответственности, – благосклонно произнёс владелец «Радеона». Из угла послышался облегчённый вздох. – Вот ведь. Тебя, Максимилиан, только что упрекнул в неточности определений, а сам-то хорош. Не с вас. С тебя.
– Я тоже помогал, – пробубнил Валяев. – Костик – мой человек, он всю работу делал.
– Вот он всю работу делал, – указующий перст с безупречно закруглённым ногтем показал в мою сторону. – Вот он. А чем можешь похвастаться ты? Тем, что испортил очередную девку? Вылакал пару бутылок дешёвого пойла? Велики заслуги! А мне пришлось отвечать за твои мелкие пакости, сотворённые по врождённому скудоумию. Ведь это ты устроил безобразную сцену в харчевне, после которой я получил ноту о недовольстве и был вынужден принести свои извинения тем, кого не желаю ни видеть, ни слышать! Не велика ли для них честь?
– Велика, мастер, – Валяев держался за стеночку и был бледен, точно лист бумаги. – Я…
– Не продолжай, я не желаю ничего слушать, – подтвердил Старик. – Завтра отправишься в Швейцарию, в горы. Поживёшь на свежем воздухе, поешь молодого сыра, попьёшь молока, подумаешь о вечности в тамошнем безмолвии.
– Нет, – криво улыбнулся Валяев. – Только не это. Я прошу, только не туда. Снова!
– В прошлый раз помогло, – припечатал ладонь к столу Старик. – И в этот не лишним будет.
Валяев безмолвно повалился на колени, склонив голову так, будто на его шею вот-вот обрушится палаческий меч.
– Мне нравится твоя поза, – величественно произнес владелец «Радеона». – Ты кое-что понял, но этого недостаточно. Отныне – он твой повелитель. Его слово для тебя закон. Любой приказ должен выполняться беспрекословно. Любой. Если он скажет пойти и просить подаяние, то ты обрядишься в рубище и отправишься по улицам с протянутой рукой.
Я еле сдержался от радостного восклицания, когда палец Старика указал на Зимина. Не знаю отчего, но мне показалось, что человеком, о котором шла речь, стану я.
В этом случае мне бы оставалось только пойти и удавиться.
– Вы более не равны, – тяжело, как камни, ронял слова тот, кто сидел за столом. – Впервые за всё это время – не равны. Теперь он хозяин, а ты слуга.
– Жестоко, – просипел Валяев, не вставая с колен. – Так нельзя.
– Мне – можно, – заверил его Старик. – И ты это знаешь. Как знаешь и то, что утерянное всегда возможно вернуть. Докажи, что ты вправе занять то место, которое потерял, и колесо Фортуны снова сделает оборот. Но пока будет так, как я повелел.
– Выйди отсюда, – холодно приказал Валяеву Зимин. – Отныне твоё место у дверей кабинета, а не в нем. Сюда вхожи только те, кто достойны этой чести.
Самое удивительное, что вечно независимый Валяев молча встал с колен и проследовал к выходу, даже не подумав спорить. Впрочем – а смысл? Скандалить в присутствии Старика – это даже не глупость. Это как-то по-другому называется.
Интересно, а он останется в своем кабинете или из него тоже вылетит? Нет-нет, я на него не претендую, просто любопытно.
– Итак, вернёмся к нашим делам, – добродушно предложил Старик, как только закрылась дверь за Валяевым.
– Приношу свои извинения, – приложил руку к сердцу Зимин. – Но я обязан спросить…
– Ты поступил верно, – кивнул глава «Радеона». – И в словах, и на деле. Продолжай двигаться в том же направлении до тех пор, пока не почувствуешь, что близок надлом.
– То есть билет до Швейцарии заказывать не нужно?
– Разумеется, нет, – одарил нас белозубой улыбкой Старик. – Что ему там делать? Хватит и тех глупостей, что он натворил в… Где это случилось, Максимилиан? Я, признаться, запамятовал.
– Видимо, вы имеете в виду Берн, – подсказал Зимин. – Да, его выходки иногда могут вывести из себя даже тех, кто к ним привык.
Берн? Надеюсь, проделки Валяева не на Цветочной улице имели место быть?
– Ладно, вернёмся к насущным вопросам, – движением руки Старик велел нам присесть, что я сделал с большой радостью. – Харитон, вы, скорее всего, увидите того, кто является возмутителем спокойствия. Я веду речь о Страннике. Если честно, этот персонаж мне изрядно поднадоел, но, увы, я ничего не могу с ним поделать, правила есть правила. Наш мир сегодня таков, что, казалось бы, никаких правил вовсе нет, они умерли вместе со старым мировым порядком и былыми духовными ценностями. Всеобщее равноправие, свобода информации, свобода перемещения, неверие в институты власти и семьи – всё это делает мир прибежищем хаоса. Я бы назвал происходящее сегодня анархией высшего порядка, но это только видимость. На самом деле всё не так. Правила из жизни людей никуда не делись, напротив, их стало даже больше, просто теперь они не так заметны.
– Истинно, – подтвердил Зимин.
– Свобода информации, – аппетитно произнёс Старик и даже причмокнул. – Никогда ещё в истории человечества знания обо всём не были настолько доступны. Просто протяни руку, и вот в ней лежит вся мудрость веков. Судьбы гениев и злодеев, мучеников и коронованных потаскух – вот они, перед тобой. Но!
– Но? – переспросил я, поняв, что он от меня этого ждёт.
– Но кто поручится за то, что история некоего давно умершего лица, которую ты читаешь, подлинна? Одно движение руки – и всё ранее прочитанное будет опровергнуто. А в третьем месте автор назовёт идиотами создателей двух первых жизнеописаний, возводя в истину свою версию. И всё. Информация – вот она, но можно ли ей верить? И тогда появляется новое правило, правда, со старой закваской – не верь глазам своим, и с этого момента любая правда уже неотличима от лжи. Люди получили великое благо, но, как всегда, остались ни с чем, разрушив несравненный дар своими руками. Как обычно. И так везде.