Жизнь и планы на нее
Еще давно великий Джон Леннон сказал, что жизнь – это то, что происходит, пока ты строишь планы.
Начало мая оказалось промозглое – дождь стеной отделял жителей соседних домов друг от друга, за его пеленой было не разглядеть прохожих. Люди прятались под зонтами, навесами и одевали детей в цветастые резиновые сапоги.
До приезда Степы из Вильнюса оставалось два дня, и Надя решила его порадовать, купив билеты на представление «Цирк дю Солей». Она по телефону сделала бронь и чуть не проворонила последнюю дату, когда можно было выкупить билеты в кассе. Надя уже забралась в машину и собиралась тронуться, как ее остановили.
– Девушка, помогите мне! – Надя оторопела от стука кулаком по стеклу пассажирской двери. Сквозь дождевые капли лицо незнакомки казалось акварельным и смазанным.
Темноволосая, коротко стриженая, взъерошенная и усталая, она смотрела своими серыми глазами так, что пробирало до костей.
Может, правда что-то случилось? Надя опустила стекло и опознала в ней незнакомку, что нарушила однажды их предновогоднюю беседу с мужчиной с седыми висками. Он сочувствовал Наде, когда та поняла, что переспала со школьником.
– А что делать-то надо? – спросила Надя, выбираясь из машины под дождь.
– Помогите мне донести друга до квартиры! Я вас очень прошу. Я одна не справляюсь.
– А что с ним? – заторопилась Надя и выскочила без зонта.
– Выпил лишнего и отключился, – потянула она Надю в подвальное заведение напротив, – я два часа ждала, пока он проснется, но никак. А мне на съемки надо, я актриса, смена уже началась. – Незнакомка крутила наручные часы на запястье и заметно нервничала. – Что делать, вообще ума не приложу. Кафе уже закрыто до двенадцати утра. Менеджер оставил мне ключи, попросил вечером ему вернуть. Но не могу же я там его оставить. – Незнакомка сразу Надю не признала. Не у всех же фотографическая память на лица.
– Я помогу, но если что, я не триатлет и не спортсменка. – Надя не представляла, как технически они справятся.
– Слушайте, я вас откуда-то помню! – воскликнула вдруг коротко стриженая актриса.
– И я вас помню!
Мужчина, что приглянулся Наде незадолго до Нового года, лежал на кожаном диване в подсобке. Сутулый, небритый, помятый.
Актриса несколько раз наклонялась и делала попытки его разбудить, и Надя, всматриваясь в ее прическу под пять миллиметров, вдруг вспомнила рукопись. Нет, не может быть такого совпадения.
В несколько подходов им все же удалось вынести мужчину из помещения на улицу.
– Дальше куда? – спросила Надя, надеясь, что где-то рядом припаркована машина актрисы.
– Надо в арку, и там уже подъезд! Потащили…
Возле лифта не обошлось без случайного падения: актриса зацепилась каблуком за ступеньку, и все трое звонко грохнулись на скользкий кафельный пол. Однако мужчина так и не проснулся.
– Он живой вообще? – испугалась Надя и начала нащупывать пульс на его шее. Тот пару раз прокряхтел что-то нечленораздельное, чем всех успокоил.
Актриса нашарила в кармане его куртки ключи и ловко открыла входную дверь. Надя была настолько сосредоточена на процессе, что не заметила детскую обувь в прихожей. Сами женщины не разувались, а донеся пьяное тело до дивана, сели прямо на полу, чтобы отдышаться и отдохнуть.
– Вы не могли бы его раздеть? – озвучила не до конца корректную просьбу актриса.
– Вы что, с ума сошли? – встала на дыбы Надя. Он, конечно, ей приглянулся, но не до такой же степени. Тем более он лежал мертвецки пьяный, неповоротливый и больше напоминал мешок с картошкой.
– Ну, девушка, хоть пледом его укройте! Я правда не могу, меня продюсеры убьют, если я еще хоть на десять минут опоздаю.
Надя сделала несколько кругов по комнате, нашла плед в первом же шкафу, но, прежде чем укрыть, все же сняла с мужчины куртку.
Из внутреннего кармана выпал массивный кошелек из грубой кожи. Наде было стыдно рыться в кошельке незнакомца, но любопытство взяло верх. На кредитке же должны быть написаны имя и фамилия. А то как ей иначе записать случившееся в список добрых дел, что она совершила за год. Надя любила вести списки в своих дневниках и обзывала их по-разному: «Доска почета за глупость», «Баснословные глупости», «Маленькие добрые дела». Последний она открывала, когда начинала корить себя за очередную сухость по отношению к людям, чтобы вспомнить, что и в ней содержится ген добродетели.
Илья Ефимов.
Сердце стучало, будто кулаком по грудной клетке. Как Илья Ефимов? Надя начала рыться в карманах куртки, пока не наткнулась на записку, которую она написала полгода назад и передала официанту Марку. Она не поленилась обойти всю квартиру, нашла Степину комнату, принюхалась к вязаным свитерам, поняла, что пахнем именно Степой, пролистала его тетради, сравнила почерк, зашла в спальню Ильи, окна которой выходили на дом страхового общества «Россия».
В своих окнах Надя заметила Бегемота, поедающего цветущую гортензию на подоконнике. Так вот чем он занимается, когда ее нет дома.
