Я не включал свой видеомагнитофон много лет и испытал облегчение, обнаружив, что он до сих пор работает. Как молод я тогда был! И Менно тоже – было так неожиданно увидеть его в те времена, когда он ещё не утратил зрения; я и забыл, какие выразительные были у него глаза.
– Идентификация записи, – сказал он присвистывающим голосом, звучавшим немного энергичнее, чем сейчас. Потом откашлялся: – Шестнадцатое января 2001-й. Испытуемый: ДМ.
Моё сердце пропустило удар: запись относилась к началу моего тёмного периода! Впрочем, всё верно: я участвовал в «Ясности» в 2000-м, но не помнил никаких собеседований, хотя, собственно, кто бы стал устраивать собеседования по поводу скучных проверок слуха, или чем там они занимались? Интересно, что заставило Менно всё-таки устроить собеседование на этом этапе?
Он откинулся на спинку кресла.
– Спасибо, что пришёл, Джим.
– Да не за что.
– В общем, я просто хочу задать тебе несколько вопросов, если ты не против.
– Всегда пожалуйста.
– Как у тебя дела? Как ты себя чувствуешь?
– Жив-здоров, – ответил я. – Бодр, как огурец.
– Хорошо, хорошо. С учёбой всё в порядке?
– Да. Мне всё нравится.
– А что ты скажешь об участии в этом исследовании? Оно тебе нравится?
– Конечно. Ну и, знаете ли, студенту никогда не помешает немного лишней наличности.
– Это точно, – согласился Менно. Он придвинул своё кресло ближе к моему. – А что ты можешь сказать о своём самочувствии по сравнению с тем, как было до начала твоего участия в экспериментах?
Я три раза быстро моргнул.
– Точно так же, – сказал я. – А что? Должно быть по-другому?
Голос Менно стал каким-то деревянным:
– Нет. Конечно, нет.
Собеседование длилось семь минут, согласно тайм-коду в углу экрана. За ним следовало ещё одно, ровно через месяц, 16 февраля 2001-го, и оно было практически таким же, правда, два дня назад был мой день рождения – это означало, что мне исполнилось двадцать.
Собеседование от шестнадцатого марта было также похоже на остальные. Мы с Кайлой недавно начали встречаться. Я говорил о том, как мы ходили в «Поп-Сода» накануне вечером и слушали живой джаз; не каких-то там звёзд, в пределах студенческого бюджета. За исключением этого мои ответы на все вопросы, что он задавал, были той же самой смесью клише, банальностей и общих мест, что заполняли предыдущие собеседования и, как я скоро выяснил, последующие два.
Но последнее ежемесячное собеседование, проведённое в понедельник восемнадцатого июня – шестнадцатое выпало на субботу, – имело радикально иную тональность.
– Сегодня – всё как в прошлые разы, – сказал Менно. – Рутинная оценка; те же самые вопросы, что и всегда.
У меня руки были скрещены на груди.
– Ага, о’кей. Давайте уж закончим с этим.
– Джим, как ты себя сегодня чувствуешь?
– Нормально.
– Ты счастлив?
– У меня всё о’кей, да.
– Здоровье?
– Порядок.
– Как у тебя с Кайлой?
Я – тот, что в 2020-м, – поёрзал на своём диване в гостиной; другой я – в 2001-м – сидел неподвижно.
– Нормально.
– Вы встречаетесь больше трёх месяцев.
– Ага.
– И что ты чувствуешь по отношению к ней?
– Она ничего.
– И всё? Ты её любишь?
– Конечно. В постели она блеск.
– Я имел в виду, есть ли у тебя к ней чувства? Романтические чувства?
– Ну, с ней хорошо. И она выглядит здорово, да. Производит впечатление на других парней, когда я с ней.
– И это важно?
– Конечно. Надо, чтобы видели, что ты наверху. Типа король. Что всё контролируешь.
Я остановил кассету и вгляделся в своё застывшее на экране изображение. Я мог поклясться чем угодно, что никогда в жизни не отзывался о женщине таким образом; я бы не поверил, если бы… в общем, если бы это не было прямо у меня перед носом, на видеозаписи. В желудке что-то неприятно сжалось, к горлу подступила тошнота.
Я снова запустил кассету. Дальше следовала длинная пауза – как будто я случайно выключил звук, – но, видимо, Менно просто переваривал услышанное, потому что в конце концов снова заговорил:
– А твоя сестра? Хизер, да? Что ты чувствуешь к ней?
– Она в порядке.
– Не хочешь сказать о ней ещё что-нибудь?
– Я держу с ней контакт. Даю ей понять, что она важная.
– Зачем?
– Лохушка она. Всегда разжиться можно.
– В смысле, деньгами?
– Ну да. Она теперь адвокат. Денег куры не клюют.
Я ошеломлённо осел в своём кресле. Да что такое на меня нашло?
На Ютубе можно найти массу фильмов с психологическими экспериментами, и я часто пользовался подвешенным к потолку проектором, чтобы демонстрировать некоторые из них студентам. Один из моих любимых – мультфильм 1944 года Хайдера и Зиммеля, в начале которого показывают большой пустой квадрат со сплошным чёрным треугольником внутри. Вскоре одна из сторон квадрата откидывается, как на шарнире, и треугольник выплывает наружу. Маленький чёрный треугольник и маленький кружок появляются из-за правого края кадра. Три сплошные фигуры скользят по экрану, иногда касаясь друг друга, тогда как большой квадрат периодически открывается и снова закрывается.
