Крылья освобождены, и она перенаправляет энергию, чтобы опять ускорить время. Теперь можно свободно приблизиться к наставнику, нагнувшись под застывшими фоглетами, которые для ее улучшенного взгляда превратились в замерзшие мыльные пузыри. Наставник замерла, словно статуя в серебряной маске. Миели атакует: тщательно нацеленного удара в мягкое основание шеи достаточно, чтобы лишить противника сознания…
…но кулак пронзает лишь образованный фоглетами силуэт.
Еще одной неожиданностью становится 120-децибельный динамик, прижатый к барабанной перепонке. Вирусы с генетическим алгоритмом наводняют все системы, отыскивая пути к ее человеческому разуму в обход машин. В голове пищит пронзительный голос гогола. Она запускает его в туман и отключает все системы.
Внезапное возвращение к человечности ощущается как сильный приступ тяжелой болезни. На мгновение она остается беспомощной в щупальцах фоглетов, крылья бессильно повисают вдоль спины. Но затем срабатывают контрмеры, и туман рассыпается инертным белым порошком. Миели, закашлявшись, падает на пол — теперь остается полагаться лишь на собственную плоть.
В комнате царит полный разгром: обломки мебели, осколки стекол и мертвый туман. В центре, с тростью в руках, стоит наставник. Но у нее тоже остались только человеческие способности. Надо отдать ей должное, она быстро отреагировала и уже приближается к Миели, с поднятой тростью, быстрыми мелкими шажками бойца кендо.
Не поднимаясь с пола, она пытается сделать подсечку женщине в серебряной маске. Но та просто подпрыгивает — легко и невероятно высоко в марсианской гравитации — и нацеливает трость на голову Миели. Она перекатывается по полу, стремительным переворотом поднимается на ноги и делает выпад, но блокирующая трость заставляет ее поморщиться от боли.
— Прекратите. Остановитесь, — говорит вор.
У него в руках оружие — примитивный металлический предмет, кажущийся в его руках смехотворно громоздким. Но оно представляет опасность, и вор уверенно целится. Конечно, он же провел в Тюрьме множество поединков. А после атаки наставника блок дистанционного управления в его принадлежащем Соборности теле так же бесполезен, как и все ее системы.
— Я предлагаю всем нам присесть — если найдется на что — и обсудить все, как подобает цивилизованным людям, — заявляет он.
— Скоро здесь будут и остальные, — говорит Раймонда.
В голове у меня звенит, а из-за пыли в комнате лишь с большим трудом удается удержаться от кашля. Но я не могу не заметить блефа.
— Никого не будет. Как я догадываюсь, Миели выбила у тебя из рук туман. Но и сама осталась ни с чем, судя по тому, что я еще способен двигаться и говорить. Если бы не мое проклятое чувство долга, это был бы великолепный шанс скрыться.
Миели фыркает. Я покачиваю револьвером.
— Поищите себе что-нибудь, чтобы присесть.
Не сводя глаз с Миели, я отпиваю шампанского из чудом уцелевшего бокала. Горлу становится легче. Затем я усаживаюсь на фрагмент перегородки. Миели и моя бывшая подружка долго смотрят друг на друга, потом выбирают места с таким расчетом, чтобы наблюдать за всеми присутствующими.
— Должен признаться, мне льстит, когда женщины из-за меня вступают в бой. Но, можете мне поверить, я этого не стою.
— Ну, хоть в чем-то я с тобой согласна, — говорит Раймонда.
— Знаешь, — вмешивается «Перхонен», — хоть я и нахожусь на высоте около четырех сотен километров, я все еще могу сжечь твою руку, если не опустишь оружие.
— Ох.
— Погоди. Это антиквариат. Вероятнее всего, оно не работает. Я блефую. Только не говори Миели, пожалуйста. Я хочу уладить это дело, чтобы никто не пострадал. Ладно?
Для быстродействия гогола корабль медлит с ответом недопустимо долго.
— Хорошо, — в конце концов, отвечает она. — У тебя одна минута.
— Опять ограничения во времени. Ты еще хуже, чем она.
— Раймонда, познакомься с Миели. Миели, познакомься с Раймондой. Раймонду и меня связывают определенные отношения; с другой стороны, Миели обходится со мной так, словно нас связывают отношения. Но я признаю долг чести по отношению к ней и потому не жалуюсь. Почти. — Я набираю воздух в легкие. — Раймонда, здесь ничего личного. Но мне необходимо вернуть мое бывшее «я».
Она закатывает глаза и снова становится мучительно знакомой.
Я поворачиваюсь к Миели.
— Послушай, неужели все это было так уж необходимо? Я все контролировал.
— Я готова была оторвать тебе голову, — говорит Раймонда.
— Я полагаю, что верное слово в числе многих вещей, которые я не могу вспомнить, — со вздохом говорю я. — Слушай, забудь о тебе и обо мне. Я кое-что разыскиваю. Ты можешь мне помочь. Ты — наставник, и это очень хорошо. Кстати, могу поспорить, что и мы, в свою очередь, можем тебе кое в чем помочь. К примеру, в деле с гогол-пиратами. Можем предоставить огромное количество, преподнести на блюдечке.
Они обе смотрят на меня, и на мгновение мне кажется, что драка вот-вот начнется заново.
— Ладно, — говорит Раймонда. — Давайте поговорим.
