[11]. Он заключается в том, что эволюцию изолированной квантовой системы, которая «не коснулась макромира», нужно описывать линейными уравнениями квантовой механики, а когда коснулась, смело отбрасывать те члены уравнения волновой функции, которые в натуре не наблюдаются. И не переживать по этому поводу.
Ладно, переживать не будем. Хотя неприятный осадочек остался…
Ведь это что у нас получается, если вдуматься: как в случае с котом, так и в случае с красивой частицей в одном из черных ящиков? В теории – та же суперпозиция, то же запутанное состояние, только в него теперь включились прибор, глаз, мозг и весь мир, потому что мир, в котором частица оказалась слева, это совсем не тот же мир, в котором частица оказалась справа. Особенно, если на карту поставлено что-то серьезное, например, ядерная война, зависящая от этого выбора.
Так почему же мы всегда видим только одну реальность? Куда девается второй член формулы, и куда девается второй мир?
Совершенно все равно, что находится в воображаемом ящике: белый шар, черный кот или толстый бегемот, вопросы остаются: как так получается, что квантовый мир не допускает редукции, а мы ее наблюдаем? Неужели сам факт наблюдения каким-то образом влияет на это? Но ведь наблюдение есть функция сознания…
Чтобы избавиться от этого квантового парадокса американский физик Хью Эверетт еще в 1957 году предложил решить эту проблему настолько радикально, что никто из тогдашних физиков всерьез его интерпретацию квантовой механики не принял. А сейчас ее разделяют все больше физиков[12], и носит она название «многомировая интерпретация Эверетта» или эвереттика. Вы наверняка о ней слышали, как и о шрёдингеровском коте.
Почему мы вообще говорим о каких-то интерпретациях теории? Да потому что с появлением квантовой механики в науке сложилась уникальная ситуация: прежде, когда физики получали формулы, описывающие какие-то явления, у них не вызывало никаких вопросов их толкование, поскольку формулы описывали реальный мир. И только квантовая механика вызывает множество самых разных размышлений, что же все-таки кроется за ее стройным формализмом? Многие физики нынче всерьез задумываются: а что, черт побери, значат эти наши прекрасно работающие формулы? Что за ними стоит? Какая такая реальность или нереальность? Можем ли мы вообще ее как-то описать и представить, или бессмысленно даже задаваться такими вопросами? В самом деле, работают и работают формулы, к чему мудрствовать?
Но ведь интересно же! Интересно, как «на самом деле» устроен мир. Есть ли некая реальность, которая существует помимо нас, когда мы не замеряем этот мир, когда мы его не наблюдаем, превращая тем самым в классическую, привычную реальность, ведь мы живем в мире «постоянного замера», мы трогаем мир ежесекундно? Физик Уилсон, напомню, говорил, что наблюдатель нужен вселенной для проявления ее существования. Молодец…
И потому Эверетт, одним из первых задумавшись о том, что же напрямую вытекает из квантовой формалистики, предложил:
– Ребята! В это сложно поверить, но получается, что на самом деле никакой редукции не существует! Реализуются сразу все возможные варианты одновременно. Кот одновременно и жив и мертв.
Многомировую интерпретацию Эверетта часто трактуют так, что в момент выбора вселенная раздваивается, и в одной вселенной кот мертв, а в другой – жив. Сознание же проскальзывает только в одну из классических вселенных и видит либо мертвого кота, либо живого. А вообще вселенных бесконечное множество, каждая из которых отличается от соседней «на один квант».
Это наивное представление, потому что из ниоткуда такая грандиозная масса, равная массе нашей вселенной, возникнуть, конечно, не может. Поэтому вселенная не раздваивается в буквальном смысле. Она просто существует. И все в ней происходит одновременно, здесь, сейчас и сразу. И только наше сознание наблюдает один-единственный вариант развития событий.
Это сложно понять без дальнейшей доработки и проработки, поэтому на помощь Эверетту пришел советско-российский физик Михаил Менский, который развил взгляды Эверетта, и теперь их совместный взгляд называется расширенной концепцией Эверетта-Менского. А после того как к ней подключился ваш покорный слуга, я предлагаю называть это со всей присущей мне скромностью концепцией Эверетта-Менского-Никонова. Ни много ни мало!
Свою удивительную концепцию физик Менский, с коим (и его концепцией) я вас познакомлю позже, разработал в начале 2000-х годов и опубликовал в журнале «Успехи физических наук» (УФН), где она и попалась мне на глаза. Не все были с Менским согласны. Скажем, лауреат нобелевской премии Виталий Гинзбург, возглавлявший тогда «УФН», с Менским решительно не соглашался! Хотя и публиковал его работы.
Мне в жизни повезло. Я был лично знаком и с Виталием Лазаревичем Гинзбургом, и с Михаилом Борисовичем Менским, поэтому с интересом наблюдал за их дискуссией и, улыбаясь, выслушивал горячие высказывания Гинзбурга на этот счет. А с Менским просто часами обсуждал его концепцию.
