Моя кожа покрылась мурашками, а пульс участился. Что он здесь делает?
Он поднял глаза и «поймал» меня, разглядывающую его в зеркале. Но я чувствовала: он все время знал, что я здесь, и ждал, когда я его замечу. Его отражение подняло бокал с пивом.
Я отвела взгляд. Отхлебнула минеральной воды.
Через несколько секунд на стол упала тень. Я подняла глаза. Эта чарующая улыбка. Он был в мятой льняной рубашке и шортах, демонстрирующих его загорелые ноги. Такой наряд совершенно не соответствовал ресторанному дресс-коду. И все же он казался таким расслабленным, естественным. За это я его и ненавидела.
– Софи, привет, – поздоровался он.
Я вспыхнула от такой фамильярности, но потом вспомнила, что сама просила не называть меня «мадам». Но то, как он произнес мое имя: это было похоже на неуважение… на нарушение личных границ.
– Могу я присесть? – он указал на стул. Отказать ему было бы грубо. Я невозмутимо кивнула, будто мне неважно, что он сделает.
Впервые я была так близко к нему. Теперь я видела, что он не был красивым, во всяком случае в классическом понимании. Неправильные черты лица. Но его уверенность, харизма – они придавали ему привлекательности.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я.
– Оцениваю это место, – ответил он. – Жак предложил за ужином. Я еще не заказывал еду, но уже впечатлен пространством – атмосферой, искусством.
Я посмотрела на картину, которую он разглядывал. Женщина на коленях: мощного телосложения, почти мужского. Сильные конечности, тяжелая челюсть. В ней не было ничего элегантного, только какая-то дикая сила. Запрокинув голову, она выла на луну, как собака. Раздвинутые ноги, задранная юбка… это выглядело почти сексуально. Подойди поближе и почувствуешь запах не краски, а крови.
– Что думаешь? – спросил он. – Мне нравится Паула Регу.
– Не могу сказать того же самого, – ответила я.
Он указал на мою губу.
– У тебя немного – вот здесь.
Я поднесла уголок салфетки ко рту и промокнула. Убрав ее, я увидела, что толстое белое полотно испачкано кровью. На мгновение я уставилась на него.
Он кашлянул.
– Я чувствую… послушай, я просто хотел сказать, что надеюсь мы не поставили друг друга в сложное положение. На днях, когда я спросил про твое произношение. Надеюсь, я не показался грубым.
– Mais non, – сказал я. – Почему ты так подумал?
– Я изучал французский язык в Кембридже, поэтому просто помешан на таких вещах.
– Я не обиделась, – ответила я ему. – Pas de tout. Нисколько.
Он широко улыбнулся.
– Какое облегчение. И мне так понравился ужин на террасе на крыше. Очень любезно с вашей стороны, что вы меня пригласили.
– Я тебя не приглашала, – отрезала я. – Ужин – это идея Жака. – Возможно, это прозвучало грубо. Но это было правдой. Ни одно приглашение нельзя согласовать без Жака.
– Тогда бедный Жак, – с печальной улыбкой проговорил он. – Какая была той ночью погода! Я никогда не видела его в такой ярости. Он ополчился на грозу, как король Лир. Это выражение его лица!
Я рассмеялась. Ничего не могла с этим поделать. Хотя мне это должно было показаться ужасным. Никто никогда не шутил над моим мужем. Но это было неожиданно. И он так точно изобразил возмущенное выражение лица Жака.
Бен пододвинул мне стакан с водой. Я сделала глоток. Впервые за очень долгое время мне стало так легко.
– Скажи мне, – спросил он, – каково это – быть замужем за таким человеком, как Жак Менье?
Я поперхнулась и зашлась кашлем так, что на глазах проступили слезы. Один из официантов подбежал, чтобы предложить помощь: но я отмахнулась от него. Все о чем, я могла думать, было: о чем знал Бен? Что ему мог сказать Николя?
– Извини. – Бен быстро улыбнулся. – Думаю, мой вопрос прозвучал не совсем правильно. Иногда я бываю таким неуклюжим. Я имел в виду другое: быть замужем за таким успешным бизнесменом. Каково это?
Я не ответила. Взгляд, который я бросила на него в ответ, говорил: ты меня не напугаешь. Но на самом деле, я и так была напугана. Это он отправлял записки – теперь я была в этом абсолютно уверена. Это он забирал конверты с наличными, которые я оставляла под расшатанной ступенькой.
– Я просто имел в виду, – сказал он, – что если ты когда-нибудь захочешь дать интервью, мне было бы очень интересно поговорить с тобой. Ты могла бы рассказать, что значит вести такой успешный бизнес…
– Это не мое дело.
– О да, я уверен, что это неправда. Я уверен, что ты должна…
– Нет. – Я перегнулась через стол, чтобы подчеркнуть свои слова, выстукивая каждое слово ногтем по скатерти. – Его бизнес не имеет ко мне никакого отношения. Comprenez-vous? Ты понимаешь?
– Хорошо. Что ж. – Он посмотрел на часы. Предложение все еще в силе. Ну, мы могли бы поговорить… больше об образе жизни. Ты как квинтэссенция парижанки, что-то такое. В общем, ты знаешь, где меня искать. – Он улыбнулся.
Я просто смотрела на него. Возможно, ты не понимаешь, с кем имеешь дело, мальчик. Не представляешь, через что мне пришлось пройти, чтобы оказаться там, где я нахожусь сейчас. Жертвы, на которые мне пришлось пойти. Люди, через которых мне пришлось переступить. Ты ничтожество по сравнению со всем этим.
