Конечно, неправда. Но сейчас я ненавижу себя. Отворачиваюсь от Гаррета и, смотря на неприступного Рэя, проклинаю себя последними словами. Я предательница. Я только что официально предала мои с Рэем отношения. Сука! Я уверена, что если бы будучи на Корву Гаррет не попытался, да что там попытался, он поцеловал меня, то сейчас я бы точно никак не отреагировала на его общение с Джудит. Слова всё усложняют. Всегда. Ненавижу слова.
– Он может никогда не прийти в себя. – говорит Гаррет, словно читая мои мысли.
– Придет. Я это знаю.
– Ты в это веришь. Но не факт, что твоя вера будет оправдана.
Слезы копятся в глазах и, сморгнув их, я говорю:
– Гаррет, я не хочу разговаривать.
И больше он мне ничего не говорит.
Я так и буду лежать на кровати и корить себя за чувства, которые мне ненавистны. Гаррет так и будет молчать, изредка переворачиваясь на кровати. Рэй так и будет стоять по ту сторону от меня, по-прежнему далекий и чужой.
Но всё это изменится.
Ещё до начала ненавистной утренней мелодии за мной придет сам Отец. И тогда в действие придет Рэй, который будет вытаскивать меня из камеры, я буду сопротивляться. В этот раз я буду кричать, кусаться и даже пару раз заеду Рэю по лицу, мысленно прося у него прощение. Гаррет будет разбивать стул о стекло и кричать, чтобы меня оставили в покое. И в момент, когда Рэйлан будет уносить меня с активированным на сорок пять процентов браслетом, я увижу Гаррета, а точнее, я увижу его глаза. Сожаление, потеря, скорбь – именно таким взглядом он проводит меня на очередные опыты. Вокруг него будет валяться разломанный стул, а стекло между нашими камерами вновь окрасится в алый. Но в этот раз я не буду говорить ему: "Не надо". В этот раз я буду думать только о том, как мне страшно, и том, что я не должна была быть с ним груба.
Мои чувства – только моя проблема.
И ничья больше.
Глава девятая
Рэй несет меня по красному коридору. От досады прикрываю глаза. Я не желаю видеть черную дверь. Это вход в преисподнюю самого Аида. Иначе я никак не могу воспринимать это место. Здесь царят дьяволы во плоти и мучают истерзанные тела и души.
Рэй остановился. Мы дошли? Приоткрываю один глаз – дошли. Кто-то изнутри открывает дверь, и Рэй вносит моё обессиленное тело. Чертов браслет, он даже не дает мне возможности бороться, но в одном я ему благодарна, сейчас я практически не слышу, как сотрудники Аида подготавливают всевозможные инструменты, брякая металлическими… что это? Пинцеты, ножницы, скальпели. Внутренняя дрожь сотрясает мышцы.
– Рэй. – еле ворочая языком говорю я, чувствую, как слезы скатываются по вискам и пропадают в волосах. – Помоги мне.
Но он, конечно, даже не смотрит на меня. Уложив на стол тело, отходит к стене и снова встает так, как стоит каждый божий день.
– Пожалуйста. – шепчу я, смотря на него. Но взгляд Рэйлана устремлен в стену напротив него.
Отворачиваюсь.
Пусть он лучше стоит там, чем причиняет мне боль.
Смотрю не в потолок, а сквозь него и мысленно молю: "Боже, пожалуйста, прекрати всё это. Молю тебя! Я больше не могу! Я боюсь. Мне очень-очень-очень страшно. Пусть всё прекратится".
Но Бог, как и Рэй, не дает мне ответа.
Пока мои руки, ноги и торс привязывают к прохладному металлическому столу, поворачиваю голову вправо. Буквально в полуметре от меня находится идентичный стол, а на нем Джервис. Он смотрит на меня, приоткрывает губы, но ничего не говорит. Браслет – он причина его молчания. Но всё же парень пересиливает себя и, сглатывая, произносит:
– Просто терпи.
Поднимаю взгляд к потолку и пытаюсь абстрагироваться. Представить, что я в другом месте. Например, в мамином саду. Сейчас я вдохну носом воздух и почувствую ароматы цветов. Пройду немного левее и с ногами заберусь в уютное кресло-качель. Через минуту из дома выйдет мама, в руках у неё будет крепкий кофе с приличной долей молока и тремя кусочками сахара. Сидя на качели, я улыбнусь маме, знакомой обстановке и родным ароматам.
– Всё готово. – говорит кто-то, и я тут же открываю глаза. Как бы хорошо не было с мамой, я обязана вернуться в ад.
Дыхание ускоряется, пытаюсь сжать пальцы, но выходит очень вяло, я ногтями даже до ладони не достаю. Слабая как котенок.
Ко мне подходит Дельгадо-младший, а к Джервису – Дельгадо-старший, они снимают с нас браслеты, и тут же какофония звуков активирует мой слух. Взволнованные шаги помощников Дельгадо, скрип кожаных ремешков, которые мы с Джервисом пытаемся ослабить, звуки мониторов, я даже слышу шипение электрических проводов, которые оживили экраны на стене.
– Прошу познакомиться, – говорит Дэвид и подкатывает между мной и Джервисом ещё один металлический стол. На нем находится мягкое покрывало нежно-голубого цвета, а на этом покрывале лежит младенец. – Это наш малыш.
Тошнота подступает к горлу, дергаю руками с такой силой, что до крови сдираю кожу на запястьях.
– Боже, Джорджина, успокойся. Сегодня ты станешь героиней. Ты и Джервис, – с придыханием лепечет Дэвид, – войдете в историю. Вы подарите этому малышу жизнь.
