то не вспоминал. Главным оставалась нынешняя напряженная обстановка.
Еще одной ложкой дегтя в бочку доверия Мьюзу стала его дружба с Легре. Беглый клирик посмеялся над Иерархией, заставив их свернуть проект постепенного развития баз квазацентристов, где они надеялись развернуть свои исследовательские центры по изучению возможности извлечения энергии посредством тонких граней временных мембран. По сути, проступком Легре стало лишь то, что он видел реальное положение вещей – в современном промерзшем до основания мире, где новые источники энергии помогают не только улучшить благосостояние, но и в прямом смысле выжить, не замерзнув, никто не будет стоять в стороне и ждать, когда клирики сподобятся заменить свои устаревшие генераторы. Если бы не нейронные сети седьмого поколения, потреблявшие меньше энергии, имея больший перечень возможностей по сравнению со старыми, то безраздельная власть Иерархии в Размерности давно пошатнулась бы и удержать монополию на обладание необходимыми для существования источниками питания оказалось бы крайне сложно. Так что Легре лишь пытался помочь другим клирикам, начав втайне собственные исследования.
Мьюз не сомневался, что стоявшие во главе Иерархии люди знали о проекте Легре, но предпочитали молчать, готовя отступные пути на случай неудачи, превратив молодого и прогрессивного собрата в отступника.
«Сейчас нечто подобное происходит со мной», – подумал Мьюз, заставляя себя чуть ли не впервые задуматься над возможностью, что старый друг не спятил, а действительно продолжал заниматься своими исследованиями, на которых Иерархия поставила крест. Ход мыслей дошел до слов Легре о вечной жизни и споткнулся. «Нет, к черту, такого не бывает», – решил бывший агент Энрофы, который чувствовал себя в Квазаре почти что богом. И пусть его способности так и не удалось объяснить, в них все равно было больше смысла, чем в вечной жизни. «Это еще хуже, чем мечты о появлении детей Квазара», – подумал Мьюз, бросая взгляд на акеми, державшегося от него на приличном расстоянии.
– Что-то не так? – спросил молодой хранитель по имени Квент, отметив задумчивость Мьюза.
– Да вот думаю, удастся или нет акеми создать новый вид людей, не имеющих привязанности к Размерности посредством материальных тел, с которыми связана жизнь сознания. Энергия в чистом виде.
– Дети Квазара?
– Именно.
– Это как-то связанно с нашим заданием?
– Нет.
– Значит, и говорить не стоит, – отмахнулся хранитель.
Он вообще будет самым замкнутым и подозрительным в группе, практически не скрывая, что назначен приглядывать за бывшим агентом Энрофы. Впрочем, с другими дела обстояли не лучше. Нейтральным был разве что акеми, но его пугливость и недоверчивость раздражали так сильно, что никто из хранителей почти не разговаривал с ним. Позднее именно эта отчужденность и послужит причиной его гибели.
Куб переносов, разработанный инженерами Всемирной иерархии, был неуклюжим и требовал частых остановок, в отличие от кубов частников Квазара. Но клирики запретили хранителям пользоваться услугами сторонних разработчиков, так что выбирать не приходилось. Сами протоколы куба были современными, но о пассажирах при создании совершенно не думали. Скорость передвижения превосходила стандартные разработки черного рынка, но перегрузки при старте и остановки стали просто чудовищными, не говоря уже о сбоях точки сборки, когда во время движения подменялись восприятия и связи с сознанием. Если раньше при переносе, находясь внутри куба, человек пытался пошевелить рукой, а вместо этого шевелилась нога, то сейчас казалось, что точка сборки просто разваливается на части. Правда, разработчики, чтобы успокоить пассажиров, добавили в свое творение информационный протокол, сообщавший, что сбой восприятий – это временное и безопасное явление, к которому нужно просто привыкнуть. Особенно странным и нелогичным подобный подход выглядел на фоне модернизации кубов черного рынка Квазара, направленный на баланс скорости и нарушений точки сборки.
– Такое ощущение, что инженеры Размерности вернулись в прошлое, когда кубы только создавались и главным была идея переноса, а не заботы о комфорте пассажиров, – сказал акеми, когда группа, условно возглавляемая Мьюзом, сделала первую остановку.
Никто не обратил внимания на ворчливого алхимика Квазара. Мьюз, например, вообще не понимал, зачем в команде нужен акеми. Какая от него польза на пути в поселение содомитов? Или клирики думали, что хранителям удастся подобраться к тайне Легре достаточно близко, чтобы Лит-Бон смог изучить ее? «Чушь!» – сказал бы Мьюз вначале, но после того, как признал в одном из сопровождавших его хранителей резонансного инженера, всерьез задумался о том, что Иерархия ждет от этой опасной компании дивидендов, как, очевидно, они ждали, когда молодой Легре, до того как стать отступником, проводил несанкционированные исследования тонких граней временных мембран, – знали обо всем, но притворялись мирными овечками, готовые отречься от Легре в случае его неудачи и повесить на шею лавровый венок в случае успеха.
