Я ждал ее в маленьком ресторанчике, выбрав место под открытым небом, рядом с обогревателем. Это необычное заведение с простыми стеклянными дверями и непримечательной вывеской, внутри которого царит настоящий фейерверк красок и экзотики — прозрачные сосуды с чучелами чужеземных существ, стеклянные глаза и яркие картины. Прокрутив в голове нашу первую встречу, я понял, что Раймонда отреагировала не на таинственность, а на поддразнивание, и немного изменил свою внешность. Ничего такого, чего нельзя было ожидать при постепенном открытии гевулота, просто добавил чуть-чуть мальчишеского озорства. Достаточно, чтобы вызвать ее улыбку.
— Как прошло занятие?
— Хорошо. Дочь молодой пары. Огромный потенциал.
— Потенциал — это главное. Как и в твоей музыке.
— Не совсем, — отвечает она. — Я немного подумала. Ты блефуешь. Этот фрагмент не нуждается в доработке. Тебе, конечно, известно, что это Ублиетт, а я красивая девушка. Подобные случаи не редкость. — Она слегка наклоняет голову, и волосы падают на плечо. — Таинственный незнакомец. Интуиция. Все так? Это уже устарело.
Она уверенно диктует дрону-официанту два заказа.
— Я еще даже не заглянул в меню, — говорю я.
— Ерунда. Ты обязательно должен попробовать зебру под соусом терияки. Это восхитительно.
Я развожу руками.
— Ладно. Я думал, здесь так принято. Итак, почему же ты согласилась со мной встретиться?
— Может, все наоборот, и именно я охотилась за тобой.
— Может быть.
Раймонда съедает оливку из тарелки с закусками и тычет в меня шпажкой.
— Ты проявил исключительную вежливость. И не слишком активно пользовался своим гевулотом. Ясно, что ты не здешний. А это очень интересно. Теперь ты у меня в долгу. А это всегда может пригодиться.
Проклятье. Я запрашиваю пиратскую программу. Она все еще пытается взломать гевулот Раймонды, но пока без особого успеха. Похоже, она не намерена поддаваться.
— Признаю свою вину. Я купил гражданство. Прибыл с Цереры,[39] из Пояса.
Ее брови удивленно приподнимаются. Марсианское гражданство купить не так уж легко, обычно требуется согласие Голоса. Но гоголы-пираты, по-видимому, отлично поработали над легендой этой личности, осторожно подбрасывая необходимые фрагменты в экзопамять.
— Интересно. А почему ты решил приехать сюда?
Я широким жестом обвожу окрестности.
— У вас есть небо. В вашем распоряжении настоящая планета. И вы на ней что-то сделали. У вас есть мечта.
Раймонда смотрит на меня с такой же яростью, с какой откусывала яблоко за обедом, и вдруг мне кажется, что она и меня сейчас укусит.
— Так думает множество людей. Да, мы, безусловно, кое-что сделали. Для начала развязали ужасную гражданскую войну, в результате которой появились саморазмножающиеся машины-убийцы, и они свели на нет все успехи по преобразованию планеты, достигнутые правителями-рабовладельцами перед тем, как их истребили. — Она улыбается. — Но ты прав, у нас где-то здесь есть мечта.
— Знаешь, никто до сих пор мне не сказал, как часто они нападают…
— Нападают? Ты имеешь в виду фобоев? Когда как. В большинстве случаев ты этого даже не заметишь, в крайнем случае услышишь далекие раскаты. С ними справляются Спокойные. Иногда молодежь на планерах отправляется посмотреть на бои. Я тоже так делала, когда была моложе. Потрясающее зрелище.
Переданный мне фрагмент воспоминаний вызывает изумление. Белокрылый планер из интеллектуальной материи, внизу грохот и пламя, лазерные лучи мечутся в оранжевом тумане, черная лавина тварей с ослепительной вспышкой разбивается о строй Спокойных. И при этом там с Раймондой кто-то еще, обнимает ее, целует в шею…
Я делаю глубокий вдох. Пиратская программа цепляется за фривольное воспоминание и начинает его перемалывать.
— Что случилось? — спрашивает Раймонда. — Ты выглядишь растерянным.
Я замечаю, что на столике появилась еда, аппетитные запахи вырывают меня из воспоминаний, оставляя с открытым ртом от сенсорной перегрузки. Официант — темнокожий парень с вызывающе белыми зубами — смотрит на меня с усмешкой. Раймонда кивает в его сторону.
— Это местечко приводит меня в замешательство, — говорю я.
— Это свойство всех интересных мест. Именно такой я хочу сделать свою музыку, относительно которой у тебя так много идей.
— Ты хочешь, чтобы у слушателей случались сердечные приступы?
Она смеется.
— Нет, я хотела сказать, что все мы тоже растеряны. Прекрасно говорить о Революционной мечте, о воссоздании Земли, о крае обетованном и тому подобном, но в реальности все не так просто. К мечтам примешивается чувство вины. А молодое поколение так не думает. Я однажды была Спокойной и не хочу, чтобы это повторилось. А те, кто еще моложе меня, смотрят на прибывающих сюда зоку и на людей вроде тебя и не знают, что думать.
— Как это было? Что значит быть Спокойным?
Я пробую принесенное блюдо. Зебра действительно восхитительна — темная и очень сочная. У Раймонды отличный вкус, возможно, она научилась этому у меня.
Она задумчиво крошит хлеб на своей тарелке.