– Он мертв. – говорю я, не в силах повернуться и вновь увидеть труп ребенка прямо возле моего лица. От огромной дозы адреналина туманится мозг, и я могу думать лишь о том, что мне страшно. Страх, сорняком заполонил всю меня, мерзкой черной колючкой облепил сердце и легкие. Они больше не работают в обычном режиме. Сердцебиение ускорено до предела, а легкие с трудом выталкивают углекислый газ.
– Не говори так, – произносит Гэйнор. Я настолько испугана, что даже не заметила её. Женщина подходит к кушетке, заглядывает в моё лицо сверху вниз и шепчет. – Он жив, просто спит.
– Нет. Он умер. Мне жаль малыша, но умер он уже очень давно…
Дельгадо-старший перебивает меня и обращается к Гэйнор:
– Вам придется подождать снаружи, как только всё закончится, я Вас позову.
– Но мой мальчик… – женщина в растерянности смотрит на ребенка.
– Извините, я осознаю всю силу отеческой-материнской любви и понимаю, что Вы можете помешать нам в ходе операции.
На лице женщине написана досада.
– Но если я захочу, то войду обратно. – говорит она и опускает ладонь мне на лоб, так словно меряет температуру. – Джорджина, пожалуйста, скажи моему мальчику, что я рядом.
– Скажите ему сами. – меня тошнит от их компании. Пусть они уйдут! Провалятся сквозь землю! Сгорят в аду дотла!
Больше не сказав ни слова, Гэйнор уходит, поворачиваюсь к Джервису, он смотрит на меня, но, так же как и я, видит между нами уже синеватое тело мальчика. Это ужасно. Всё, что происходит здесь, находится за гранью зла. Там, где фигурирует семья Дельгадо, о добре вообще не может идти речи.
– Просто терпи. – повторяет Джервис, а из моих глаз продолжают капать слезы.
– И ты. – говорю я и замечаю, как по лицу друга тоже стекает слезинка. Он смыкает губы в тонкую линию и сильно сжимает кулаки.
Голос старика как удар хлыста выбивает весь воздух из комнаты.
– Начинаем. – приспешники Сатаны начинают движение. Дергаю руками, но они прикованы слишком крепко. Спазм сжимает горло. Хочу кричать, но не издаю ни единого звука (если не считать судорожных всхлипов). – Переворачивай их.
И всё начинается сначала.
Переворот стола. Укол в нижнюю правую часть спины. В этот раз мне удается подавить крик. Это не так больно, как плавление мозгов. Если на этом всё закончится, то я могу и потерпеть. Смотрю на чаши подо мной и содрогаюсь.
В перевёрнутом положении мы находимся довольно-таки продолжительное время. Мне уже сделали несколько проколов, и на последнем я всё же вскрикнула. Звук приборов, тихие перешептывания ублюдочного семейства и моё быстрое дыхание.
– Ты как? – спрашивает Джервис.
Не поворачиваю голову, смотрю на самую ближнюю чашу и сквозь горло проталкиваю одно слово:
– Жива.
– Я тоже.
Мы замолкаем, так как Дэвид недовольным голосом сообщает:
– Нужно попробовать другой вариант.
– Согласен. – говорит старик, и через пять секунд нас снова переворачивают обратно. От резкой смены положения меня начинает мутить с удвоенной силой. – Ей проведем операцию на ногу.
Что?!
– А Джервису? – спрашивает ублюдочный сын у ублюдочного отца.
– Рэйлан? Будь добр, примени свою силу на Джервисе. Но не переусердствуй.
Наблюдаю, как Рэй отталкивается от стены и с присущей сопровождающим покорностью подходит к Джервису.
– Эй, чувак, прекрати. Ты меня пугаешь. – говорит Джервис и крутит головой из стороны в сторону. Руки Рэя останавливают движения моего друга по несчастью. Один. Два. Три. Джервис начинает дико кричать.
– А тебе мы сейчас уберем хромату. – сообщает Дэвид.
Сердце трепыхается как трава на ветру.
– Она меня не смущает. – отвечаю я.
Тихий смешок Дэвида заставляет меня приподнять голову и посмотреть на него.
– Это не может быть правдой. Ты красивая девушка, и не можешь не желать избавиться от такого явного изъяна.
Джудит разрезает штанину, практически до паха. Остальные ассистенты Сатаны начинают готовить новые инструменты. Пытаюсь освободиться. Бьюсь на столе как рыба, выброшенная на лед. Паника уже завладела мной.
И начинается ад.
Такой боли я не испытывала никогда.
Они…
А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!
Они ломали мне кости.
Резали мою кожу, мышцы, мясо.
Растягивали щипцами разрез и… делали операцию.
Без наркоза.
Регенерация заживляла рану, и они делали это вновь и вновь.
Ещё несколько раз протыкали мне спину, и в какой-то момент я увидела оживление на морщинистом лице старшего ублюдка. Сквозь вату в ушах я услышала:
– Кажется, у нас получается.
Моя голова упала набок и последнее, что я увидела перед долгожданной темнотой, это мертвое тело маленького ребенка и множество трубок, которые соединяли меня, Джервиса и мальчика в одно целое.
Тьма забрала меня, но я всё чувствовала. Я не знаю, как объяснить вам, но это было ужасно. Ужасно то, что я совершенно не владею собой. Ни телом, ни мыслями. Всё крутится вокруг этой чертовой операционной и трех металлических столов. Я пыталась впасть в забвение и не ощущать боли, не слышать криков Джервиса, не чувствовать запаха крови. Если вы не знали, что она имеет свой специфический аромат, то я расскажу вам, как пахнет кровь – отвратительно. Она, словно жидкий металл, в который сыпанули приправ в виде отчаяния и потери себя.