— Посмотри на меня! Это была не Рыба. Это не ты. И это не младенец. Это я. Я хотела этого. Почему ты мне не позволил?
Я смотрю на нее затуманенным взором:
— Потому что я не мог пойти с тобой.
— Ты глупый мальчишка, — говорит она, и теперь она меня поддерживает, а я плачу. Плачу впервые с тех пор, как перестал быть богом. — Глупый, глупый мальчишка.
Через некоторое время слезы иссякают. Мы сидим на камне и смотрим на закат. Я чувствую себя легким и опустошенным.
— Может, было бы легче, если бы ты не позвонила, — говорю я со вздохом.
У Эйлин расширяются глаза.
— Что ты имеешь в виду? Я никогда этого не делала. Я считала, что это Крейг. Это на него похоже. Чтобы не дать мне вернуться обратно.
А потом мы видим младенца.
Он безволосый, голенький и розовый, и тонкая ниточка пуповины свисает с его животика. У него зеленые глаза Эйлин, но мой взгляд. Он плывет по воздуху, и чудесные крошечные ножки почти касаются воды.
Младенец смотрит на нас и смеется. Его голос звучит переливами серебряных колокольчиков. А во рту полно жемчужно-белых зубов.
— Сиди очень тихо, — говорит Эйлин.
Ангел направляется к младенцу. Его руки ощетиниваются пучками лезвий. Из груди появляется дуло стеклянной пушки. Крошечные шарики света, полные энергии квантовые заряды устремляются навстречу младенцу.
Ребенок снова смеется. Он вытягивает перед собой крошечные ручки и сжимает кулачки. Воздух — возможно, и пространство, и время тоже — начинает колебаться и скручиваться. А затем ангел исчезает, и наш ребенок держит в руках стеклянный шарик, словно снежок.
Эйлин хватает меня за руку.
— Не беспокойся, — шепчет она. — Большая небесная Рыба должна была это видеть. Она что-нибудь сделает. Сиди спокойно.
— Плохой мальчик, — медленно произношу я. — Ты сломал маминого ангела.
Младенец хмурится. И за сморщенным розовым лобиком я вижу вспышки космического гнева.
— Юкка… — шепчет Эйлин, но я ее перебиваю:
— Ты знаешь только, как убивать богов. А я знаю, как с ними разговаривать.
Я смотрю на своего сына — об этом мне говорит крошечная морщинка между его ног — и делаю шаг вперед. Я помню, что чувствуешь, когда в твоих руках вся мощь мира. Вместе с ней возникает стремление сделать мир совершенным.
— Я знаю, почему ты нас сюда позвал, — говорю я. — Ты хочешь, чтобы мы были вместе, не так ли? Твои мамочка и папочка.
Я опускаюсь на одно колено и смотрю своему сыну в глаза. Я стою в воде, и так близко к нему, что ощущаю тепло его кожи.
— Я знаю, что ты чувствуешь. Я это пережил. Ты мог взять нас по отдельности. Мог перестроить наши мозги. Ты мог заставить нас захотеть быть вместе и быть с тобой. — Я делаю паузу и указательным пальцем прикасаюсь к его носу. — Но это не сработало. Это не было бы совершенством. — Я вздыхаю. — Поверь, я это знаю. Я пытался сделать это с собой. Но ты — совершенно новое создание, ты можешь сделать лучше.
Я достаю из кармана мистера Жука и протягиваю сыну. Он хватает его и тянет в рот. Я делаю глубокий вдох, но ребенок не кусает его.
— Поговори с этим жуком, — советую я. — Он расскажет тебе, кто мы такие. А потом возвращайся.
Младенец закрывает глаза. Потом он хихикает, не выпуская изо рта мистера Жука. И он трогает мой нос крошечным пальчиком.
Я слышу крик Эйлин. В мозгу брыкается огненная лошадь, потом гремит гром.
Меня будит что-то мокрое на лице. Я открываю глаза и вижу лицо Эйлин на фоне потемневшего неба. Идет дождь.
— Ты в порядке? — со слезами в голосе спрашивает она и поддерживает мне голову. — Маленький негодяй!
Неожиданно ее глаза открываются во всю ширь, а в моей голове наступает тишина и согласие. Я вижу в ее взгляде изумление.
Эйлин вытаскивает из-под моей головы руки. На ее ладони лежит мой симбионт. Я беру его, верчу в пальцах. Потом широко размахиваюсь и швыряю его в море. Он трижды подскакивает на поверхности и исчезает.
— Интересно, откуда он его берет.
ТИХЕЯ И МУРАВЬИ
Муравьи прибыли на Луну в тот день, когда Тихея прошла через Потайную Дверь, чтобы отдать рубин Волшебнику.
Она рада была уйти с Базы. Тем утром Мозг устроил Тихее Подпитку, после которой внутри все звенело и клокотало; израсходовать сжатую энергию можно было, только сбежав – вприпрыжку и с воплями – по серому пологому склону горы Малапера.
– Не отставай! – крикнула она чайнику, которого Мозг, разумеется, послал за ней шпионить.
Машинка в белом кожухе и на двух толстых гусеницах еле тащилась, размахивала руками-цилиндрами, чтобы удержать равновесие, и трудолюбиво погромыхивала, отыскивая крохотные кратеры – следы Тихеи.
