— Какая же у них тогда родина, если они не рождаются? — спросил Джойс.
— Во-первых, — сказал назидательно Дизи, — про почкование придумали педики из женоненавистничества и личного бесплодия, никакого почкования нет и быть не может; а во-вторых, где отпочковался, там и родина.
— А в-третьих? — спросил Василий.
— Я диалектик, — гордо сказал Дизи, застегивая ширинку, — признаю только «во-первых» и «во-вторых».
«Звезданул бы я тебя лично, во-первых, — подумал всюй из хрононосца, — и твою тупую планету, во-вторых, да назначение мое во Вселенной другое. Как это — нет никакого почкования? Всё есть, и почкование, и деление, и сепуление, олух одноразовый одноклеточный!»
И тут зазвенел у Дизи в ушах неведомый нездешний невнятный гимн с абсурдопереводом:
«Товарищ, я вахту не в силах стоять», —
Сказал архетип архетипу.
XXI. Сцилла
Близнецы были чрезвычайно любопытны, даже и не в квадрате, а в неопределимой степени. Всем членам команды запрещено было капитаном соваться к Сцилле с Харибдою; естественно, Джеймс и Джойс незамедлительно отправились туда вплавь. Три судна, стоящие на якоре, были уже еле видны, когда братья ступили на гальку низкого бережка Сциллы, и тут же услышали выкрики, сопровождаемые звоном клинков на высоком берегу, куда они тут же по скалистой узкой тропке и взобрались; особо, впрочем, поначалу не высовывались.
На обоих фехтующих надеты были тривиальные фехтовальные маски; болельщики пребывали в густых вуалях либо накомарниках, болельщицы в паранджах. Происходящее напоминало не поединок, а тренировку.
— Туше! — вскричал Джеймс.
Сражающиеся замерли.
— Хукеры-нукеры! — вскричал судья. — Бежим, собратья-старообрядцы! Нас выследили!
Подхватив рапиры, придерживая длинные одеяния свои, неведомые собратья исчезли в чаще, кусты сомкнулись за ними, и наступила тишина.
— Пошли налево.
— Лучше направо.
— Стойте и не двигайтесь, — раздался сзади безапелляционный голос.
Пред братьями предстал молодой человек с красными глазами, двумя стрелялками экзотической формы, в двурогом шлеме с петушиным гребнем, в алых сапожках на каблучках. В обтягивающем его переливающемся всеми цветами радуги одеянии имелась некая странность: горло было закрыто, рукава ниже запястий, зато причинные места и зад обнажены. Позже братья смогли убедиться, что у всех жителей Сциллы, именуемой ими Эмбрионом Империи, сия деталь костюма, то бишь ее отсутствие, считалась обязательной независимо от возраста и пола, не было ее только у старообрядцев, преследуемых и прячущихся.
— Вы находитесь на берегах Эмбриона Империи. Скоро все континенты, вонючие государства, сраные острова и полуострова сольются в Империю и начнется благоденствие.
— Ты кто? — спросили близнецы дуэтом.
— Я Повелитель Вселенной, — скромно отвечал юноша, поигрывая стрелялками. — А вас как зовут, падлы?
— От падлы слышим! — воскликнули братья, и, получив по несмертельному предупредительному заряду в лоб, отвечали:
— Джеймс.
— Джойс.
— Ё! — возопил Повелитель Вселенной. — Моё-ё!
И доверил мобильнику заповедные слова:
— Гей, хукеры-нукеры, хунвейбей!
Пока из-за каждого куста выскакивали хукеры-нукеры, исполняя свои половецкие пляски и выкрикивая: «Наши мобильники лучшие в мире, прочие топим в сортире!» — обладатель лучшего в мире телефона и Вселенной поинтересовался:
— Англичане? Американцы?
— И то, и то! — гордо ответствовали братья.
— Ненавижу! Ненавижу! — завизжал юноша, топая алыми сапожками. — Ненавижу всех! Кроме эмбрионо-вселенцев! Сейчас казним этих незваных гостей на площади!
Пока вели братьев по острову, повидали они обнимающихся и целующихся женщин (в чадрах проделаны были дыры для еды и поцелуев; некоторые через эти функциональные отверстия показывали пленникам языки), а также ходящих под ручку парами молодых людей в вуалетках.
— Может, мы не туда заплыли, и это Лесбос? — предположил Джеймс.
— А дети-то откуда? — спросил Джойс.
— Искусственное осеменение, — отвечал следующий за арестованными и приговоренными Повелитель. — Из пробирки дети. От прихотей природы не зависим. Давно на нее положили с прибором.
Тут ввели пленников в шатер властителя, с западной стороны сшитый из камуфляжного брезента, с восточной — из брезентовой парчи, уснащенной звездами, орнаментами и изречениями, то есть строками санкретического алфавита. В левом углу шатра сияла гора золота и драгоценностей, в правом углу возле компьютера возвышалась внушительная пирамида пронумерованных черепов.
Повелитель снял рогатый шлем, плюнул на череп номер пять и надел осыпанную бриллиантами кепку, при этом вызвал по лучшему в мире мобильнику Старую Юнгу и Княжну Джаваху.
