Устроившись, не без намеренного кокетства, на соседнем лежаке, незнакомка какое-то время листала блестящий журнал, потом отбросила его, сморщив носик в неудовольствии, и стала неторопливо оглядываться вокруг. Очевидно, потеющий на солнце Боринька приглянулся ей более других как перспективный собеседник, и незнакомка окликнула его естественным пляжным вопросом:
– Молодой человек, не подскажете, который час?
Боря, конечно, подсказал. Потом сообщил любопытствующей незнакомке и иные сведения. Давно ли он прибыл в Сочи и откуда. Затем естественно было и представиться друг другу:
– Борис. Можете для удобства называть меня просто Боря.
– Ирена. Лучше без сокращений.
– Не возражаю. Имя красивое, – конечно, претенциозное и явно выдуманное, но Боря этого вслух не сказал. Да и какие на пляже могут быть имена. Смело называйся хоть Наполеоном, никто и не удивится.
Они разговорились. Правда, разглагольствовал по большей части Боря, собеседница его лишь задавала изредка вопросы и совершенно очаровательно вставляла "да" и "ну, конечно" в нужных местах. Лера поначалу обеспокоилась, что случалось с ней нечасто, и даже вылезла из моря, но вскоре вернулась в соленую стихию, успокоенная. Дамочки хлопотные и привередливые, а новая знакомая производила впечатление именно таковой, никогда не удерживали надолго Боринькиного внимания. Пусть краснобайствует перед ней, если хочет. Такая небось не побежит среди ночи добыть льда измученному жарой жениху.
Отдых, рассчитанный на целых три недели, шел своим чередом. Знакомая незнакомка Ирена появлялась на пляже почти что каждый день, и на правах уже старой знакомой устраивалась на ближайшем лежаке. Она и с Лерой была отменно вежлива и мила, и на седьмой день знакомства Лера, по своей собственной инициативе, уже заняла для Ирены на всякий случай соседний топчан.
А на восьмой день пляжных отношений состоялся роковой для Бориньки и Леры разговор. Никогда бы он не случился, не такой Боря был человек, чтобы приоткрыть чужому и постороннему темный уголок своей души, да что там чужому, и родного бы не допустил, но зацепило его и потащило, и незнакомка была в том виновата.
Началось же все совсем невинно. Захотелось Бориньке эрудицией блеснуть перед молодой дамой. Сначала пересказывали чуть что не в лицах поход Иисуса Навина на Иерихон, и про Моисея на горе, о смерти Аарона и наказании Мириам, потом пустился в собственные комментарии к изложенному. Тут трепетно внимавшая ему Ирена и затеяла с Боринькой словесную пикировку, довольно презрительно отозвалась о пророке, так и не вошедшем в дарованную его народу землю, а первосвященника Аарона и вовсе обозвала дураком. Будто человеческие немощи, старость и смирение перед волей божьей и даже сама смерть не вызывали в ней уважения, а лишь пренебрежение к ним, какое бывает у бесстрашного дурака, намерявшего себе два срока жизни. Такого Боринька стерпеть не смог, был задет и оскорблен в своих страхах, к тому же солнце припекло ему голову. И он выступил.
– Да как вы можете, Ирена! Сбросьте хоть на мгновение пелену с глаз и вы увидите! Только, ради бога, оставьте свое легкомыслие. Вы только вообразите, какое это отчаяние понимать, что уходишь навсегда, и никогда, вы слышите, никогда не увидишь плодов собственного труда и счастья, будущего своего народа, ради которого страдал и сражался, за который заступался и перед богом. И все напрасно. Дальше жизнь пойдет без тебя, кончился твой срок, а дело, тобой начатое, только на середине.
– Зачем же так трагично? Может Моисей как помер, так наоборот, от радости и обалдел. Что можно ничего не делать. Уселся себе на облаке будто в киношке и прикалывался, как внизу за него другие отдуваются. На заслуженном, так сказать, отдыхе, – ответствовала Бориньке Ирена, и было видно, что она-то не прикалывается, а так в действительности и думает.
– О господи! – выдохнул Боря и завелся не на шутку, – Да если бы наверняка знать, что это облако у тебя будет и жизнь внизу "смотри не хочу"! Но неизвестно же! Оттуда, знаете ли никто еще не возвращался. Или для вас это новость? Ах, согласны. А раз, согласны, то должны же вы допускать и такую возможность, что никакого облака и нет вовсе. И мир, вполне возможно, погибает в момент твоей собственной смерти. Все, конец, финита ла комедиа, ужас какой!
Боринька опять представил себе бесконечную пустоту, ожидающую его за гранью жизни, и пошел весь бледными пятнами, крупными пупырчатыми мурашками. И это несмотря на тридцатипятиградусную, черноморскую жару и палящий обеденный зной. О собеседнице на этот миг он даже и позабыл. Но Ирена о себе напомнила.
– Вы что, помереть, что ли боитесь? – прямо и грубо, совсем бестактно спросила она. Весь вид ее и тон был высокомерен, неприятен, с налетом немыслимого в данной ситуации превосходства и совершенно непонятного небрежения.
– А вы будто нет? – отпарировал Боря, а все равно, что ответил утвердительно.
– Я? Я – нет! – И Ирена засмеялась. И опять в превосходной степени.