– В любом случае. – Он встал. – Я, пожалуй, пойду. У меня встреча с моим редактором. Как-нибудь увидимся.
Убедившись, что он ушел, я подозвала официанта.
– Урожай 1998 года.
У него округлились глаза. Весь его вид кричал о том, что он сейчас предложит альтернативу. Потом он увидел выражение моего лица. Кивнул, удалился прочь и вернулся с бутылкой.
Я пила и вспоминала одну ночь на заре нашего брака. Опера Гарнье, где мы смотрели «Мадам Баттерфляй» под потолком, расписанным Шагалом; в антракте потягивали охлажденное шампанское в баре, и я надеялась, что Жак покажет мне знаменитые рельефы солнца и луны, нарисованные чистым золотом на куполообразных потолках. Но ему было интереснее показывать мне людей, его клиентов. Министров, бизнесменов, значимых фигур из французских СМИ. Некоторых из них я даже узнала, хотя они и не знали меня. Но все они знали Жака. Отвечали на его кивок короткими кивками.
Я точно знала, за какого мужчину выхожу замуж. Я подошла к браку здраво. Знала, что получу от этого. Нет, наш брак не всегда будет идеальным. Но что такое брак? И в конце концов, он подарил мне мою дочь. За это я могу простить все что угодно.
На мгновение я останавливаюсь на лестничной площадке перед квартирой на третьем этаже. Смотрю на латунную цифру 3.
Вспоминаю, как стояла на этом самом месте несколько недель назад. Остаток дня я провела в ресторане, допивая урожай 1998 года, на что, без сомнения, с ужасом смотрели все официанты. Мадам Менье сошла с ума. Я думала о Бенджамине Дэниелсе и его дерзости, о записках, о той власти, которую они возымели надо мной. Ярость во мне нарастала. Впервые за долгое время я почувствовала себя по-настоящему живой. Как будто я способна на все.
Я вернулась в квартиру, когда уже сгущались сумерки, поднялась по лестнице, встала там, напротив его двери, и постучала.
Бенджамин Дэниелс открыл быстро, быстрее, чем я успела передумать.
– Софи, – воскликнул он. – Какой приятный сюрприз.
На нем была футболка, джинсы; босые ноги. Позади него на проигрывателе лениво крутилась пластинка. В руке открытая банка пива. Мне пришло в голову, что с ним может быть кто-то еще, о ком я даже не подумала.
– Входи, – пригласил он. Я зашла за ним в квартиру. Внезапно меня охватило чувство, словно я вторглась на чужую территорию, но это абсурд. Ведь это был мой дом, и Бен был в нем незваным гостем.
– Может, что-то выпьешь? – спросил он.
– Нет, спасибо.
– Давай – у меня есть открытое вино. – Он указал на свою пивную бутылку. – Неправильно – я пью, а ты нет.
Он и так уже своей любезностью, очарованием умудрился ввести меня в заблуждение. Я должна быть готовой к этому.
– Нет, – отказалась я. – Ничего не хочу. Это не дружеский визит. – И кроме того, я все еще не отошла от выпитого в ресторане.
Он скорчил гримасу.
– Я приношу свои извинения, – сказал он. – Если это касается того, что было в ресторане – моих вопросов, – понимаю, с моей стороны это было самонадеянно. Я осознаю, что нарушил границы.
– Дело не в этом. – Мое сердце забилось очень быстро. Ярость привела меня сюда, но теперь мне стало страшно. Если я озвучу, то воскрешу прошлое, сделаю кошмары реальностью. – Это ты, да?
Он нахмурился.
– Ты о чем? – Я подумала, что он не ожидал.
Теперь настала его очередь отступать. Это придало мне уверенности, в которой я сильно нуждалась, чтобы действовать дальше.
– Записки.
Он выглядел озадаченным.
– Записки?
– Ты знаешь, о чем я говорю. Записки – шантаж. Я пришла сказать тебе, что тебе меня не напугать. Я буду держать оборону. Я ни перед чем не остановлюсь.
До сих пор в ушах его неловкий, извиняющийся смех.
– Мадам Менье – Софи, – я сожалею, но я понятия не имею, о чем ты говоришь. Какие записки?
– Те, которые ты оставлял мне, – сказала я. – В моем почтовом ящике. Под моей дверью.
Я так внимательно наблюдала за его лицом, но видела только замешательство. Либо он непревзойденный актер, чего я бы не стала отрицать, либо все, что я говорила, его не касалось. Если не он, то кто?
– Я… – Комната, казалось, слегка накренилась. Сочетание выпитого вина и этого нового осознания.
– Может, присядешь? – спросил он.
И я действительно села, потому что внезапно мелькнуло сомнение, что я смогу устоять.
Он налил мне вина, на этот раз без спросу. Я послушно взяла предложенный бокал и постаралась не держать крепко за ножку, чтобы не разбить стекло.
Он сел рядом со мной. Я посмотрела на него – на этого человека, на эту занозу, того, о ком я не могла перестать думать, кто занимал все мои мысли. Кто помог мне почувствовать себя значимой – со всем сопутствующим этому дискомфортом – как раз тогда, когда я считала, что навсегда превратилась в невидимку. Быть невидимкой безопасно, хотя порой и чувствуешь себя одиноко. Но я уже забыла, как это волнительно – быть замеченной.