В чем же был не согласен нобелевский лауреат Гинзбург с многомировой интерпретацией квантовой механики Эверетта-Менского? Однажды, когда я позвонил ему, чтобы поинтересоваться, как он распорядится миллионом долларов нобелевской премии, полученной им на старости лет (мне правда было очень интересно), разговор вскоре зашел и о Менском, точнее, его взглядах.
– Я, конечно, опубликовал его в «Успехах…», – сказал Гинзбург, – потому что это никакая не лженаука. У Эверетта и Менского все математически безупречно. Но я с Менским решительно не согласен! Потому что я не понимаю, при чем тут сознание!
Гинзбург был человеком удивительной судьбы и настоящим сыном своего времени. Я был просто счастлив, что мне довелось слушать рассказы о его удивительной жизни при Сталине. И я понимаю, что время наложило на отца русской водородной бомбы свой неизгладимый отпечаток – Гинзбург был атеистом до мозга костей. Как и я, кстати.
А не понимал атеист Гинзбург вот чего (предоставлю слово ему самому):
– Слушайте, система коллапсирует вне зависимости от того, смотрим мы на нее или не смотрим. Ну, и при чем тут сознание?
Иными словами, Гинзбург полагал, как и подавляющее число физиков, как и подавляющее число нормальных людей, как и Эйнштейн, что Луна существует даже тогда, когда мы на нее не смотрим. То есть существует объективно. Что наш мир реален. То бишь существует вне зависимости от того, наблюдает его кто-то или нет. Кот или жив, или мертв, а не находится в суперпозиции – вне зависимости от того, поднял наблюдатель крышку ящика или нет. Редукция волновой функции объективна.
Но ведь это ни что иное, как еще одна разновидность религии – вот чего не понимал великий Гинзбург. Ведь для того, чтобы проверить реальность мира, то есть его существование вне наблюдателя, нужен… проверяющий. То есть наблюдатель. Кто-то должен провести эксперимент, посмотреть на Луну и сказать: «Вот она!» И далее сделать вывод, уже никак, строго говоря, не вытекающий из опыта (наблюдения): «А раз она тут, значит, она тут и была до того, как я посмотрел!»
Но квантовая механика уже убедила нас в том, что это не всегда так. Или всегда не так?
Глава 3Эвереттика алкоголика Хью
Будучи на отдыхе в австрийской деревеньке Альпбах – хотя горные лыжи разве можно назвать отдыхом, там так наломаешься! – я, разумеется, после спусков не преминул заглянуть на местное кладбище у церковки, чтобы посетить совершенно неприметную могилу Эрвина Шрёдингера, расположенную у самого края, возле кладбищенской ограды. Из этой могилы, право слово, можно было бы сделать целый туристический аттракцион, водрузив на нее памятник в виде каких-нибудь вложенных друг в друга черно-белых мраморно-гранитных шрёдингеровских котов, олицетворяющих кота живого и мертвого, чем и привлечь туристов. Но не догадались австрийцы! Поэтому я просто молча постоял перед скромной могилой нобелевского лауреата, а вам рассказываю эту историю только для того, чтобы вы не ругали меня за столь фривольный заголовок этой главки. Я почитаю гениев! А XX век, ставший веком физики, породил целую плеяду гениев, стоявших у истоков и разрабатывавших квантовую механику.
Одним из таких гениев был коллега Шрёдингера Хью Эверетт. Причем гением совершенно недооцененным, потому что именно он впервые в истории точных наук ввел сознание наблюдателя в ранг физического параметра. До Эверетта на протяжении всей истории науки ученые чурались, по сути, самих себя, старательно выводя сознание за скобки изучаемого мира. Мол, есть объективный мир и есть изучающее его сознание, как бы лежащее вне мира и не оказывающее на него никакого влияния.
А Эверетт честно сказал: постулат фон Неймана о редукции не нужен, ибо никакой редукции не происходит, она никак не вытекает из законов нашего мира. Есть только кажимость редукции, не существующая в реальном физическом мире, а почему-то существующая только в нашем сознании. Иными словами, весь тот мир, который мы называем реальным, есть кажимость нашего сознания, а в действительности существует только квантовый мир, в котором происходит все сразу… Примерно так.
То есть тот мир, что мы видим вокруг, – иллюзия, а тот, что не видим и увидеть не можем, – настоящая реальность.
Мириады вселенных Эверетта существуют в вечной суперпозиции. И только сознание почему-то существует не в суперпозиции, а проскальзывает лишь в одну классическую реальность. Почему? Эверетт в ответ только пожимал плечами. И был прав: он сделал из математического формализма неумолимый логический вывод о множественности миров и о том, что никакой редукции нет. Это напрямую вытекало из формул квантовой механики. А уж почему мы редукцию видим и осознаем, это пусть разбираются те, кто изучает сознание…
Вообще говоря, идею множественности миров человечество выдумало давно. Эта идея возникла несколько тысяч лет где-то на востоке – в горах Тибета или на равнинах Индии. И уже оттуда, по-видимому, переместилась в солнечную Элладу. О многомирии говорили Будда и философы древней Греции. Не потому ли великие физики XX века, столкнувшись с парадоксами квантовой механики, обратили свое внимание на восточную философию? Не был исключением и продолжатель дела Эверетта физик Михаил Менский, его также плющило от религиозной философии не по-детски.