Я не лучше. И не хуже.
Я обычная, посредственная, средняя.
Кто все эти люди? Да, я понимаю, они подопытные, каждый из них зачем-то да понадобился Дельгадо, я также понимаю, что сопровождающие – это роботы, запрограммированные на одно – служение горе-Доктору. Но я не понимаю другого, а точнее, людей, которые работают с Дельгадо. Они ведь в себе. Их никто не заставляет. Взять даже, к примеру, тех, кто присутствовал при моих мучениях за черной дверью. Для чего они это делают? Ради денег? Славы? Науки? Я презираю их всех вместе и каждого по отдельности. Ведь и у них есть родственники, которые могли бы оказаться здесь. Бессердечные ублюдки.
Рэй и Коди. Чем их напичкали? Как от этого избавиться? И возможно ли это? Об этом я думала очень долго. Вспоминала всё, что связано с сопровождением. То, как они стоят, они почему-то всегда молчат, (вы видели хотя бы единожды полностью молчаливый коллектив? Конечно нет) они что, потеряли способность говорить? Дельгадо вырезал им языки? И они все уходят раз в сутки и, если понять по распорядку дня, то их нет примерно четыре часа. Они спят в это время? Если да, то где? На черном уровне? Или есть ещё какое-то место, о котором я даже не подозреваю?
Джервис, могу сказать, что ему немного, совсем чуть-чуть, но повезло. У него вновь появилась рука. И он, как и я, уже побывал за черной дверью. Что там делали с ним? Пытали? Мучили, издевались? Мне жаль, что он опять из-за меня попал в переделку. Джервис снова под перекрёстным огнем.
Гаррет. В данный момент он помогает мне не сойти с ума. И я благодарна, что он со мной. Если быть честной, то я была в какой-то извращенной степени, но счастлива, когда он избивал стекло кулаками. Счастлива оттого, что, если я… умру, хоть кому-то будет не плевать. Хоть кто-то будет знать, через что я прошла, чего лишилась и как умерла. Эгоистично? Прошу, не стройте из себя прекрасных людей. Таких не бывает. Мы все, каждый из нас, в той или иной степени эгоисты, но если вы наивно полагаете, что это чувство вам не свойственно, поздравляю, скорее всего вы – тряпка, о которую эгоисты вытирают ноги и идут дальше по жизни.
Подопытные, словно зомби, начинают подниматься с кроватей, по полу снова едет тележка с браслетами.
Всё начинается сначала.
Стучу по стеклу, отделяющему меня от Гаррета, но это все без толку. Он спит. Его не разбудить, даже если начнется землетрясение.
Бросаю на парня короткий взгляд и встаю с кровати. Подхожу к двери, она тут же открывается. Выхожу в коридор.
– Привет. – говорю Рэю, но он, естественно, никак не реагирует, не церемонясь, надевает на меня браслет. Игла в вену, и звуки становятся тише. Встаю лицом в сторону столовой и наблюдаю, как Коди пытается поднять Гаррета с кровати, а тот безвольной куклой падает назад. Делаю шаг вперед, и кричу. – Его не разбудить! Прекрати трясти!
Меня, естественно, никто не слушает, но среди подопытных ощущается всеобщее напряжение. Они не привыкли, что кто-то может позволить себе кричать на сопровождение. Рэй придерживает моё плечо, не давая сдвинуться с места, а музыка продолжается. Она будет играть до тех пор, пока все не покинут камеры. Да я тогда точно сойду с ума.
Подходит дама с тележкой, но без тележки.
– Что происходит? – недовольно спрашивает она.
– Его не поднять. – объясняю ей, пока Коди безрезультатно пытается посадить Гаррета на кровати.
– Почему?
– Это вы скажите. – начинаю злиться. – Ваша сыворотка так на него подействовала. – решаю не уточнять деталей, на сколько он уснул и как часто это происходит. Сейчас я хочу, чтобы Гаррета оставили в покое. В таком состоянии он ничего не может сделать, ни постоять за себя, ни бросить остроумную шутку.
Она достает рацию и говорит:
– Триста тринадцать на завтраке не будет. – убирает аппарат и заходит в камеру к Гаррету. И через секунду она и Коди выходят, а музыка наконец замолкает.
Да! Протяжно выдыхаю, складываю руки в молитвенном жесте и благодарю Бога, что эта мелодия заткнулась.
Идем полосатой змейкой, прибавляю шаг и оказываюсь немного позади Антонии и её сопровождающего.
– Антония? – спрашиваю я, и девушка очень медленно поворачивает голову и косит на меня огромные глаза.
– Что?
– Как давно ты здесь? – спрашиваю я.
– Очень много мелодий. – говорит она.
– Ясно. А почему ты здесь?
– Утро. Утро. Утро-еда-утро-мелодия-еда-утро. – Антония отворачивается и продолжает бубнить одно и то же.
Информативно.
Справа от меня идет мужчина, ему на вид лет сорок. Пытаюсь узнать из-за чего здесь он.
– Извините…
Он так резко поворачивает ко мне голову, что я оступаюсь.
– Не говори со мной. – шипит он. – Никогда не говори со мной. Поняла?
– Предельно.
И как Гаррету удается с ними разговаривать?
Захожу в столовую и сажусь на своё место, обнаруживаю у себя на тарелке кучу всевозможной зелени и кусок мяса. Точнее, кусочек. Съедаю всё, силы мне нужны. Для чего, не знаю, но точно нужны.
