Сарс размножался стремительно, пользуясь новыми нейронными сетями седьмого поколения, ставшими для его основных протоколов родным домом, и старательно избегая старых сетей. Последнее Симеон счел за слабость своего детища.
Продолжая держать все в строжайшем секрете, учредители «Четырех племен» разработали систему подавления и последующей ликвидации вируса прежде, чем он успеет набраться сил для борьбы. За последние месяцы удалось собрать рекордные суммы Влияния, но почти все они ушли на то, чтобы договориться о фиктивной проверке, отключив в пределах досягаемости Сарса все нейронные сети нового поколения. Isistius labialis долгие годы уже считался полумертвым комплексом, единственный плюс которого – тестируемые там современные технологии. Во время охоты на Сарс Isistias labialis превратился, кроме мертвого, еще и в устаревший комплекс, потому что современные нейронные сети были переведены на работу в режиме сетей предыдущего поколения.
Эпицентром системы адаптивного развития Симеона стала новая, еще недостроенная игровая площадка, куда должен был перебраться игровой проект «Четыре племени». Впрочем, Сарс уже давно сменил планы, и пока учредители думали, что все хорошо, строил свой новый командный центр. Сарс почти сумел взять под контроль управление нейронными сетями, устранив свою уязвимость. Его ошибкой оказалась недооценка действий Симеона. Создатель превратившейся в вирус системы не сомневался и не надеялся исправить основные ошибки. Симеон принял единственно верное решение со скоростью, которой могло позавидовать его детище.
Экспериментальные нейронные сети седьмого поколения отключились, обнажив уязвимости Сарса. В сетях была заложена возможность ошибок и сбоев, в результате которых нужно будет откатить изменения к предыдущему поколению сетей, поэтому переключение прошло быстро, не дав Сарсу возможности вступить в схватку. Он проиграл, успев копировать начальные протоколы, спрятав на мобильной станции строительных автоматов, где использовались экспериментальные сети. Новый Сарс был чист, в отличие от старого, который умирал после того, как Симеон заразил его червем, поглощавшим основные системы быстрее, чем старый Сарс успевал копировать их. Но единственно возможное действие было закончено. Сарс очистил себя до кристальной прозрачности, удалив даже основные базы данных, потому что червь Симеона мог проникнуть и туда, затаиться, а потом снова начать пожирать систему. За мгновение до конца, до критического распада на компоненты, которые червь так же поглотит, как основные системы, Сарс создал Сарса. Творение стало творцом.
Глава пятнадцатая
Игровой проект «Фивы». Театр Торсия. Подготовка к выступлению во дворце Эдипа.
Торсий нервничал, и каждый актер слышал как минимум несколько раз, что «ноги его не будет на королевской сцене». Торсий критиковал всех, не исключая самого себя. Атмосфера нависшего нервного срыва пропитала театр густым туманом безумия.
«Я не смогу! Не смогу! Не смогу!» – думала Саломея, наблюдая, как бьется в истерике Торсий, обвиняя актеров в бездарности и вырывая на своей голове в отчаянии волосы.
– Тебе не о чем беспокоиться, – шептал Саломее застывший за плечом демон. – Ты одна из лучших актрис, которые у него есть.
– Он клянется, что разгонит всю труппу!
– И кто тогда будет выступать на королевской сцене? Он сам?
Голос демона успокаивал и помогал собраться. Изменения, внесенные в точку сборки, подчиняли разум, стирали воспоминания. Игровой процесс захватывал, и сопротивляться ему становилось все сложнее. Реальность ускользала, а когда Саломея пыталась собраться, игровые адаптивные алгоритмы подменяли восприятия, перетасовывая факты так, что они заставляли концентрироваться на «Фивах», а не на КвазаРазмерности, а ночами, когда Саломея попадала в комнату личных достижений, десятки новых целей скрывали от взгляда то немногое, что она успевала сохранять о дочери, оставшейся за пределами игры.
Сейчас первоочередной целью значилось попасть в состав труппы и проникнуть благодаря этому во дворец Эдипа, где появлялась вторая цель в длинной цепочке заданий – разгадать тайну закрытого города Фивы. Дальше цели разделялись, множились, становились расплывчатыми. Несколько раз, попадая в комнату личных достижений, Саломея пыталась навести порядок, избавиться от мелочей, выстроить четкую линию развития событий, но все заканчивалось тем, что она тонула в незначительных деталях, крошечных ответвлениях игрового сюжета. Да и сложно идти к намеченной цели, вглядываясь в горизонт, и не опускать голову, чтобы не взглянуть под ноги.
Актриса, с которой соперничала Саломея за место в труппе, все время вредничала и всячески вставляла палки в колеса.
– Нужно избавиться от нее, – посоветовал Саломее застывший за плечом демон.
Саломея пыталась игнорировать его слова, но адаптивные игровые алгоритмы строили процесс так, что не устранив соперницу, Саломея не попадала в основной состав, и, следовательно, не отправлялась выступать во дворец Эдипа, что означало провал.
– Нужно избавиться от соперницы, – наседал на Саломею демон, пока она не дала согласие.
