— Молодой человек, — приветствует она Исидора. — Мы всегда рады вас видеть, но, должна признаться, вы выбрали не совсем удачное время для визита.
У нее тот же глубокий и теплый голос, как и у светловолосой женщины, с которой Исидор встречался раньше.
Он запрокидывает голову и старается собрать весь свой гнев и возмущение по отношению к постчеловеческому существу.
— Почему вы это делаете? Почему вы помогаете криптархам?
Пиксил бросает на него недоверчивый взгляд.
— Исидор, о чем ты толкуешь?
— Вам известны криптархи, о которых сегодня в городе рассказывали наставники? Вы помните то Царство, которое собрал Дратдор? Так вот, это и есть Королевство. Именно отсюда происходят все воспоминания жителей Ублиетта. И это стало возможным благодаря вам, зоку.
— Неправда! — Глаза Пиксил сверкают гневом. — Это не имеет никакого смысла! — Она поворачивается к Старейшей. — Скажи ему!
Но Старейшая молчит.
— Ты, наверно, пошутил, — не унимается Пиксил.
— У нас не было выбора, — говорит Старейшая. — После Протокольной войны мы были разбиты. Нам требовалось место, где можно было бы спрятаться от Соборности и залечить раны. Мы заключили сделку. Это казалось нам чем-то незначительным: мы постоянно переписываем свое прошлое и воспоминания. И мы дали им то, что они хотели.
Пиксил берет Исидора за руку.
— Клянусь, я ничего не знала об этом.
— Мы создали тебя такой же, как они, чтобы ты свободно ходила среди них, — говорит Старейшая. — Поэтому и не могли позволить, чтобы ты знала больше, чем она.
— И вы так просто позволили им делать все, что они хотели? — спрашивает Исидор.
— Нет, — говорит Старейшая. — Когда мы увидели, что получилось, мы испытывали… сожаление. И потому создали наставников — позволили молодым идеалистам Ублиетта пользоваться нашими технологиями. Мы надеялись, что они создадут противовес. Совершенно ясно, что мы были не правы и этот ваш вор все испортил.
— Ответьте еще на один вопрос, — говорит Исидор. — Чем было раньше это место?
Старейшая долго молчит, по ее безмятежному лицу пробегает тень печали.
— Разве это не очевидно? — говорит она после паузы. — Ублиетт был тюрьмой.
18. Вор и король
Я стою в парке роботов напротив своего бывшего «я», покачивая в руке револьвер. Он тоже держит его или его отражение. Странно, что все обычно сводится к противостоянию двух человек с оружием в руках, реальным или воображаемым. Вокруг нас продолжается медлительная война древних машин.
— Я рад, что ты это сделал, — говорит он. — Я не знаю, где ты был. Не знаю, куда направляешься. Но я знаю, что ты оказался здесь, чтобы сделать выбор. Спусти курок, и ты станешь тем, кем мы были. Если не сделаешь этого — что ж, ты будешь и дальше жить своей жизнью, заниматься незначительными делами, тешить себя незначительными надеждами. Или же можешь вернуться к мелодиям сфер и музыкальному звону нарушаемых законов. Я знаю, что бы я сделал на твоем месте.
Я открываю револьвер и смотрю на девять пуль. Каждая имеет свое имя и квантовое состояние, связанное с Временем в Часах девяти людей. Исаака. Марселя. Джилбертины. Других. Если я нажму на курок девять раз, их Время закончится. Машина заработает. Девять человек станут Спокойными, Спокойными-атласами под городом. Они создадут мой дворец памяти. И я никогда их больше не увижу.
Я закрываю револьвер и верчу барабан, словно играю в русскую рулетку. Молодой я улыбается.
— Давай, — говорит он. — Чего ты ждешь?
Я отбрасываю револьвер. Он падает в куст роз. Я смотрю на пустое место, где только что был бывший я.
— Ублюдок, — бросаю я. — Ты знал, что я никогда этого не сделаю.
— Ничего страшного, — раздается голос. — Это сделаю я.
Садовник открывает свой гевулот и предстает передо мной с револьвером в руке. У него седые волосы, тщательно состаренное лицо, но в его облике есть что-то мучительно знакомое. Я делаю шаг вперед, но над его правым плечом появляется обтекаемое овальное устройство — ку-пистолет зоку — и смотрит на меня ярким квантовым глазом.
— Я бы не стал дергаться, — говорит он. — Эта штучка вдребезги разобьет даже твое чудное тело, изготовленное Соборностью.
Я медленно поднимаю руки.
— Ле Рой, как я полагаю? У него в точности такая же улыбка, как и у криптарха в отеле. — Итак, ты здешний Король?
Я прикидываю, насколько велики шансы остаться в живых, если резко броситься на него. Шансы невелики. Мое тело все еще заперто в человеческом облике, и пять метров, разделяющих нас, с таким же успехом могли бы быть и световым годом.
— Я предпочитаю считать себя просто садовником, — говорит он. — Помнишь тюрьму Санте на Земле? Что ты говорил своему сокамернику? Что единственное, что бы ты действительно хотел украсть, — это собственное королевство. Но управление казалось тебе слишком хлопотным делом, и ты предпочел бы препоручить заботу о процветании и благополучии своих подданных номинальному правителю, а сам бы выращивал цветы для хорошеньких девушек, да время от времени вмешивался в дела. — Свободной рукой он делает широкий жест, обводя парк и город вокруг нас. — Так вот, я осуществил эту мечту. — Он вздыхает. — Но, как и всякая мечта, она со временем становится старой.