Когда заканчиваю трапезу, Рэй ведет меня к туалету. В саму комнату он всегда заходит со мной, а вот в кабинку я, слава богу, иду одна. Делаю свои дела. Действия уже становятся привычными для меня, иду к шкафчику у стены, достаю оттуда очередную запакованную в целлофан пасту и щетку. Чищу зубы, умываюсь и возвращаюсь.
Но не дойдя до камеры, останавливаюсь так резко, что Рэй почти сносит меня.
У дверей аквариума стоит Гэйнор и в руках у неё черный непроницаемый пакет.
Она улыбается. Мне.
Это нехорошо. Очень-очень нехорошо.
Глава восьмая
Не даю Рэю возможности подтолкнуть меня вперед, и сама шагаю к улыбающейся блондинке. Она светится. Её глаза сияют, в прямом смысле этого слова. Она что, под чем-то незаконным? Что принимает эта светская львица, чтобы крыша ехала настолько сильно? У обычных людей глаза так не горят. У сумасшедших, фанатичных и влюбленных, хотя это все синонимы одного и того же слова.
– Здравствуй, дорогая. – говорит Гэйнор, и поправляет бежевый шелковый платок, который обмотан вокруг её шеи. Женщина делает пару шагов в мою сторону, отступаю назад и упираюсь в твердую грудь Рэя. – Ну же, не бойся, я просто хочу тебя обнять.
Что? Она совсем спятила? Обнять меня? Это уже перебор. В прошлый раз она меня за волосы оттаскала, а потом смотрела, как меня мучают на адовом металлическим столе, а теперь обнять? "Да пошла ты" – хочу сказать, но вместо этого спрашиваю:
– Зачем?
Всё веселье уходит с лица Гэйнор. Она всё же подходит ко мне, раскидывает руки в стороны так, что её бежевый жакет раскрывается, и она обнимает меня. Я позволяю. Пусть она будет в таком расположении духа, нежели в кровожадном. Перестаю дышать, но тяжелый пакет приходится на спину и тут же вышибает из меня весь воздух. Там что, кирпич?
– Идем, у нас много дел. – шепчет Гэйнор, отпускает меня и с видом хозяйки заходит в мою клетку, садится на стул и похлопывает ладонью по кровати. – Ну же, иди сюда.
С опаской осматриваюсь по сторонам и всё же вхожу в комнату, косясь на черный пакет. Вхожу и понимаю, что дверь не закрывается. Она остается открытой, но в проеме встает Рэйлан, это даже более надежно, чем запертая дверь.
– Присаживайся. – говорит Гэйнор и выжидательно смотрит на меня.
– Что вы здесь забыли?
Уже с нажимом говорит:
– Я сказала, присаживайся.
Опускаюсь на край кровати, но этого, видимо, недостаточно, и Гэйнор говорит:
– А теперь ложись.
– Зачем?
– О боже, ты прям как Джервис, тоже задал мне миллион вопросов, прежде чем лечь.
– Ты видела Джервиса? – перехожу на "ты", так как уверена, эта особа не достойна обращения "вы", как раньше я к ней обращалась.
– Конечно, – она ставит массивный пакет себе на колени, и достает оттуда…
– Книга? – в шоке спрашиваю я.
– Сказки. – и тут она начинает тараторить так быстро, что я не успеваю за её словами. – Мистер Дельгадо, видите ли, запретил мне снова доставать моего мальчика из колыбели и мне придется читать сказки тебе. До этого он говорил, что это ему не повредит, но сейчас картина изменилась, и я не могу прижать к себе своего маленького мальчика.
– Что? – я вообще ничего не понимаю. Если у кого-то есть переводчик с сумасшедшего на человеческий, дайте, пожалуйста.
– Боже, как ты глупа. – говорит Гэйнор, зажимая переносицу двумя пальцами. – Надеюсь, это не перейдет моему малышу.
– Что ты несешь? – мои глаза готовы выйти за пределы головы. Это же ахинея какая-то.
– Я буду читать сказки тебе и Джервису, а потом эта информация вместе с вашим костным мозгом перейдет к моему мальчику, и тогда он будет чувствовать, что я рядом и никогда его не бросала. – вот тебе на, как она себе это представляет? Мисс Гэйнор, боюсь тебя разочаровывать, но ты бесповоротно свихнулась. – У тебя есть дети? – неожиданно спрашивает она.
– Н-нет.
– Оно и понятно, иначе ты бы не задавала глупых вопросов. – в одно мгновение её голос поучительный, а в следующее становится нежным. – А теперь укладывайся поудобнее и слушай. – она открывает толстый том и начинает читать, и не просто читать, а подставлять голос для каждого героя, жестикулировать и кривить лицо, словно я и есть её ребенок, которому безумно интересно слушать про семерых гномов и их быт.
Скажу честно, в такой растерянности я ни разу не пребывала. Чокнутая мамаша мертвого ребенка, она же по совместительству сестра будущего президента, сидит в моей камере-аквариуме и читает мне детские сказки, чтобы в дальнейшем этот момент я передала её мертвому ребенку через костный мозг. Всё именно так. Жесть.
Это продолжалось несколько часов. Она читала и читала, а я не могла расслабиться ни на мгновение. Каждый нерв в теле был натянут до предела. Скажу честно, я несколько раз засматривалась на её шелковый платок и представляла, как соскакиваю с кровати, хватаюсь за два края дорогой вещицы, резко тяну их в стороны и душу ненавистную женщину, наблюдаю, как её ноги дрожат в предсмертных судорогах, а её дорогая туфля падает на пол, от бесполезных попыток удержаться на месте, но я так этого и не сделала. И только по одной причине – Рэй. Я не хочу лишний раз заставлять его делать мне больно. Не уверена, что смогу пережить ещё одно касание его горячих рук к своей голове.