омневался, что и девочка, несмотря на разбавленную хранителем кровь, унаследовала общие черты семьи по материнской линии.
Система терминала КвазаРазмерности была полностью автоматизирована, но несколько наблюдателей находились на входе и возле капсул, где следовало оставить тело перед переходом в Квазар. Нейронная сеть списала с личных счетов необходимое число единиц Влияния. Медицинская Проекция, сканировав состояние тел, предупредила о неизбежном старении, гарантировав длительную сохранность, питание, наблюдение и лечение.
«Как только компенсатор резонансов будет включен и ваше сознание изменит колебания линейности, терминал не несет ответственность ни за что, кроме сохранности вашего тела», – заявила напоследок Проекция.
Камеры для хранения тел оказались тесными. Запахи после дезинфекций отсутствовали. Интегрированные жидкие чипы переключились на режим работы отторжения энергии сознания. Чувство немоты вспыхнуло и погасло.
– Ненавижу, когда такое происходит, – проворчал Орлан, закрывая глаза.
Правда за веками больше не было тьмы. Да не было и век. Реальность Размерности осталась в прошлом… или будущем… или настоящем – в трехмерном времени квазара вопрос «когда» не значил ровным счетом ничего. Сохранялась структура мира, но и здесь различные Колебания наслаивались друг на друга. Все зависело от того, на какой резонанс вас настроили при переходе в Подпространство. Душа Мира – так некогда называли это место последние мечтатели КвазаРазмерности, о которых сейчас почти никто не помнил. Рай, Ад, Добро, Зло – все кануло в небытие вместе с хтоническими богами до-Квазаровой эры. Теперь последним богом осталась наука – чистая и непорочная, бесконечная и необъятная.
– Мир из чистой энергии, – сказал Ми-Аль, оглядываясь по сторонам. – Здесь нет холода, нет жары. Нет света и тьмы. А строения, которые ты видишь – лишь условность. Они могут стоять здесь вечность, а могут прекратить свое существование прямо сейчас… – старый пройдоха заглянул отцу Саломеи в глаза. – Скажи, как много у тебя было друзей акеми?
– Ни одного, – сказал Орлан. – С акеми невозможно общаться.
– Боишься нашей философии? За ней будущее, понимаешь? Когда-нибудь такие, как ты, смогут окончательно разорвать связь тела и сознания и тогда все люди переселятся в Квазар. Это новый уровень бытия. Вознесение человечества.
– Научитесь для начала менять ментальный образ сознаний, – сказал Орлан. – Какой смысл отказываться от тела, сохраняя его образ в мире энергии?
– Мы умеем, – заговорщически подмигнул Ми-Аль. – Акеми вообще умеют намного больше, чем думают жители Размерности. И знаешь, что? Только благодаря акеми Квазар все еще остается свободным, не поддаваясь контролю Всемирной иерархии.
– В Квазаре скрываются террористы, преступники, убийцы…
– Здесь скрываются лишь их сознания. Тела остаются в Размерности. Найдите их и перекройте воздух физической оболочке. Без тел все эти преступники угаснут за месяц… Ты видел хоть раз, как это происходит?
Ми-Аль нетерпеливо огляделся – отсутствие Сид-Джи начинало нервировать. И чем дольше приходилось говорить ненужных слов, тем сильнее становилось волнение. Даже призрачный пейзаж отраженного фоном в Подпространстве настоящего, сохранившегося в тот момент, когда была создана эта Петля, становился, казалось, более зловещим.
– Представляешь, как здесь было до того, как над миром поработали резонансные инженеры и ученые акеми? – неожиданно спросил Ми-Аль отца Саломеи. – Представляешь, что чувствовали люди, когда ученые только открыли Подпространство трехмерного времени и поняли, что узнав нужный резонанс, можно заглянуть в хвост прошлого, отпечатавшийся в Подпространстве. Конечно, тогда все это было на примитивном уровне. Никто не понимал природу колебаний времени, но…
– Кажется, этих людей называли хронографами, – подал голос появившийся Сид-Джи, – и если архивы не врут, то процедура переноса сознания была настолько сложной и болезненной, что могла убить неподготовленного человека. Его тело, по крайней мере…
Они познакомились и отправились к месту, выделенному для игровой площадки. Отец Саломеи не знал, как работает созданная акеми транспортная сеть в этом мире, возведенном среди оттисков настоящего. Восприятие менялось. Горизонт линейного времени терял стройность, смысл. Везде и Нигде. Всегда и Никогда. Если отталкиваться от призрачного настоящего, составлявшего каркас, то игровая площадка находилась где-то в районе средних ярусов Galeus longirostris. Присмотревшись, можно было увидеть, как живет мир отпечатавшейся линейности: люди выходят из пневмо-тоннелей общественного транспорта, транспорт движется по расчерченным нейронными сетями дорогам… Вот только оставив тело, утратилась возможность принимать нейронную реальность Размерности. Так что мир, затянутый тенями, эхом отражаясь в абсолютной энергии Подпространства, жил и вращался в каком-то диком, непонятном хаосе. Мир без нейронных прикрас, запретов, ограничений, порядков. Такой близкий, но в то же время недосягаемый мир. Вернее, не мир, а всего лишь отголосок, мираж того, что осталось в прошлом монолитной линейности времени.