— Да, конечно, — говорю я. — Наставники вот-вот положат конец устоявшемуся порядку и разбудят население. — Я сосредоточенно нахмуриваюсь. — Мы сидели в одной камере?
Он смеется.
— Что-то вроде того. Если хочешь, можешь звать меня ле Роем. Жан ле Рой — так меня здесь называют, хотя я уже не забочусь об именах.
Я внимательно вглядываюсь в его лицо. При открытом гевулоте сходства невозможно не заметить.
— Что произошло?
— До Вспышки мы были слишком беспечными, — говорит он. — А почему бы и нет? Мы работали с Основателями. Мы взломали административную когнитивную программу сразу, как только Читрагупта ее поставил. Нас было много. И кое-кого на этом поймали. И меня тоже.
— Как же ты здесь оказался? — спрашиваю я. И вдруг меня осеняет. — Это место никогда не было Королевством, не так ли? — говорю я. — Это была тюрьма.
— Предполагалось, что это будет новая Австралия, — говорит он. — До Вспышки господствовала следующая идея: загоним преступников в терраформирующие машины, и пусть они отрабатывают свои долги перед обществом. И мы упорно трудились, можешь мне поверить. Мы обрабатывали реголит, зажигали Фобос и плавили ледниковый покров ядерными взрывами. Все ради того, чтобы еще немного побыть людьми.
— Конечно, они позаботились о том, чтобы мы были здесь надежно заперты. Даже сейчас, стоит мне только подумать об отъезде с Марса, как начинается дьявольская боль. Но потом произошла Вспышка, и сумасшедший дом захватили безумцы. Мы взломали систему тюремного надзора. Превратили ее в экзопамять. И использовали для того, чтобы захватить власть.
Он качает головой.
— И еще мы решили сочинить более приятную историю. Вспышка обернулась для нас благодеянием, стерла все следы — хотя мы оставили их не так уж много. Но полностью воплотить в жизнь все свои планы мы смогли только после прихода зоку. Оглядываясь назад, я понимаю, что их нельзя было сюда допускать. Но в тот момент нам годились любые средства, чтобы предотвратить наступление Соборности. По крайней мере, они дали нам инструменты для воплощения мечты.
— Нам? Кто еще здесь есть? — спрашиваю я.
— Никого, — говорит он. — Ну, больше никого. Я давно уже позаботился обо всех остальных. Саду достаточно одного садовника.
Он поднимает свободную руку и трогает стебель цветка.
— Некоторое время я был здесь вполне доволен. — Его лицо искажается гримасой. — А потом тебе надо было сюда приехать. У тебя все получалось лучше, чем у меня. Ты обладал могуществом и свободой. И перенял местные обычаи. Ты себе представить не можешь, как меня это злило.
Ле Рой смеется.
— Это чувство тебе знакомо не хуже, чем мне — хотеть то, чем обладает кто-то другой. Ты можешь понять, как я хотел получить то, что принадлежало тебе? И после твоего исчезновения я завладел всем, что было в моих силах. К примеру, твоей женщиной. Она больше никогда не будет твоей. Она считает, что ты бросил ее с вашим ребенком. Никогда не понимал, что ты в ней нашел. Но ты хорошо замел следы: я никогда не знал, что это такое.
Он поднимает револьвер с девятью пулями.
— Ты считаешь себя таким умным. Спрятал свое сокровище в экзопамяти своих друзей. Великие умы мыслят одинаково, но, должен признать, я до этого не додумался. Однако я знал, что ты когда-нибудь вернешься, и расставил для тебя ловушку. Гевулот-видения шли от меня. Но полностью свести концы с концами мне помог сыщик. Весьма своевременно. — Он наставляет револьвер на меня. — Я даже предоставил тебе возможность самому это сделать: в конце концов, справедливость есть справедливость. Но ты не смог. Значит, теперь моя очередь.
В слепой ярости я с криком бросаюсь вперед. Сверкает вспышка ку-пистолета. Я лечу на землю и сильно ударяюсь лицом о мраморные плиты. Тело Соборности на мгновение взрывается болью, а затем глушит ее милосердной анестезией. Я переворачиваюсь и пробую встать, но в то же мгновение понимаю, что правая нога ниже колена превратилась в обугленную культю.
Ле Рой с усмешкой смотрит на меня сверху вниз. Он поднимает револьвер и начинает стрелять в воздух. Я пытаюсь вцепиться ему в ноги, но получаю пинок в лицо. Пытаюсь сосчитать выстрелы и тотчас сбиваюсь.
Земля вздрагивает. Где-то глубоко под городом Спокойные-атласы, когда-то бывшие моими друзьями, просыпаются с новыми мыслями и новыми стремлениями. Дворцы памяти, которые являются их составными частями, с мощью стихийного бедствия стремятся соединиться. Вокруг нас начинается камнепад. Вокруг парка роботов рушатся здания. Дворцы маячат над ними, словно черные паруса, сметающие все на своем пути, и несутся вниз, прямо на нас.
Они соединяются над нашими головами наподобие черных геометрических пальцев. Потом все погружается во тьму, тело начинает покалывать, и нас с Королем разносит в разные стороны.