Квартира № 41 — страница 49 из 52

– Я догадываюсь, кто это будет… – с интригой в голосе ответила Надя, как будто вспомнив про кого-то знакомого. – У этой квартиры определенно есть какая-то колдовская сила.

Когда ты счастлив, время перестает иметь смысл: нет никакой разницы, что за окном – красочный пятнистый сентябрь, чуть грузный октябрь с бордовыми прожилками на портрете города, долговязый ноябрь с первыми заморозками и паутиной облаков, пушистый декабрь с неоновой подсветкой проспектов. Так, незаметно, для счастливой Нади наступила пора новогодних праздников.

Вечером тридцать первого декабря Степа с Ильей отправились играть в хоккей в ледовый дворец в Сокольниках. Наде нравились их мальчишеские забавы, часто она составляла компанию, располагаясь на зрительской трибуне. Однако этот день ей хотелось посвятить людям, которые помогли ей встретить Степу с Ильей.

Незадолго до Нового года Коля попросил ее об услуге, и Наде было очень приятно ему помочь. Она достала из ящика платяного шкафа подарочную коробку с пижамой, на которой были вышитые незнакомые для нее инициалы «Л.З.». Еще раз проследив, аккуратно ли сложена пижама, Надя перевязала коробку шелковой лентой цвета молочного шоколада, с гордостью осмотрела качество подарочной упаковки, накинула на себя куртку и вышла во двор.

Коля встретил ее на углу дома, из-под куртки выглядывала выглаженная и лоснящаяся белая рубашка. Коля был начисто выбрит, несмотря на то что многим нравилась его мягкая подростковая щетина.

– С наступающим! – Надя не удержалась и несколько раз поцеловала Колю, а потом старательно стерла светлой пушистой варежкой помаду с его щеки. – Я сделала то, что ты просил! Вот пижама для твоей девушки.

– И что, инициалы вышиты и никакого подвоха? – в шутку поинтересовался Коля.

– Все на высшем уровне, мой король и господин! – Надя смотрела на Колю с благодарностью и нежностью. – Ты похорошел за этот год. Становишься мужчиной, а не юношей!

– Скажи мне, ты счастлива? – Коля чуть нахохлился и раскраснелся от лучистого взгляда Нади и ее комплиментов.

– Конечно, я счастлива.

– Тогда это тебе. – Коля протянул Наде небольшой подарочный пакет.

– Что это? – заглянула в него Надя и сразу не разобрала, что там находилось.

– Это ошейник для котов с GPS-навигатором. Чтобы не терялся твой зловредный комок шерсти! – сострил Коля, за что сразу же получил шуточный подзатыльник.

– Спасибо тебе за все, что было! И за ошейник!

А потом они минут пять стояли, обнявшись, окруженные тишиной московских переулков, объединенные добрыми воспоминаниями о счастье в отсутствие любви…

Чуть ближе к вечеру Надя лежала на бархатистой селадоновой кушетке возле окна и битый час рассматривала острый наконечник перьевой ручки. Она знала, что словом можно ранить. А перьевой ручкой, возможно, даже убить, но целью задалась обратной.

Она наконец собралась с мыслями и решила написать письмо своему любимому отрицательному персонажу – Игорю. Он ей помог, как Воланд Маргарите. Не случись его в жизни Нади, она никогда не обрела бы семью – мужчину, сына и кота, которого считала вторым ребенком. Игорь, как Орфей, выводящий Эвридику из Аида, за руку вытащил Надю из мира мертвых. Из мира мертвых сердцем.

Осознав разницу между «люблю» и «думаю, что люблю», Надя вдруг поняла, почему все бывшие женщины вспоминали об Игоре с нежностью и ни за что не винили. Именно Игорь дарил женщинам душевный покой, несмотря на бурю эмоций и шквал обид, которые были в начале их истории.

«Мой бесконечно родной человек! Спасибо тебе за то, что я теперь счастлива. За Бегемота. За то, что спустя три года я наконец тебя услышала и поняла. Поняла, что, если человек не соответствует твоим ожиданиям, это не делает его плохим или тебя идиотом, что ждал чего-то несбыточного. Каждый день, находясь со своей новой семьей, я понимаю, что люблю их не потому, что они оправдывают мои надежды. А просто потому, что я их люблю. Как ты любил говорить, потому что гладиолус.

Знаешь, когда-нибудь я достигну просветления, и мы сможем встречаться с тобой за завтраком. Ты не думай, я уже давно тебя за все простила и не злюсь. Ты же подарил мне Бегемота и новую жизнь, полную удивительных открытий.

Единственное, чего мне по-настоящему не хватает, – это весны. Я даже готова сжечь языческое чучело на Масленицу, дабы завлечь оттепель и закаты с ароматом миндаля, мятной жвачки, угарного газа и терпкого мужского одеколона. Но она скоро придет.

И знаешь, я очень хочу, чтобы ты был счастлив. И верил… Верил нам, женщинам. Ты же сам прекрасно знаешь, веришь ты нам или нет, результат не меняется. Просто с верой жить проще. А чем проще – тем оно проще.

Я поздравляю тебя с Новым годом и очень надеюсь, что в твоей жизни появятся две заветные стихии: вера и любовь. А если что, я рядом и всегда тебе помогу. Сильно не смейся, читая мое письмо, и, наверное, не отвечай. Иногда подглядывай за моей жизнью, мне будет приятно.