"Ненормальная какая-то", – подумал Боринька, – "или издевается. Нет, не похоже. Совсем даже искренне надо мной смеется. От души. Дура просто, тут рыдать надо, а ей смешно". Он почувствовал желание плюнуть на их спор и уйти куда-нибудь, хоть в море, хоть в гостиницу, чтобы потешно не расплакаться при ней от обиды и поднявшегося в нем панического страха, но Ирена остановила его:
– А что бы вы, Боря, дали, чтобы никогда не умирать? – спокойно, со смешком спросила, и увидев по Боринькиным глазам, что тот готов ее ударить, торопливо добавила, – Я не подкалываю вас, я серьезно. Что бы вы дали за это?
Окончательно сведенный с ума собеседницей, смертью, солнцем и жарой, Боринька слетел с катушек и ответил, будто и не с Иреной говорил, а адресовался в более высокие сферы.
– Чтобы я дал? Вы еще спрашиваете! Да что угодно! Да! Что угодно! Любая цена слишком большой не будет!
– И из дому бы ушли, и из университета? Чтобы родных никогда не увидеть, и знаменитым ученым тоже никогда не стать?
– Да что там родные, что дом! Я бы как вечный жид по земле ходил. И счастлив был бы, – почти закричал в ответ Боря, а в голове бешено крутилось: " глупость какая, бессмыслица, все ерунда!"
– Вы только потише, а то люди на нас оборачиваются, – осадила его Ирена и затем спросила нечто и вовсе несуразное, – Ну, а к примеру, младенцев вы бы стали убивать? Если так нужно для вечной жизни. Как в книжке, не помню какой, где купались в ванне из крови младенцев для вечной молодости.
– Младенцев царь Ирод истреблял и еще фараон Рамсес, – машинально поправил обалдевший Боринька и тут до него дошел смысл сказанного Иреной, – Вы что, с ума сошли? Или с вами солнечный удар приключился? Что за идиотские, чудовищные провокации?
– Вы же сами сказали, что готовы на все. Вот представьте, что это и есть то самое "все". Ну, так как? – и голос у Ирены задрожал, зазвенел возбуждением.
– Я от своих слов не отказываюсь, – только и смог выдавить из себя ничего уже толком не понимавший Боринька, но вдруг его горячечный мозг явил ему картину подобного обмена и Боря озвучил его результат, – Стал бы, чего уж скрывать. Да только это пустой разговор. Даже если я скажу вам, что согласен, так это всего лишь слова. И у вас, и у меня.
– Да-а, грех смеяться над убогими, – нараспев, глумливо протянула на одной ноте Ирена, – а вот мы и проверим. Завтра и проверим, какой вы храбрый. И честный.
– Что проверим? – Боря уже не искал смысла в ее словах, и диалог с Иреной решил вести как психиатр с заговаривающимся, беспокойным пациентом.
– Как что? Правду вы говорите, или, извините за выражение, гоните? Насчет младенцев. Хотите испытать себя? Или передумали?
– Отчего же, не передумал. Извольте, – Боря подыгрывал помешавшейся него его глазах, видимо от жары, девице, словно воспринимал ее всерьез. Что ж, с сумасшедшими так и надо. Только как ее к здоровым людям выпустили, вот в чем загадка?
– Отлично. Правда, мне надо спросить позволения у одного лица. Вы не против?
– Нет, что вы. Спрашивайте, – милостливо согласился Боринька, а про себя подумал, что новая знакомая его наверняка будет просить врачебного согласия на посещение ее в дурдоме.
– Тогда завтра я сообщу вам ответ. Если "да", то будьте готовы. И кстати, вашу подругу вы намерены брать с собой в вечную жизнь? Иначе ее придется убрать.
– Зачем же? Я возьму ее с собой, – великодушно определил Лерину судьбу Боринька, играть так уж играть до конца, – она мне еще пригодится.
– Вам виднее. А ей можно доверять?
– Вполне. Лера любит меня и пойдет за мной куда угодно, хоть к черту ад, не то что в жизнь вечную, – с пафосом провозгласил Боря, про себя, однако, отметив, что на счет Леры немного преувеличивает. Но какое это имело значение? Хотя, возможно, Лера и в самом деле пошла бы за ним куда угодно, только не из большой любви, а скорее оттого, что ей абсолютно все равно, куда идти.
– Может быть, лучше спросить у нее самой? Дело ведь такой важное.
– Это совершенно лишнее. У нас принято, чтобы важные вопросы решали исключительно мужчины. И Лера с этим полностью согласна, – не хватало еще, чтобы Лера услышала. Она церемониться не станет, может и в "03" побежать звонить. А зачем раздражать неадекватного человека?
– Тогда до завтра. И еще раз подумайте хорошенько.
– Обязательно. Не в моих привычках принимать скоропалительно такие важные решения, – и Боринька привстал с топчана, чтобы раскланяться с отбывающей с пляжа психичкой. Слава богу, пока все обошлось без эксцессов. Но похоже эта Ирена не буйная, хоть и явно не в себе. Что же, завтра он сделает вид, что ничего не произошло и никакого разговора и договора промеж ними не было. Да и появиться ли еще завтра Ирена. Может от перегрева у нее случился рецидив, и завтра она уже благополучно будет отдыхать в известном месте.
Но Ирена появилась. И не успев даже толком поздороваться с Боринькой и Лерой, а та дожидалась компаньонки, не шла в море, с места в карьер объявила: