Маниакальная жажда распутать клубок загадок, обилие благовоний, привезенных подругой из Непала, личный кризис с сопутствующей концентрацией на черной точке, нарисованной кем-то на стене до ее появления в квартире, – все это и правда начинало напоминать Наде депрессивный психоз. Лишь весна и Бегемот казались чем-то, что удерживало на плаву и в реальности.
Чтобы хоть как-то разгрузить голову, Надя решила изменить образ жизни. Просыпалась с рассветом, рассаживалась на шелковом ковре с этническими мотивами в позе лотоса и пыталась дышать ноющими частями тела, концентрируя дыхание в болевой точке. Выбросить мысли из головы – это не прибраться в чулане, посложнее будет.
И поскольку все в этой квартире – трещинки на потолке, истории каждой комнаты, даже скрип дубового паркета – напоминало о загадочном авторе и жителе дома напротив, Надя решила, что раз она все равно не в состоянии найти первопричину появления конверта в своей квартире, то вполне может на месяц-другой уехать путешествовать. Тем более один знакомый экспат предлагал арендовать квартиру на три месяца за неплохие деньги, которых было бы достаточно, чтобы с волей и ветерком прокатиться по весенней Европе и взять у самой себя неоплачиваемый отпуск.
Надя решила размять затекшие от медитации конечности и выбралась в весеннее утро, глотая свежий воздух, как воду после спринтерского забега. Казалось, она научилась дышать кожей. Как вдруг… прямо посреди улицы ее накрыла волна беззаботности и тщетности, что ей показалась (наивно-то как?!) окончанием мучительных поисков. Не может найти – значит, и не надо. Ровно как ты имеешь то, что имеешь, со слов Игоря. Точно так же ты не имеешь того, чего не имеешь. И с этим пора смириться.
Надя прогуливалась по только открывающимся с утра книжным и скупала издания, которые давно хотела прочесть. «Путь мирного воина» Миллмэна, даже «Силу настоящего» Экхарта Толле, «Сказать жизни «да» Виктора Франкла, а возле стойки с красочными путеводителями и журналами и вовсе потеряла над собой контроль.
Войдя в квартиру со стопкой журналов и путеводителей, уже в красках представляя, как они с Бегемотом отправятся в евротурне по Трансильвании (там им и место), о которой ей напомнила рукопись, Надя замерла на месте.
На кухне, вид на которую открывался еще из прихожей, сидел восьмилетний малец и, причавкивая, лопал бутерброды. Он был одет в школьную форму, шерстяные брючки со стрелками, белую рубашку и темно-синюю вязаную жилетку с эмблемой школы.
– Простите, я съел весь ваш сыр. – Мальчуган поднялся со стула и робко посмотрел в Надину сторону.
– Ничего страшного! – Надя обомлела. Перед ней стоял мальчик с телефона Веры. Тот самый. Она запомнила его лицо, потому что сотни раз перебирала по осколкам все, что знала про Веру, в попытках ее найти. И вот ее ребенок оказался у Нади в квартире. Ровно в тот момент, когда она решила не продолжать поиски.
– Я еще и кота вашего покормил. В этом тоже нет ничего страшного? – решил он сознаться сразу во всех злодеяниях.
– Думаю, он переживет, – ответила Надя, будучи не в силах опомниться и хотя бы снять шарф. Она покрылась испариной и чувствовала, как на лбу и под волосами образуются капельки пота.
– А у меня никогда не было животных. Можно я буду приходить к вам в гости с ним играть? – Степа подошел к Наде, протянул руки, чтобы взять пакеты и стопки книг, та послушно передала ему путеводители и, наконец, присела разуться.
– Конечно, можно. Коты вообще не любят гостей, но тебя, по-моему, он неплохо принял.
Надя была настолько ошарашена произошедшим, что, если бы мальчик не предложил свою помощь, она так и стояла бы с огромной стопкой журналов в руках, не чувствуя их тяжести. Спустя пару секунд Надя наконец скинула пышный вязаный шарф, глубоко вздохнула, но никак не могла сообразить, как ей реагировать на Степино присутствие в квартире.
– Ты как тут оказался? – задала Надя первый мучающий ее вопрос.
– Я тут раньше жил. А вы замки не поменяли. Это зря. – Он как джентльмен помог Наде раздеться и отправился обратно на кухню. – Ладно я, но мало ли у кого еще дубликаты были. – Степа по-хозяйски нашел чашки и поставил чайник. Тот медленно забулькал.
– Я как-то привыкла доверять людям. – Надя села за стол и с любопытством изучала мальчишку.
– Доверяй, но проверяй. Так мама говорила. Меня, кстати, Степа зовут. – Он положил пакетик ромашкового чая в кружку, как будто прочитав Надины мысли, и далее протянул ей ладонь для рукопожатия.
– Надя, – представилась она, пригубив чай. – А где твоя мама?
– Мама сегодня утром умерла. – Степа опустил глаза.
В этот момент Надя поставила чашку на стол, понимая, что пройдет секунда-другая, и руки начнут ходить ходуном. Та легкость, которую она приняла за окончание поисков, оказалась разрывом нити, связывающей ее с Верой.
Пока Вера была жива, Надей что-то двигало, что-то заставляло идти искать, пытаться понять Степиного отца. А этим утром нить оборвалась. Но Степа? Почему здесь? И почему сейчас он оказался в ее квартире? Именно в то утро, когда умерла Вера.
А может, это Надя виновата? Тем, что опоздала на один день. Еще сутки назад что-то можно было сделать, показать ей текст. Наверное, Надя плохо искала. Хреновый из нее исполнитель заказов Вселенной.
– Мне очень жаль, – выдала Надя банальные сожаления спустя несколько минут после мысленной прострации.
– А тут нужно спасибо сказать или просто кивнуть? Я не знаю, как правильно, – как-то по-настоящему и очень искренне реагировал на все Степа.
– Где твой папа?
– Я не могу до него дозвониться. Он еще спит – почти до утра был у мамы в больнице. Я сегодня вместо школы сам туда пошел, просился в палату, но доктор сказал, что сейчас нельзя, суетился, кому-то звонил… И я все понял… По их виноватым взглядам. А когда я увидел, что приехал Выхухоль, то убежал… Выхухоль – это мой отчим.
– А твой отец знает? – В этот момент Надя поняла, почему с момента переезда ее не покидало ощущение, что рано или поздно она окажется в этой истории не просто сторонним наблюдателем. Возможно, если бы Надя не открыла конверт, сейчас ей было бы легче. Это был бы просто мальчик, который пришел в свой старый дом, потому что ему некуда было больше идти. Возможно, если бы Надя переборола свое любопытство, смогла бы совладать со своей природой понять всех и вся, сейчас не пропускала бы через себя тонны человеческой боли, не мучилась бы от чувства вины, что не нашла Веру раньше. Но Надя открыла конверт. И именно она оказалась жильцом квартиры № 41. Не сороковой и не сорок второй, что через стенку, а именно этой.
– Я не знаю, как ему сказать. Я боюсь. Поэтому и пришел сюда. Нашел в кармане ключи от старой квартиры и решил, что если они подойдут к замку, то посижу здесь, пока не решу, что делать дальше.
– Сиди сколько тебе нужно. Правда, у меня нет ни мультиков, ни даже настольных игр. – Тут Надя подумала, как страшно потерять маму весной. Можно на всю жизнь перестать любить весну. А весна – самое прекрасное, что есть в нашей жизни.
– Зато у вас кот. Как его зовут, кстати?
Бегемот сидел на соседнем от Степы стуле, что было ему несвойственно. Надин кот был типичным мизантропом и людей любого возраста, мягко говоря, недолюбливал. Надя до этого момента думала, что и ее-то он подпускает к себе только потому, что она умеет открывать пакетики с кормом и варить яйца вкрутую.
– Бегемот.
– Почему Бегемот? – Степе правда было интересно. Казалось, за утро, что он провел наедине с котом, Бегемот был единственным, кто его понимал и слышал.
– Потому что похож и потому что так звали кота в моей любимой книге.
– А какая у вас любимая книга?
– «Мастер и Маргарита» Булгакова. Он, кстати, работал в этом здании, – чуть не бросилась она рассказывать второклашке про Главполитпросвет Народного комиссариата просвещения. – Хочешь взять себе Бегемота? – Надя никогда не думала, что решится кому-то отдать кота.
После развода Бегемот – ее все. Надя вообще не была уверена, что в ее жизни сможет появиться кто-то близкий мужского пола, кроме Бегемота. И тут она была готова отдать его мальчику, которого видела второй раз в жизни, при этом вживую – первый. В некоторые моменты ей казалось, что она взяла на себя Степино болевое тело, и сама не понимала, как после всего случившегося с ними они оба смогут любить весну. Лучше сразу вырывать страницу марта из откидного календаря.
– Нет, я так не могу. Приходить, если позволите, буду! А взять – нет, – демонстрировал он идеальное воспитание. – Да и папа, наверное, не разрешит.
– Я попробую поговорить с твоим отцом, а Бегемота будешь ко мне в гости водить. А я всегда буду держать для вас сыр.
– Нет, лучше вы просто держите сыр и Бегемота, а я буду в гости захаживать. По субботам. Сразу после плавания.
Степа говорил о плавании так, как будто ничего в его жизни не изменилось. Суббота. Плавание. Будет ли отец возить его в бассейн? Как они будут просыпаться, кто первым услышит будильник? У Степы впереди была жизнь, полная неопределенности, но он отчаянно цеплялся за буйки, которые могут удержать на плаву. Расписание и план спасают от драм, заговорили Надины мысли стихами.
– Ты меня прости, но как ты так стойко держишься? Если хочешь кричать, плакать или бить посуду, то делай все, что тебе хочется. – Надя присела на корточки возле Степы и пыталась заглянуть к нему в душу, а еще лучше – забрать себе все его страдания. Она же без пяти минут ведьма, она же хозяйка кота Бегемота. У нее обязательно получится хоть как-то помочь, раз передать конверт она так и не успела.
– Мы были в Швейцарских Альпах. Катались на лыжах, а я заболел. Пока был здоров, мама с Выхухолем катались на зеленой трассе – вместе со мной. А когда я простудился, решили вспомнить молодость и прокатиться по черной. Маму занесло, и она сильно ударилась головой об опору подъемника. Это столб такой железный на склоне, – поведал Степа. – Папа заложил бабушкину квартиру, отправил за ней самолет с медиками на борту, потому что в Швейцарии сказали, что травма была несовместимая с жизнью. Привезли в Москву. Казалось, что мама просто уснула. Я приходил к ней в больницу и рассказывал о своих успехах, переживаниях, читал детские сказки, те, что она мне писала… Но она никак не реагировала. Выхухолю, то есть моему отчиму, несколько раз предлагали отключить аппараты жизнеобеспечения, но папа отказывался, дрался с ним… Сказал, что если есть хоть один шанс, что мама поправится, то его надо использовать. Я догадывался, что чудес не бывает. А папа в них верил. Хотя мама всегда говорила, что он циник.