Со вздохом облегчения я бросаю на пол оружие и мысленно благодарю Меркурия за то, что оно не выстрелило.
— Я полагаю, на секретность надеяться не стоит? — спрашиваю я, глядя на Миели.
Она ужасно выглядит: одежда снова разорвана в клочья, крылья опущены, словно сломанные голые ветки. Но смотрит угрожающе, так что я без слов понимаю, что она обо мне думает.
— Забудь о моем вопросе.
Раймонда подходит к разбитому окну, пряча руки в рукавах платья.
— Что случилось? — спрашиваю я ее. — Кем я был здесь? Куда я ушел?
— Ты и в самом деле не помнишь?
— В самом деле.
По крайней мере, пока. Новые воспоминания все еще возникают в моей голове, их слишком много, чтобы сразу во всем разобраться, и вместе с ними усиливается странная головная боль.
Она пожимает плечами.
— Это не имеет значения.
— Я что-то здесь оставил. Какие-то секреты. Инструменты. Фрагменты памяти. Не просто экзопамять, а нечто большее. Тебе известно, где это может быть?
— Нет. — Она хмурится. — У меня есть одна идея. Но моя помощь будет тебе стоить дороже, чем просто гогол-пираты. А твоя новая подруга должна мне новую квартиру.
Интерлюдия. Мудрость
Смерть отделяет от жизни всего несколько шагов. Впереди появляется свет: но каждый шаг дается с трудом, словно преодолеваешь толщу воды, и Батильда чувствует, как начинает всплывать, поднимаясь над своим телом, одетым в мягкий скафандр. Она видит себя, медленно бредущую вперед, видит отблески света на медном шлеме. Как ни странно, это кажется ей вполне нормальным. Она оставляет свое тело и поднимается к свету. Наконец приходит мысль…
… и она шагает в марсианские сумерки, и едва не падает, но ощущает поддержку двух крепких рук. Она моргает и жадно хватает ртом воздух. Затем оглядывается на зал, названный Переходом между Рождением и Смертью — низкое прямоугольное сооружение, отпечатанное Спокойным-строителем. Оно расположено в неглубоком котловане, примерно в миле от городской границы, в марсианской пустыне. Снаружи в нем нет ничего особенного — гравий и песок, склеенные бактериальной пастой, узкие щели и люки по бокам. На фоне стены, защищающей город от фобоев, оно кажется постройкой из детского конструктора. Но внутри…
— О Боже, — восклицает Батильда, набирая полную грудь воздуха.
— Ну, что ты об этом думаешь? — спрашивает Поль Сернин, архитектор ее краткой смерти.
Он бережно поддерживает ее и отводит от выхода, откуда появляются другие ошеломленные гости. Ее протеже торжествующе усмехается за стеклом скафандра.
— Похоже, тебе не помешает выпить.
— Обязательно, — отвечает Батильда.
Поль протягивает ей бокал шампанского в ку-сфере. Она принимает его и с удовольствием пьет, ощущая приятный чистый вкус вина после сухого воздуха шлема.
— Поль, ты гений.
— Значит, ты не жалеешь о своем покровительстве?
Батильда улыбается. Вокруг них разворачивается вечеринка. Она рада, что рекламная кампания имеет успех, что множатся фрагменты воспоминаний о самых напряженных моментах в Переходе. Отличная идея поставить его за противофобойной стеной — этот символический жест придает происходящему пикантный оттенок опасности.
— Ничуть. Надо убедить Голос устроить нечто подобное в самом городе. Это принесет много хорошего. Как тебе в голову пришла такая идея?
Поль приподнимает темные брови.
— Ты же знаешь, как я ненавижу, когда меня об этом спрашивают.
— Ну, пожалуйста, — настаивает Батильда. — Ты же любишь разговаривать о самом себе.
— Ладно, если уж тебе так хочется знать — меня вдохновило произведение Ногучи, созданное в Хиросиме. Рождение и смерть. Нечто такое, о встрече с чем мы стали забывать.
— Любопытно, — говорит Батильда. — Очень похоже на то, что Марсель, — она показывает на молодого темнокожего парня, с отвращением разглядывающего зияющий проем выхода из Перехода, — предлагал Голосу несколько месяцев назад.
— Идеи ничего не стоят, — отвечает Поль. — Все дело в их воплощении.
— Верно, — соглашается Батильда. — А возможно, тебе помогла твоя новая муза.
Рыжеволосая девушка в темном защитном костюме неподалеку от них трогает рукой грубую шероховатую стену Перехода.
— Что-то вроде того, — говорит Поль, опустив голову.
— Не трать время на разговоры с пожилой женщиной, — говорит ему Батильда. — Иди и развлекайся.
Поль снова улыбается ей, и на мгновение Батильда сожалеет о своем решении поддерживать с ним только деловые отношения.
— Увидимся позже, — говорит он, слегка кланяется и исчезает в толпе одетых в скафандры людей.
Батильда снова разглядывает Переход. Снаружи он выглядит вполне безобидно, но внутри сочетание архитектуры и освещения вступает в резонанс, который затрагивает любой рожденный человечеством мозг, запускает подкорковые процессы и вызывает ощущения, похожие на смерть. Волшебный архитектурный трюк. Ее мысли возвращаются ко многим пережитым смертям и рождениям, и становится очевидно, что ничего подобного она прежде не испытывала. Это совершенно новые ощущения. Она улыбается самой себе: как долго все