Отец Саломеи осматривал новую игровую площадку проекта, в который намеревался вложить все свои сбережения, и надеялся, что его дочери никогда не придется работать в этом шатком, нестабильном мире теней… пусть его и называют миром, сотканным из света.
Глава третья
Саломея. Не успела она осмотреться в своем новом кабинете, выделенном ей в игровом проекте «Мекка», как дверь открылась, и заглянул, широко улыбаясь, один из двух братьев, возглавлявших проект.
– Я старший и самый беспутный, – сказал Прай-ми. – К тому же я – генетическая ошибка. Поэтому мне многое прощается… И еще говорят, что я гений…
В отличие от отца Прай-Ми не был высок, да и кожа его была не такой бледной и нежной. Он выглядел… словно проект «Мекка» – не материальный «Голод» и не квазо-волшебные «Фивы», а что-то среднее. Так же и Прай-Ми. Вроде житель Квазара, но при желании может стать коренным представителем Размерности.
– Что значит: ты генетическая ошибка? – растерянно спросила Саломея.
– Черт! – скривился Прай-Ми. – Я назвался старшим братом, распутником, гением… Почему люди всегда цепляются за «генетическая ошибка»? Это, между прочим, не этично.
– Считаешь это не этичным – не упоминай, – пожала плечами Саломея.
– Я предпочитаю оставлять это на откуп слушателя.
– Понятно, – Саломея отошла назад, окинула своего нового начальника претенциозным взглядом.
– Ну, спрашивай, – поторопил Прай-Ми.
– И в чем твоя аномалия?
– А разве незаметно?
– Нет. В «Голоде» моим начальником был мужчина с генетической аномалией. Его зовут Думах. Знаешь такого?
– Мерзкий тип.
– Мерзкий самодостаточный карлик, – уточнила Саломея.
– Я слышал, что отец карлика сохранил ему жизнь, потому что женщина, которая должна была стать матерью Думаха, умерла, и нового шанса завести ребенка не было.
– Да, я тоже это слышала.
– Романтика.
– Ну, а ты?
– Со мной все просто. Отец в очередной раз проигрался, поэтому пришлось воспользоваться услугами бесплатного Репродукционного центра. Слышала о том, как во время роста один эмбрион поглощает другого? – Прай-Ми дождался, когда Саломея кивнет. – Так вот, мой младший брат поглощал меня. Работники центра заметили это, сообщили отцу и предложили хорошо заплатить, если он даст разрешение на эксперимент. Мать всегда говорила, что отец должен был спросить: что за эксперимент? Но он спросил: и сколько единиц Влияния мне заплатят? В общем, так на свет появился я. Врачи отделили поглощенный эмбрион, восстановили, насколько это было возможно, дождались, когда мы созреем, и устранили последние недочеты…
– По тебе и не скажешь, – призналась Саломея.
– Думаю, мое лечение находилось в стадии «альфа», поэтому мне повезло, в отличие от тех, на ком ставили эксперименты на стадиях «гамма» и «дельта».
– Да уж… – Саломея передернула плечами.
– Ну, а какая у тебя история? – спросил Прай-Ми.
– Не умею выбирать партнеров.
– И часто?
– Иногда хватает одного раза, чтобы испортить всю жизнь.
– Обращалась в Репродукционный центр, да?
– Угу.
– А теперь не знаешь, как избавиться от ребенка?
– Если бы… – Саломея без особого желания рассказала о хранителе и почему лишилась работы.
– Странно, когда я наводил о тебе справки, мне сказали, что ты просто не справилась с обязанностями.
– Несколько лет справлялась, а в последний месяц не смогла? – скривилась Саломея.
– Вот и я так сказал, – подмигнул Прай-Ми.
– Жаль, что ваш проект не может помочь решить проблем социального статуса, – тяжело вздохнула Саломея.
– Ну, здесь я могу предложить либо ждать, когда мы запустим игровую площадку, и «Мекка» выйдет на новый уровень, либо… – Прай-Ми сделал шаг назад, окинув Саломею с головы до ног внимательным взглядом. – Скажи, в Квазаре ты выглядишь так же, как в Размерности?
– Это имеет значение?
– Некоторые коренные жители Размерности предпочитают обращаться к акеми, чтобы создать себе другую внешность.
– По-моему, это запрещено Институтом всемирной иерархии.
– Когда запреты Иерархии останавливали жителей Квазара?
– Я не житель Квазара. К тому же… – Саломея нахмурилась. – Зачем мне делать другой образ? Меня устраивает то, как я выгляжу в действительности.
– Ты – житель Размерности.
– И что?
– У тебя есть волосы на теле, грубая кожа. Ты невысокая, крепкая, почти угловатая…
– Я не угловатая! И вообще, мы о работе будем говорить или о внешнем виде? – вспылила Саломея.
– Сейчас мы говорим о хранителе, социальном статусе и твоих попытках сохранить ребенка, – спокойно сказал Прай-Ми.
– В «Мекке» есть свободное место, заняв которое я смогу сравняться с Иегудиилом в социальном статусе?
– Нет.
– Тогда зачем все эти разговоры?