Я помню, как сам впервые увидел этот мультик студентом на занятии курса Менно Уоркентина. Он попросил нас описать происходящее на экране. Я сказал, что большой треугольник – это чудовище, выпущенное из клетки, чтобы преследовать мальчика и девочку; мальчик – да, тогда я ещё не задумывался о гендерно-ролевых стереотипах – храбро сражался с чудовищем, тогда как девочка пробиралась внутрь квадрата, чтобы стащить сокровище; в конце концов мальчик с девочкой благополучно скрываются, а чудовище в припадке ярости, из-за того что его перехитрили, разламывает свою клетку.
Мой ответ был типичен, даже будучи уникальным в деталях. Другие видели в мультике брачные ритуалы, военные манёвры или беготню в стиле Бенни Хилла – но все мы видели в нём некую историю. Когда Хайдер и Зиммель впервые провели этот тест, лишь трое из ста четырнадцати испытуемых бесстрастно описали то, что на самом деле показывалось в фильме: два треугольника, квадрат и круг, движущиеся в пустом пространстве. Все остальные сочинили историю, по сути, высосав её из пальца.
Как и всегда, мои собственные студенты меня не разочаровали. Борис в первом ряду сказал:
– Это политическая аллегория, да? Большой треугольник – это Соединённые Штаты. И Мексика – маленький треугольник. Ящик с крышкой – это граница, которая то открыта, то закрыта, а в конце США, пытаясь не пустить никого внутрь, уничтожают себя.
В аудитории можно было расслышать, как стрекочет сверчок; полагаю, больше никто не увидел в мультике ничего хотя бы отдалённо подобного.
Я позволил ещё нескольким студентам поделиться своими интерпретациями – которые варьировались от непристойных или розово-приторных до детективно-кровавых, достойных Лиама Нисона, – и затем огласил тему занятия:
– Существует термин для обозначения того, чем вы только что занимались. Это конфабуляция. Мы рассказываем себе историю, практически ни на чём не основываясь, а затем убеждаем себя, что всё так и было…
По четвергам Менно в университете не появлялся, так что после утренних занятий я поехал к нему домой в центр города. Как всегда, в машине было включено «Си-би-си», и в этот раз новости реально меня удивили.
Хэйден Тренхольм, тот же эксперт, которого я слушал вчера, в этот раз общался с Пией Чоттопадхай.
– Итак, – говорила Пия своим жизнерадостным голосом, – бывший мэр Калгари Нахид Ненши только что бросил шляпу на ринг, став федеральным кандидатом НДП по округу Юго-западного Калгари. Хэйден, какие бы выводы вы из этого сделали?
– Для НДП это успех, – ответил Тренхольм, – поскольку уже давно ходили слухи, что Ненши обхаживают либералы Трюдо. Факт его выступления за НДП может рассматриваться как признак того, что его амбиции не ограничиваются постом в Кабинете. Я не удивлюсь, если руководство партии объявит его исполняющим обязанности председателя уже в ближайшие дни.
– А что скажете об округе, в котором он решил выдвигаться?
– Это идеальный выбор, если цель Ненши – лидерство среди новых демократов. Юго-западный Калгари – это бывшая вотчина Стивена Харпера: жителям прекрасно известны преимущества жизни в домашнем округе премьера. Но Ненши любят во всём Калгари, и им нравится, что он стал звездой международного уровня. В 2013-м, когда Роб Форд был предметом насмешек в Торонто, Ненши делал весьма впечатляющую работу в Калгари – настолько впечатляющую, что, как вы помните, «Маклинс» назвал его второй по значимости фигурой в Канаде после премьер-министра.
– Да, я помню.
– А в 2015-м Фонд мэров городов присудил Ненши премию «Всемирного мэра», признав его лучшим мэром планеты. Его единственный соперник из Северной Америки, мэр Хьюстона Эннис Паркер, заняла в рейтинге седьмое место.
Я свернул вправо на Портидж и принялся искать место для парковки.
– Будучи впервые избранным мэром Калгари в 2010-м, – сказала Пия, – Ненши стал первым мэром-мусульманином в Северной Америке.
– Да, это так, – ответил Тренхольм. – Он исповедует низаритский исмаилизм, ветвь шиитского ислама.
– Но мэр – это одно дело, – сказала Пия, – премьер-министр – совсем другое. Готова ли Канада к мусульманину на Сассекс-Драйв, 24?
– Ну, – ответил эксперт, – это решать людям через четыре недели.
Они перешли к обсуждению других событий, а я заметил свободное место на обочине – редкость в это время дня – и, хотя оно было в трёх кварталах от дома Менно, занял его.
Я раньше несколько раз подвозил его домой, но никогда до сих пор не был в его квартире на втором этаже (как он говорил, никакого смысла переплачивать за вид из окна). Мне было интересно, как он оформил интерьер своей квартиры – если он вообще этим занимался.