– Не отходи далеко от куба! – крикнул Квент ворчливому акеми.
Лит-Бон пробормотал что-то бессвязное, остановившись в десяти шагах от выбравшейся из куба группы хранителей. Отражавшийся в Подпространстве материальный мир являл взору бесконечную ледяную пустошь, в которую превратилась планета вне жилых комплексов. Центр цивилизации Квазара, а также призрачный пейзаж Galeus longirostris остался далеко позади.
– А правда, что в мире Энрофы скрывают от жителей отражения материального мира? – спросил Мьюза хранитель по имени Квент.
– Мир Энрофы создан на субслоях Подпространства, где никогда не отражался первый уровень реальности.
– Я слышал, что там просто внушают это жителям с детства, чтобы они не видели реальность Размерности.
– Какую реальность? – Мьюз театрально огляделся. – Здесь кругом только лед! – Он чувствовал, что начинает заводиться, намереваясь вправить мозги молодому хранителю, но его прервал крик державшегося в стороне акеми.
Ученый довольно неплохо разбирался в резонансных провалах и прочих тонкостях неиндексированных территорий, готовясь к самому изощренному нападению со стороны адептов или собратьев по учению, посчитавших его предателем, потому что он сотрудничал с Иерархией. Но опасность таилась не в передовых технологиях.
Отражавшееся в Подпространстве ущелье материального мира было скованно льдом, искрящимся в лучах далекого солнца. Блики очаровали Лит-Бона, заставили утратить на мгновение бдительность. Этого хватило, чтобы притаившийся возле точки энергетической сцепки содомит выскочил из укрытия и схватил акеми. Хранители активировали разработанные Иерархией дезинтеграторы, способные выбросить сознание из Квазара, вернув в оставленное в Размерности тело, но точка сборка содомита давно была модифицирована акеми, в плен к которым он имел глупость попасть. Акеми изучали способы противодействия оружию служителей Иерархии, мечтая в случае успеха продать разработки адептам «Мункара и Накира». Успеха достичь не удалось, а группу содомитов, на которых проводили опыты, изменяя их точки сборки, отпустили.
В отличие от молодых хранителей, выстреливших практически сразу, как только содомит схватил акеми, Мьюз запоздал с реакцией, хотя в отличие от коллег он и не был никогда настороже в этом враждебном мире, зная, что может менять ряд здешних правил и законов. Изменения точки сборки содомита отреагировали мгновенно, нейтрализовав направленные протоколы дезинтеграторов. Хранители растерянно переглянулись, не веря, что кому-то удалось создать защиту от дезинтеграторов. Особенно смущал тот факт, что защитой этой воспользовался не адепт, а дикий содомит, который так долго скитался по неиндексированным территориям, что забыл о том, что такое двухуровневый язык, сохранив лишь способность рычать да источать, словно защитный кокон, ауру ненависти. Отчасти хранители оказались правы – не существовало полноценного оружия, способного защитить от дезинтеграторов, базовыми разработками которых для Иерархии занимались резонансные инженеры, курирующие ежедневные перезагрузки Квазара.
Содомит задрожал и неожиданно начал светиться изнутри. Его точка сборки поглотила протоколы распада, но не смогла преобразовать, сделав частью себя. Вместо этого протоколы послужили катализатором к распаду ядер личности, превратив дикаря в энергетическую бомбу, – Мьюз понял это слишком поздно, чтобы успеть спасти акеми. Опасность активировала созданные давным-давно системы защиты. Пространство выгнулось, превращаясь в щит. Яркая вспышка ослепила глаза. Ядра вспыхнули, превратившись в огненный шар, выжигая любую личность, попавшую в радиус действия. Созданный Мьюзом щит помог отразить энергетический удар, а пару мгновений спустя огненный шар сжался до размеров горошины, не в силах противостоять притяжению временных мембран, разделявших миры энергии и материи.
Хранители поняли, что опасность миновала, и выругались, используя выражения коренных жителей Размерности, когда спасший их щит растворился в пространстве следом за искрящейся горошиной. Странно, но точки сборки акеми и содомита сохранились, правда, лишившись управлявших ими сознаний, больше напоминали призраков, чем жителей Квазара.
– Нужно проверить куб переносов! – пришел в себя Квент, вспомнив, как огненный шар облизал точку энергетической сцепки и часть доставившего их сюда транспорта.
Обратившись к напарнику, специализирующемуся на резонансном программировании Подпространства, он велел ему осмотреть куб и сообщить о повреждениях.
– А что будем делать с ними? – спросил самый молодой хранитель, кивнув в сторону точек сборки акеми и содомита.
– А что с ними сделаешь? – передернул плечами Квент, вспомнив, что если бы не Мьюз, то стоял бы сейчас здесь таким же истуканом. Причем понимание, что его спас бывший агент Энрофы, заставляло содрогнуться так же, как понимание собственной смерти.
– Жутко как-то, – признался молодой хранитель. – Никогда не видел, как выгорают ядра сознания.