Рассердившись, та скрестила руки на груди и стала ждать. Посмотрела вверх. Входа в Базу видно не было, и это правильно – иначе не убережешься от космических акул. Иззубренный гребень горы скрыл Большое Плохое Место от чужих глаз, если не считать порочной просини аккурат над слепящей белизной верхних хребтов, резко выделявшихся на фоне угольно-черных небес. Белел не снег – он есть только в Плохом Месте, – а стеклянные бисеринки, рожденные древними ударами метеоров. Во всяком случае, так утверждал Мозг. Если верить Лунной Деве Чан Э, блестели все те драгоценности, которые она потеряла за проведенные здесь столетия.
Тихее нравилась версия Чан Э. Тут она вспомнила о рубине и дотронулась до поясной сумки – убедиться, что он никуда не делся.
– Вылазки неизбежно сопряжены с эскортированием, – зазвенел голос Мозга в шлеме Тихеи. – Причин для нетерпения нет.
Почти все чайники работали автономно: Мозг контролировал только двух-трех одновременно. Но, конечно, он будет следить за ней – сразу после Подпитки иначе и быть не могло.
– Еще как есть, тормоз, – пробубнила Тихея под нос, потянулась и в расстроенных чувствах поскакала дальше.
При движении костюм деформировался, обтекая ее тело. Между прочим, она вырастила его сама, и это был уже третий такой костюм, хотя рос он долго – куда дольше, чем рубин. Его множественные слои были живыми, он казался легким, и, что самое классное, у него имелась энергошкура – гладкая губчатая ткань из клеток с механочувствительными ионными каналами, которые переводили движения Тихеи в энергию костюма. Никакого сравнения с грубой белой материей, оставленной китайцами: чайники скроили и сшили из нее костюмчик детского размера, тот пришелся Тихее впору и вроде как функционировал, но был невыносимо душным и жестким.
Она тестировала новый костюм второй раз и страшно им гордилась: это была сразу и одежда, и экосистема, и все говорило за то, что фотосинтетический слой позволит Тихее продержаться несколько месяцев – при условии, что солнечного света и кошмарных китайских спрессованных нутриентов будет в достатке.
Тихея нахмурилась. Ее ноги вдруг стали серыми, с бурыми крапинками. Она смахнула серое рукой, и пальцы, облеченные в серебристую гладь энергошкуры, сделались того же цвета. Видимо, к костюму приставала реголитовая пыль. Досадно. Тихея рассеянно отметила, что при следующей итерации, когда она опять скормит костюм биофабру Базы, надо будет как-то это исправить.
Чайник не мог перебраться через край мелкого кратера: из-под скрежещущих гусениц вылетали безмолвные параболы камешков и пыли. Тихее надоело ждать.
– Вернусь к обеду, – сказала она Мозгу.
Не дожидаясь, пока сознание Базы ответит, отключила радио, развернулась и побежала.
Тихея перешла на длинный шаг, который показал ей Яшмовый Кролик: скользишь над самой поверхностью и время от времени отталкиваешься от нее носком, если надо перелететь через кратеры и камни, которых на неровном реголите видимо-невидимо.
Чтобы пуще запутать бедного чайника, она сделала длинный крюк, избегая прежних маршрутов, покрывавших почти весь склон. Обогнула по краю одну из кромешных ледяных ловушек – кратеров поглубже, не знавших солнца, – которыми буквально чернела эта сторона горы. Напрямик вышло бы куда быстрее, но костюм мог не выдержать холода. Кроме того, на Другой Луне за Дверью в таких глубоких рытвинах жили чернильные человечки.
На полпути почва под ногами содрогнулась. Тихею снесло в сторону, она чуть было не свалилась в кратер, но успела затормозить, развернула тело в прыжке и приземлилась, упершись носками в зябкий твердый реголит. Сердце стучало как бешеное. Может, это чернильные человечки подняли из глубокой тьмы что-то огромное и тяжелое? Или ее едва не сшиб метеорит? Пару раз такое случалось, и тогда рядом с Тихеей вдруг бесшумно расцветал новый кратер.
Тут она увидела лучи света в темноте и осознала, что это всего лишь песчаный червь с Базы, гигантская суставчатая машина с пастью, усеянной зубастыми колесами, – ими червь размалывал твердь, чтобы извлечь из мрачных глубинных хранилищ гелий-3 и иные летучие вещества.
Тихея вздохнула с облегчением и продолжила путь. Чайники сплошь и рядом уроды, а вот песчаный червяк ей нравился. Она помогала его программировать: трудясь без устали, он забирался так глубоко, что контролировать его дистанционно Мозг не мог.
Потайная Дверь размещалась в неглубоком кратере метров сто в диаметре. Тихея спустилась по его склону мелкими порывистыми скачками и после искусного пируэта с ножным торможением оказалась прямо перед Дверью.
Две большие пирамидальные скалы забавно опирались одна на другую, образуя маленький треугольный проход: то были Большой Старик и Тролль. Две тени служили Старику глазами, а когда Тихея косилась на скалу под определенным углом, шероховатая обнаженная порода и желоб у подножия превращались в нос и рот. Тролль злился – большая массивная скала почти его расплющила.
Тихея глядела на Старика, и его лицо оживало, обретая недоуменное выражение. Она отвесила скромный поклон – по привычке, хотя в новом костюме могла сделать хоть реверанс.
«Как дела, Тихея?» – безмолвно осведомилась скала.
– У меня сегодня была Подпитка, – сказала она угрюмо.