— Это трудно объяснить. Все происходит стремительно: трансформация совершается сразу, как только твое Время истекает. Воскресители еще не успевают забрать твое тело, а ты уже там. Это все равно, что получить удар. Твой мозг внезапно начинает функционировать иначе, и в другом теле, с другими ощущениями. Но после того, как шок проходит, все оказывается не так уж плохо. Ты полностью сосредоточиваешься на своей работе, и эта целеустремленность доставляет удовольствие. И ты чувствуешь себя иначе. Ты не можешь говорить, но видишь красочные сны наяву, которыми можно делиться с другими. И еще, в зависимости от особенностей тела, появляется ощущение силы. Порой это… возбуждает.
— Выходит, у Спокойных есть что-то вроде сексуальной жизни?
— Возможно, ты когда-нибудь сам об этом узнаешь, чужеземный мальчишка.
— В любом случае все это звучит совсем не так страшно, — говорю я.
— Об этом ведутся бесконечные споры. Большая часть молодежи считает, что все дело в чувстве вины. Но Голос никогда не давал обещаний перестроить систему. Ты можешь задать вопрос: почему? Неужели нельзя решить проблему иначе? Неужели нельзя обойтись силами синтбиотических дронов? Но все не так просто. Когда возвращаешься, некоторое время остаешься в смятении. Ты смотришь в зеркало и видишь другого себя. И это вызывает грусть. Как в случае с сиамскими близнецами — разделиться по-настоящему невозможно.
Она поднимает свой бокал — вино тоже выбирала Раймонда, это совиньон из долины Дао. Я припоминаю, что ему приписывают возбуждающий эффект.
— Выпьем за растерянность, — предлагает она.
Мы пьем. Вино насыщенное, крепкое, с запахом персика и жимолости. С первым же глотком приходит странное чувство, смесь ностальгии и первого проблеска страсти. Мой прежний я, должно быть, усмехается, глядя из зеркала.
— Они хотели его заполучить, — охотно отвечает василев.
После каждого ответа на вопрос гогол-хирург стимулирует его центры удовольствия. Однако из-за этого он старается говорить короче.
— Кто?
— Скрытые. Они здесь правят. Они обещали за него души, сколько мы захотим.
— Кто они?
— Они говорят чужими ртами, как иногда делают Основатели. Мы согласились: почему нет, почему не поработать на них. Цель в конце концов поглотит их всех, все будет брошено к алтарю Федорова, так почему бы не сходить в музей и не посмотреть на слонов?
— Покажи мне.
Но связь с василевом прерывается. Миели, стиснув зубы, восстанавливает предыдущую версию и приказывает гогол-хирургу начать все сначала.
Ужин заканчивается десертом, а потом мы гуляем по Черепашьему парку. Мы разговариваем, и гевулот Раймонды постепенно открывается.
Она родилась в медленногороде Казей. Провела бурную юность, безрассудно растрачивая Время, потом остепенилась (вероятно, сошлась с более взрослым мужчиной).
Раймонда не забывает о моем долге и заставляет купить мороженое у девочки в белом переднике. Она сама выбирает нам ароматические добавки — какое-то странное синтетическое сочетание, которому я не могу подобрать названия, напоминает одновременно мед и дыню.
Я стараюсь ненадолго задержаться на фрагментах, которыми она делится, и только потом бросаю их в ненасытную пасть пиратской программы.
— Мое желание написать оперу, — говорит она, когда мы со стаканчиками мороженого садимся у фонтана в стиле Королевства, — вызвано тем, что я хочу создать нечто значительное. Революция была значительной. Ублиетт значительный. Никто не может встать у него на пути. Что-то грандиозное, с гогол-пиратами и зоку, и восстанием, и большим шумом.
— Ублиетт-панк, — говорю я.
Она как-то странно смотрит на меня, потом качает головой.
— Называй как хочешь, но я хочу это создать.
С нашей скамейки можно увидеть Монгольфьевиль,[40] расположенный на другом конце парка, надутые шары тянутся вдоль горизонта, словно разноцветные фрукты. Раймонда жадно рассматривает их.
— А ты никогда не думала о том, чтобы уехать отсюда? — спрашиваю я.
— А куда? Я знаю, что существует бесконечное множество возможностей. Конечно, думала. Но я большая шишка на ровном месте и предпочитаю такой и остаться. Здесь, как мне кажется, я могу хоть что-то изменить. В другом месте — не уверена.
— Мне знакомо это чувство.
К моему собственному удивлению, это действительно так. Искушение остаться здесь, сделать то, что в моих силах, что-то построить. Вероятно, он чувствовал это, когда приехал сюда. Или она внушила ему это чувство.
— Конечно, это не означает, что я лишена любопытства, — говорит Раймонда. — Может, ты покажешь мне, что значит жить там, откуда ты приехал.
— Не думаю, что это интересно.
— Ну же, я хочу посмотреть.
Она берет меня за руку и сжимает пальцы. У нее теплая, немного липкая от мороженого ладонь. Я роюсь в своей фрагментарной памяти в поисках видов. Ледяной замок в облаке Оорта, кометы и ядерные реакторы, связанные между собой в одну сверкающую космическую систему, и следующие за ними крылатые люди. Город Супра, где здания своими размерами не уступают планетам, а купола и башни вздымаются до самого кольца Сатурна. Миры-пояса, окрашенные дикими синтбиотическими организмами в коралловый и красно-желтый цвета. Мозги