Вошли, виляя голыми задами, два трансвестита, молодой и старый. Старый, кажется, исполнял роль палача, а молодому велено было отправиться к компьютеру и объявить, что в Час Тянитолкая состоится на площади казнь номер восемь двух пришлых врагов Сердца Империи, а после казни — турнир в стихах сторонников подтяжки ягодиц и ревнителей силикона.
Тут зазвенели на столе фужеры и рюмки, закричали и запрыгали игрушки, завибрировали мобили.
Ходуном ходил шатер. Земля тряслась.
С криками ужаса бежали из шатра, метались по площади.
— К берегу, братец! — крикнул Джойс.
Между Сциллой и Харибдой плыл древний серый трехтрубный крейсер.
И когда Сцилла совершила прыжок навстречу сестре, сдавили они с Харибдой ненавистную крейсерову тушу, и оба острова с добычей ушли под воду, братья прыгнули во вскипающую волну и поплыли к еле видным вдали бригантине, гребентине и баркентине.
— Эй, братишки! — послышался знакомый голос. — У нас как раз двух гребцов не хватает, вас-то и надеялись подцепить, не будь я старый Дизи.
В шлюпке сидели нелегальные экскурсанты на Харибду.
XXII. Харибда
Рассказав про Сциллу, братья выслушали рассказ про ее близняшку.
— Харибда, ребятки, — молвил Дизи, — за сотни веков, как и ее сеструха, сменила сотни названий; впрочем, кто считал? Только что называлась она ТТ, в переводе ТехноТриллер. На ней наличествовали два хрена на разных оконечностях острова, оба тронутые изобретатели (один совсем шизо, второй так, с придурью), местные жители посередке (все до единого бессмертные, их изобретатели своими разнообразными гениальными изобретениями травили, а потом оживляли для продолжения сюжета), киношники, снимавшие всякие спецэффекты, взрывы, лазеры-мазеры, хронобукеры-хроношмукеры, прочую хренотень, а также надзиратели типа полицейских с надписью на униформе «ТТ».
— А зачем надзиратели? — спросил Джеймс.
— Чтобы никто с острова не свалил, для обеспечения нон-стоп эффекта.
Джеймс сидел на левом борту и плюнул через левое плечо, а Джойсу пришлось плевать через правое.
— И что же теперь будет со Сциллой и Харибдой? — спросил Джойс.
— А ничего. Полежат на дне несколько недель или лет, как понравится, мертвецов съедят рыбы, всё смоет подводное течение Мойстрим, острова поднимутся на поверхность в первозданном виде, сплошная зелень, да и начнется что-нибудь новенькое. Потому что, дети мои, всё меняется и всё течет.
С этими словами негр пошел на корму и помочился.
XXIII. Кочегар
В ближайшем порту на борт гребентины взят был новый кочегар. Звали его Старина Ник. Он отрекомендовался специалистом по машинам и грозился привести по совместительству машинные отделения флотилии в полный ажур.
Его лодчонка сновала от бригантины к баркентине, от баркентины к гребентине и обратно целыми днями.
Однажды Дизи вместо своего сундучка открыл сундучок кочегара и обнаружил, что сундучок набит часами всех видов, времен и мастей, от будильников до брегетов. Может, расскажи он кому о содержимом сундучка, кочегар с сундучком вместе был бы списан на берег, но Дизи по причине гибели Окассена и Николетты давно не слушал арий из опер и не плясал самбу, отчего впал в глубокую задумчивость и забывчивость.
Кочегар же под шумок поменял в машинных отделениях трех судов двигатели на машины времени.
Настала минута отплытия.
— Полный вперед! — приказал капитан на гребентине.
— Полный вперед! — раздалось с капитанского мостика на бригантине.
— Полный вперед! — словно эхо отозвалось на баркентине.
И все три судна, «Авось», «Небось» и «Тотчас», нарастив скорость, перешли из пространства во время под адский хохоток кочегара.
— Примите поздравления! — сказал критик режиссеру, помахивая щупальцами. — Это неподражаемо! А главное — совершеннейшая документальность и историческая точность! Никто так не вжился в жизнь землян, как вы. Вы — лучший голографорежиссер Вселенной.
— Таков уж мой принцип, — сказал режиссер, оттопыривая жабры; в речи его заметны были некоторые терранизмы и легкий земной акцент, — истина и ничего кроме истины. Нагой реалистизм и ни фиты имажинаторства. На том лежали, на том и лежать будем!
ФАТЕРА
— Это хомутатор? Это хомутатор?
— Нет, это частная фатера!
Телефона у нас не было.
Отец мой родился в Питере в семье потомственных рабочих. Со временем последние два слова становились всё непонятнее; однажды прозвучал по радио голос взволнованного обиженного человека: «Я потомственный блокадник!»
Детство мое и юность прошли в квартире (принадлежавшей вроде бы еще прадедушке) на Н-ской улице (так называла нашу улицу М-ского бабушка); квартира была отдельная, пятикомнатная, но на жаргоне коммунальных служб «без удобств», — не подумайте чего, туалет имелся, просто ванная отсутствовала, и размещалось наше родовое гнездо в полуподвале, чтобы не сказать — в подвале: с прадедушкиных времен культурный слой, подымавшийся к окнам, подобно вышедшей из берегов невской воде, погружал мое родное жилище в землю.