Следует, правда, заметить, что далеко не все массивные тела, если ослабнут протекающие внутри них ядерные реакции, должны обязательно сжаться до микроскопически малых размеров. Так было бы, если бы в окрестностях сжимающегося тела не менялись свойства пространства и времени. Но гравитационное поле, то есть кривизна пространства и времени, становится там чрезвычайно большой, и, как предсказывают формулы теории относительности, ход времени при этом замедляется. Это значит, что скорость процессов, происходящих вблизи коллапсирующего тела, будет постепенно уменьшаться. Даже скорость света, которому все труднее и труднее станет преодолевать путы тяготения. Наконец, гравитационное поле сделается настолько сильным, что скорости всех процессов обратятся в нуль и время остановится — замрет. Ни свет, ни какие-либо другие излучения уже не смогут вырваться из гравитационного омута, и коллапсировавшее тело — звезда или целая галактика — станет невидимой для наблюдения черной дырой, которая поглощает все, что на нее падает, но сама ничего, абсолютно ничего не испускает. Оттого-то она и невидимка.
Правда, невидимкой черная дыра останется лишь для внешнего наблюдателя, рассматривавшего гравитационный коллапс со стороны. Для наблюдателя, который сам бы падал на коллапсирующее тело, все выглядело бы иначе. Подобно пассажиру кабины свободно падающего лифта, он не чувствовал бы тяготения, поэтому и скорости происходящих вокруг процессов оставались бы для него прежними. Конечно, когда перепады гравитационных сил сделались бы заметными на расстояниях, сравнимых с размерами самого наблюдателя, положение изменилось бы. Как ни странно, разные части его тела начали бы тогда жить в различном пространстве и времени. На него действовали бы растягивающие и разрывающие силы, подобные тем, что вызывают приливы и отливы на нашей планете. В конце концов сам бы он распался на молекулы и атомы, а затем превратился в пучок суперэлементарных частиц и геометрических квантов. Картина — прямо для романа ужасов!
Сам Фридман никаких соображений о черных дырах нам не оставил, хотя от его формул до гравитационного, коллапса рукой подать. Возможно, этому помешала его ранняя смерть — он умер через три года после того, как в немецком физическом журнале были опубликованы его две статьи о сжимающихся и расширяющихся мирах. Существование черных дыр предсказал незадолго до второй мировой войны вместе со своим ассистентом американский физик Роберт Оппенгеймер — тот самый, кто через несколько лет возглавил в Лос-Аламосе исследования по созданию атомной бомбы.
Интересно, что статья Оппенгеймера о черных дырах почти не привлекла внимания физиков — в то время уже ощущалось дыхание приближающейся войны и умами ученых овладевали волнующие и тревожные вопросы, связанные с использованием энергии атома. О черных дырах вспомнили после запуска первых советских спутников, когда космос с его загадками и тайнами стал вдруг совсем близким.
Чем массивнее тело, тем большую черную дыру образует оно в пространстве. Дыры, возникающие в результате сжатия галактик, в сотни и даже тысячи раз превосходят размеры нашей Солнечной системы. Триллионы километров в поперечнике! Сам термин «дыра» кажется здесь неуместным, лучше было бы говорить «черный провал».
Размеры самых маленьких черных дыр — километры. Такие дыры образуются при коллапсе тел с массой раза в полтора-два тяжелее нашего Солнца. Менее тяжелые тела вообще не могут коллапсировать — их гравитационное поле слишком слабо, чтобы превозмочь стабилизирующие вещество межатомные и ядерные силы. Для образования дыр, которые были бы меньше нескольких километров, нужен какой-то другой механизм. Указания на него мы находим все в той же общей теории относительности Эйнштейна.
Из полученных Фридманом формул следовало, что размеры нашего замкнутого мира не остаются постоянными, а изменяются с течением времени и что в некоторый «исходный момент» времени радиус мира мог быть равным нулю, а плотность содержащегося в нем вещества — бесконечности.
Конечно, если учесть квантовые эффекты рождения и поглощения виртуальных частиц, то сингулярности не получится, место точки займет очень малая пространственно-временная область, но по сравнению с нашими привычными масштабами ее все равно можно считать точкой. А в 1922—1923 гг., когда Фридман делал свои расчеты, квантовой физики вообще еще не было и в выводы русского ученого о нестационарности, о зависимости свойств Вселенной от времени, о ее рождении как бы из ничего, из точки — во все это было крайне трудно поверить. Выводы Фридмана резко расходились с принятой в то время картиной строения мира, согласно которой изменения могут происходить лишь в отдельных районах Вселенной, а в целом, в общих своих свойствах, она стационарна. По этой причине даже Эйнштейн решил сначала, что расчеты Фридмана ошибочны. «Эти результаты кажутся мне подозрительными»,— сказал он, прочитав статью Фридмана, и более того, выступил с ее критикой публично. Но уже через год, особенно после того как Фридман написал ему, что расчеты он перепроверил и продолжает на них настаивать, изменил свое мнение и написал: «Моя критика, как я убедился из письма Фридмана, основана на ошибках в вычислениях. Я считаю результаты Фридмана правильными и проливающими новый свет...»