Не может быть, все это время она была знакома с автором рукописи, сидела рука об руку с человеком, которого мечтала найти, и даже не почувствовала, что это он.
Все вдруг стало понятным: Степа у бабушки в Вильнюсе, Илья впервые со смерти Веры смог расслабиться, не неся круглосуточную ответственность за сына, потерял бдительность и выпил лишнего.
Вообще, Надя терпеть не могла пьяных. Еще и храпящих. А этот был красивым. Она ловила себя на том, что доносящийся от него перегар не портит впечатления, ею не овладевает чувство брезгливости. Как учил ее Игорь: позволь тому, что есть, быть тем, что оно есть, не сопротивляйся обстоятельствам и помни, что проявления человека не есть сам человек. Да, мертвецки пьяный, но что это меняет? Надя улыбнулась своим открытиям.
А если Илья сейчас проснется? Как ему все рассказать? Про квартиру, про Бегемота, про рукопись, про Степу, который просил оставить их дружбу в тайне, про сотрясение мозга в тот же час, когда разбилась Вера, про несовершеннолетнего любовника, про ту встречу и ее поиски. Он же примет Надю за сумасшедшую. Права была Катька, надо было вовремя пойти к психиатру за таблетками.
Надя так испугалась, что не сможет рационально объяснить Илье ситуацию, что смяла записку и спрятала у себя в кармане брюк. Может, он так и не успел ее прочитать.
Наде было настолько страшно рисковать отношениями со Степой, что она решила не дожидаться пробуждения Ильи, а покинуть квартиру как можно скорее. Уже в дверях она уронила оловянную статую ацтека, стоящую возле входа. Илья проснулся, и они встретились взглядами. Изображение в его глазах было мутным, и он еще сквозь сон промямлил:
– Простите, а что вы здесь делаете? И кто вы?
– Вы спите, а меня не существует! Я просто сон! – Надя испуганно захлопнула входную дверь и, перепрыгивая через несколько ступенек разом, выбежала во двор.
Надя пробежала через двор и, спрятавшись под навесом далекого подъезда, прислонилась к двери. Она дышала на восемь тактов, пока наконец не почувствовала себя в безопасности.
После возвращения из Вильнюса Степа обмолвился, что ему не терпится познакомить Надю с отцом, и искренне не понимал, почему та всеми правдами и неправдами пытается оттянуть момент знакомства.
Надя понимала, что это неизбежно, но все надеялась, что рано или поздно она будет к этому готова, сможет подобрать слова, чтобы рассказать правду обо всем, что произошло с того момента, как она поселилась в квартире № 41.
Случившееся, что было неизбежно
Как-то вечером раздался телефонный звонок. Просто цифры, без имени на экране. Обычно Надя не брала трубку в выходные дни на незнакомые номера, но с появлением в ее жизни Степы она всегда волновалась и поднимала трубку не глядя, а на ночь даже не отключала звук.
– Надя! Это Илья, отец Степы. Мой сын все мне рассказал. И про вас, и про Бегемота. Сколько вы для него сделали, пока я в себя приходил.
– Я ничего особенного не сделала! – У Нади во рту пересохло. Случилось то, чего она ждала с той минуты, как вскрыла конверт с рукописью, и чего так боялась с того дня, как Степа переступил порог ее квартиры.
– Я могу вас как-то увидеть? Познакомиться?
Пан или пропал. Сейчас у Нади был выбор: отложить встречу, придумав массу причин, или повернуться лицом к неизбежному и встретить его с улыбкой. Надя поднялась из глубокого кресла, отложила с колен «Шагреневую кожу» Бальзака, чуть не споткнувшись о Бегемота, подлетела к окну и резким движением, будто дирижерским взмахом, расшторила окна.
– Подойдите к окну, которое выходит на Милютинский переулок, и посмотрите на дом напротив.
Надя высунулась в знакомое ему окно… И Илья узнал ее… Вспомнил их первую встречу под Новый год, когда она жаловалась на малолетнего беса, понял, что в один из запойных дней после смерти Веры сквозь сон видел именно Надю. Вспомнил, как они еще в первую встречу перешли на «ты» и перестал осторожничать.
– Пойдем выпьем по бокалу вина! Степа уже заснул, да и он очень хотел, чтобы мы с тобой увиделись. Не догадываясь, что уже знакомы. Да уж, чудеса!
– И банку кофе Марку оставим! – внезапно сорвалось с языка.
– Какому Марку? – Илья не сразу понял, в чем дело.
– Ну как же, Марку, официанту, вместо чаевых. – Только сказав это, Надя вдруг поняла, что спалилась, что читала рукопись.
– Так кофе же нельзя! – Он рассмеялся, вспоминая, как дерзко всегда обходился с Марком.
– Если нельзя, но очень хочется, то можно. – Надя достала банку растворимого кофе.
Ведь как знала, что пригодится.
Они встретились на углу дома. Надя стояла в драных на коленках джинсах и майке с черепами, без косметики, каблуков и всякой спеси. Илья встретил ее в шортах, футболке с застиранным принтом Metallica и несуразных сандалиях. Казалось, они столкнулись в небольшом курортном городке и их спонтанный променад – часть расслабленного отдыха. Все было просто: ни один из них не хотел тратить ни минуты времени на то, чтобы казаться тем, кем не является. Им не терпелось увидеть друг друга. Ему – женщину, которая спасла его сына от страха и одиночества, ей – мужчину, что помог поверить в существование любви.