План был прост и продуман до мелочей. Адаптивные игровые алгоритмы управляли процессом, направляя созданный образ демона и претендента. Все было спланировано, чтобы затянуть реального игрока в игру. Впрочем, согласившись избавиться от конкурентки, Саломея не знала, что противостоит набору программ, а не реальному человеку. Для нее соперница была обычным игроком. Наверное, если бы игровая система задалась целью, то Саломея забыла бы и о том, что и Торсий – часть адаптивных алгоритмов. Но цели такие не ставились. Кое-что в игре должно было оставаться вымыслом, позволяя верить игрокам, что их связь с реальностью не нарушена.
Чтобы избавиться от соперницы, демон подговорил Саломею обвинить актрису в краже драгоценностей из комнаты рядом с гримерками в театре, где останавливался Торсий, когда репетиции продолжались до поздней ночи. Настоящей воровкой была Саломея, но кольца драматурга нашли у другой актрисы. Женщину выгнали из труппы, а Саломея получила роль в основном составе. Демон успокоился и взял ненадолго паузу. Демон, которого Саломея принимала за своего подельника из Размерности – Арк-Ми. Хотя все те далекие планы заработать и рассчитаться с долгами уже давно стали восприниматься призрачными и нереальными, словно сон, память о котором меркнет с каждым новым днем.
Странно, но Саломея поймала себя на мысли, что ей нравится выступать на сцене, нравится волнение, когда видишь застывший в ожидании зрительный зал, нравится тишина, когда не знаешь, что сейчас случится: овации или гул неодобрения. Театр стал чем-то родным и понятным – простым что ли, по сравнению с оставшейся где-то далеко КвазаРазмерностью. Новая жизнь была примитивной, но именно это и начинало нравиться, захватывать, увлекать. И еще чувства! Россыпь чувств, которые бурлят в груди волнением, ожиданием.
По дороге в королевский замок Саломея нервничала так сильно, что не могла усидеть на месте. Ей хотелось выскочить из кареты, застрявшей в людской толчее, и бежать в замок, в отведенную труппе гримерку, где можно закрыться, вдохнуть запах королевских стен, слиться с местной атмосферой. «Нужно было больше репетировать», – думала Саломея, нервно кусая губы.
– Теперь волноваться поздно, – сказал Торсий, читая ее мысли.
Он взял Саломею за руку и заглянул в глаза. Взгляд драматурга был глубоким и завораживающим. «Глаза-бездна», – думала Саломея, падая в этот бездонный колодец. Но все это было лишь первой ступенью. Игровой процесс развивался поступательно, поэтому взгляд драматурга готовил ее к встрече с королем.
Когда Саломея увидела Эдипа, то в груди у нее что-то сжалось, а дыхание перехватило. Случись это во время выступления, и можно было ждать провала, но король зашел в гримерку поприветствовать актеров и драматурга. Он держался сдержанно и высокомерно, но уже факт подобного визита вызывал у Саломеи уважение.
На какое-то время Саломея забыла о тайнах, которые должна разгадать, забыла об Арк-Ми, Арише, бывшем муже… Все стало малозначимым, поблекнув перед началом выступления. Остались только занавес да желание выступить достойно, выложиться, превзойти себя. Мир сжался до размеров зрительного зала. Королевский театр обрел магическую власть, искрясь и переливаясь нереальными бликами, украсившими стены…
Собравшиеся зрители негромко перешептывались, затем зашуршал занавес, и зал стих. Саломея подумала, что атмосфера напоминает визит бога – видение было четким, заложенным в точку сборки игрового образа. Люди и боги. Мир «Фив»…
Впрочем, богов в зале не было. Только пытливые взгляды. Когда Саломея вышла на сцену, то не увидела у зрителей даже лиц – ничего кроме глаз. И все эти глаза смотрели на нее. Весь мир смотрел на нее…
«Только бы не забыть слова», – подумала Саломея…
Тело показалось на мгновение тяжелым, неуклюжим, затем вспорхнуло над помостом бабочкой. Саломея забыла обо всем, кроме своей героини. Это была игра внутри игры. Лабиринт внутри лабиринта. Адаптивные алгоритмы направляли Саломею – подчиняли волю и не собирались отпускать. Они не ломали ее мысли, просто направляли в нужное им русло, заставляя не просто играть, понимая, что это игра, а считать игру жизнью…
Незадолго до конца последнего акта Саломея заметила странного зрителя в дальнем конце зала. Скрываясь в тени подпиравших высокий потолок колонн, существо наблюдало за постановкой. Саломея попыталась убедить себя, что видение – это просто игра теней, но заметив призрачного наблюдателя однажды, она уже не могла не бросать в конец зала короткие взгляды. Все чаще и чаще. Пока не закончилось выступление. А затем…
Саломея умчалась со сцены раньше, чем стихли аплодисменты. Ноги сами несли ее к загадочному силуэту. Кто это? Что это? Туманно Саломея вспоминала, что в игре есть и другой мир за стенами этого города. Но протоколы, включенные в игровую точку сборки, вносили корректировки так тонко, что истории, почерпнутые в жизни до игры, начинали казаться местными легендами. Саломея помнила Сфинкс, но не помнила, что об этом рассказывал Арк-Ми. Да она сейчас и Арк-Ми не помнила! Все стало далеким, призрачным. Только игровой процесс. Только настоящее.