Тем не менее большинство ученых продолжали относиться к теории Фридмана просто как к интересной математической модели. Однако в 1929 г. американский астроном Хаббл открыл так называемое красное смещение галактик, то есть получил доказательство предсказанного Фридманом расширения Вселенной. В 1965 г. было открыто реликтовое излучение, пронизывающее всю видимую часть Вселенной. Эти и другие факты вместе с новыми математическими расчетами привели физиков и космологов к выводу о том, что около 20 миллиардов лет назад произошел взрыв какого-то сверхплотного «правещества», породивший окружающий нас мир. И этот мир до сих пор продолжает расширяться — «распухать» в каждой своей точке, наподобие того, как растягивается пленка выдуваемого мыльного пузыря.
За неимением более подходящего наглядного образа первоначальную точку расширения Вселенной часто называют Большим взрывом, или, используя звучный английский термин, Биг Бэнгом.
В катаклизме этого первородного Биг Бэнга, в колоссальных перепадах давлений и плотностей могли возникать области очень малых размеров и такой большой массы, что вокруг них происходило почти полное сворачивание пространства-времени и возникали черные, дыры. Их размеры и массы могли быть самыми различными — от очень больших до субъядерных, как у элементарных частиц. Вот такие черные дыры-малютки и представляют сейчас для нас особый интерес. Для внешнего наблюдателя каждая из них и по размерам и по массе будет выглядеть как микрочастица, хотя может и содержать в себе целую вселенную космических тел. Точь-в-точь гомеомерии Анаксагора — мириады вселенных в пылинке!
Удивительным образом развиваются наши представления о мире. Часто бывает так, что на новом уровне мы вновь возвращаемся к старым, казалось бы, совсем обветшавшим и отброшенным идеям... Но еще больше удивляет другое: как без всяких экспериментов, одними чисто логическими рассуждениями, древние философы сумели угадать то, что современная наука открывает используя всю мощь доступных ей технических средств? Это выглядит каким-то чудом.
На самом деле их идеи, конечно, опирались не на одну «игру ума», но и на анализ повседневного опыта и тех сведений о свойствах физических явлений, которыми уже располагала наука того времени. Например, сохранение свойств веществ при измельчении и горстка семян, в каждом из которых уже заключено все многообразие свойств взрослого растения, наводили древних на мысль, что мир состоит из наипростейших элементов — атомов, и это же подсказывало идею строения мира в виде бесконечного ряда вложенных друг в друга «семян вещей» — гомеомерий. Не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что древнегреческая наука с самого своего возникновения была не зависимой от религиозных догм и всегда старалась найти естественное, материалистическое объяснение мира. Ее основой была не вера, а логика. Правда, эмпирического, наблюдательного материала было еще мало, и выводы получались неоднозначными. На них можно было строить самые различные физические и философские системы, поэтому в учениях древних греков можно найти зачатки едва ли не всех позднейших мировоззрений.
В Вавилоне или в Древнем Египте наукой занимались служители культа, жрецы, и это заранее предопределяло ее характер. С точки зрения религии многие научные сведения были «нежелательными», оттого и сохранялись в глубокой тайне. Прикасаться к ним было равнозначно общению с темными силами и разрешалось лишь избранным. В Древней же Греции наука была гражданским, светским делом и развивалась в условиях кипучей политической жизни вольных городов — полисов.
Но вернемся к черным дырам-малюткам в современной теории относительности. Это удивительные по своим свойствам объекты. Физикам они преподнесли немало сюрпризов. Хотя они очень малы, их масса огромна. Черная дыра размером с протон весит в 1040 раз больше, чем протон, то есть около миллиарда тонн. Невидимая даже в самый сильный микроскоп пылинка, которую нельзя сдвинуть с места и не удержать ни в одном сосуде! Столкнувшись с нашей планетой, она пронзит ее до самого центра, как тонкая игла кусок теплого масла.
Но и это еще не все. Самое поразительное, что микроскопические черные дыры — неустойчивые объекты: они бурно испаряются в окружающее пространство. И чем легче и меньше они становятся, тем интенсивнее происходит этот процесс.
В это трудно поверить, ведь выше говорилось, что черная дыра в принципе не может ничего испускать, она лишь увеличивает свою массу, захватывая из окружающего пространства и вещество, и излучение. Это действительно так, но... без учета квантовых явлений, которые в мире микродыр становятся настолько важными, что классическая, не учитывающая их теория относительности, так хорошо описывающая все особенности больших черных дыр, здесь просто неприменима.