Твоя Надежда (веры и любви, правда, для созвучия не хватает).

Глядя на то, как Бегемот снова повадился лапой срывать шарики и мишуру с елки, Надя вспомнила прошлую новогоднюю ночь – щемящую головную боль, как прикладывала лед к затылку и как малолетний бес поил ее дымчатым варевом. Порадовалась, что он счастлив. Где-то и с другой. Она бы и за Игоря порадовалась… Если бы знала, что с ним… Интересно, он ее вспоминает?

– Ты не поверишь… – послышалось с порога сквозь грохот, с которым Степа и Илья уронили хоккейные клюшки, войдя в квартиру.

Эта какофония звуков моментально выдернула Надю из воспоминаний и размышлений. У Ильи была привычка, еще не разувшись, начинать рассказывать о случившемся. Степа же, когда Надя вышла из комнаты, ворчал, видимо, желая сам поведать историю.

– Что, вы забыли купить торт, который я отложила по телефону? – ухмыльнулась Надя. Ведь знала же, что нельзя доверять Илье и Степе подготовку праздничного стола, как бы те ни рвались выполнить эту миссию. Они даже до кулинарии «Прага» не могут добраться без приключений.

– Нет, мы-то не забыли. Правда торт не купили! – стыдливо начал оправдываться Степа. – Но мы не виноваты.

– Вы что, повторили опыт того мужика из Иркутска? – Надя смотрела на Илью с выражением: «Эх ты, знала я, что так оно и будет». – А сам говорил: не пущу тебя за тортом…

– Да нет… – пожал плечами Илья. – Нашего торта просто не было, то ли потеряли его, то ли продали кому-то ненароком. Пришлось покупать пирожные. – Он поставил на стол картонную коробку, на которой шариковой ручкой было написано «Картошка».

– Будем надеяться, что это правда пирожные, а торт, который мы откладывали, постигла какая-нибудь благородная участь. – Надя понесла пирожные на кухню и, что уже вошло в привычку, несколько раз споткнулась о Бегемота в коридоре. Тот сам не на шутку перепугался и прошмыгнул в гостиную, где снова разлегся под елкой, разглядывая в шариках свое отражение.

– Бегемот! Ну сколько можно заниматься самолюбованием? Ты же в этом шарике похож на Чеширского кота, – рассмеялся Степа и погасил в комнате свет, так что единственным, что освещало происходящее, была разноцветная мигающая гирлянда.

Степа вспомнил о маме. О том, что спустя лет пятьдесят или семьдесят он, как и Вера, заснет, они встретятся в одной из параллельных реальностей, где, возможно, не будет пушистых елок и мишуры, а Новый год будут отмечать в мае. Что такое каких-то семьдесят лет в рамках вечности? Он прислонился лбом к оконному стеклу и, окунаясь взглядом в уличный вечер, тихо сказал: «С Новым годом, мама». Ему даже показалось, что где-то в окнах квартиры 41 он увидел Верин силуэт…

Но потом Степа перевел взгляд на настенные часы и заметил, что всего полдевятого. «Как долго еще ждать Нового года», – мелькнула у него мысль, хотя еще секунду назад и вековой временной предел казался ему плевой задачей. На кухне что-то шкварчало, Илья гремел тарелками, Бегемот бросался на ноги всем попеременно и иногда заглядывал в миску с крайним недовольством. Степе же просто захотелось обнять Надю безо всяких причин.

Так в свои восемь лет он понял, что можно любить двух женщин. И это не делает его предателем.

Поздравив маму с Новым годом, Степа вспомнил, что уже год хранит конверт, который отдала ему как-то Вера. На нем было аккуратно написано: «Если когда-нибудь твой отец встретит женщину, отдай ему в руки». Он поднес конверт к лицу и принюхался, не сохранился ли запах матери, поймал себя на том, что слезы предательски струятся по щекам. Дождавшись, когда лицо высохнет, он подошел к отцу и молча передал письмо.

Илья за новогодним столом вскрыл конверт, несколько минут вчитывался, улыбаясь. Для него вдруг все стало ясно: квартира, Надя, Бегемот, слова, что Вера хочет написать про него книгу. И то, какой новогодний подарок она ему сделала. Будто заранее чувствуя свою смерть, она определила их со Степой дальнейшую жизни, размотала клубок и оставила после себя нить Ариадны.

– Надя! Подойди на минуту! – крикнул он. – Тут окончание рукописи, которую написала Вера: «Спустя год я встретил Надю – по иронии судьбы она въехала в квартиру, в которой жила Вера до переезда в подмосковную Малаховку. К тому моменту Надя была уже достаточно цинична, лицемерна, самодовольна, успешна в своем деле, что не могло пагубно не отразиться на ее характере. Эгоистичная, жесткая, она к тому же увлекалась историей магии и колдовства. Любила темноту, зеркала, и ей нравилось разглядывать грустные покосившиеся памятники на заросших валежником могилах. В меру асоциальна, худа, надменна, никогда не носила очки и в прошлом кандидат в мастера спорта. Во многом Надю погубила ее независимость: она всегда знала, что на хлеб с маслом заработает, и эта независимость отрезала ее колючей проволокой от слияния с мужчиной. А те думали, что она не способна на человеческие проявления чувств. Но потом она влюбилась, и все пошло наперекосяк – или, наконец, в нужную сторону.