Plut. Sert., 9, 2–3; 5).
Каков же был итог мавретанской кампании для Сертория? Несомненно, он поднял свой авторитет военачальника, закалил армию и повысил ее боевой дух. Очень возможно, что пополнения за счет перебежчиков из отряда Пакциана превысили потери и тем самым увеличили численность его войска. Получил ли Серторий в свое владение какие-либо территории? Прежде всего следует оговориться, что он отдал мавретанцам «города и власть» не из великодушия, а в силу обстоятельств[326] — вряд ли его союзники-туземцы были настолько слабы, чтобы позволять ему самочинно распоряжаться их землями. Совершенно очевидно, что его пригласили в качестве кондотьера, а не правителя. Но кое-что они ему, как следует из Плутарха, отдали. Да и Саллюстий упоминает, что перед отплытием из Мавретании Серторий оставил там гарнизон (Hist., I, 104). Скорее всего, он сохранил свой контроль над Тингисом, который отнял у Аскалида[327]. Правда, создавать здесь свое царство[328] полководец явно не собирался: его целью была Испания, Мавретания — лишь плацдармом для удара по ней.
Остается нерешенным еще один вопрос: как складывались теперь отношения Сертория с пиратами? Из Плутарха следует, что они отправились на помощь Аскалиду, тогда как Серторий с ним воевал. Означало ли это разрыв? Думается, что киликийцы просто покинули его как неперспективного партнера. К тому же на поле боя он с ними, возможно, и не встречался, поскольку вел боевые действия на суше, а не на море.
В Тингисе (или, согласно Страбону, в Линксе) Серторий велел раскопать могилу Антея, знаменитого противника Геракла. Причиной этого, по словам Плутарха, было его недоверие к рассказам туземцев об огромном росте Антея. Но когда он обнаружил скелет в 60 локтей, то велел зарыть могилу, чем якобы «способствовал еще большему почитанию и славе Антея» (Plut. Sert., 9, 3). Страбон же, упоминая эту историю, относится к ней весьма скептически (XVII, 3, 8). По мнению И. Г. Гурина, мы впервые встречаемся с попыткой Сертория «использовать религиозные представления туземцев», к чему он прибегал потом не раз[329]. Думается, что Серторий сам постарался убедить местных жителей в том, что нашел могилу Антея (точнее, как полагает И. Г. Гурин, какого-либо местного божества), чей рост достигал 60 локтей. Здесь уместно вспомнить историю о нахождении Кимоном могилы Тесея, что снискало афинскому полководцу славу среди сограждан (Plut. Cimo, 8, 5–6). Что же касается сомнения Сертория в росте Антея, то этого он перед туземцами, надо полагать, не афишировал.
Дальнейшие события Плутарх описывает так: «Серторий раздумывал, куда ему теперь устремиться, лузитаны отправили к нему послов, приглашая его стать их вождем; опасаясь римлян, они искали себе предводителя, который был бы человеком достойным и опытным; узнав о характере Сертория от его спутников, лузитаны желали доверить свои дела ему и только ему» (Sert., 10, 1).
Долгое время это сообщение не вызывало сомнений у исследователей. А. Шультен даже писал, что «варвары положились на него, чужака-римлянина, чьи цели полностью отличались от их собственных, как на последнюю, посланную богами надежду»[330]. Но вот что любопытно: о «характере» (а также и об успехах) Сертория лузитаны узнали от его спутников, очевидно, специально посланных в Испанию с соответствующими целями. Так что речь шла об инициативе не лузитан, а самого римского полководца[331].
Причины, побудившие Сертория заключить этот союз, очевидны: у него не хватало сил для самостоятельного наступления на сулланцев в Испании. Плутарх сообщает, что перед началом этого наступления он имел, помимо испанцев, только 2600 «римлян» и 700 ливийцев (Plut. Sert., 12, 2); часть воинов (вряд ли больше нескольких сотен) осталась в качестве гарнизона в Мавретании (Sall. Hist., I, 104). Следовательно, всего в распоряжении Сертория находилось максимум 4–5 тыс. чел. Таких сил для захвата иберийских владений Рима было явно недостаточно.
Как известно, союз с лузитанами дал некоторым современным историкам повод для новых обвинений полководца в измене или, по крайней мере, разрыве с отечеством[332]. Думается, что более плодотворна иная постановка вопроса — о нетрадиционности действий Сертория. Принципиальным новшеством с его стороны было то, что он на определенное время превратил в свою опору лузитан — они предоставили ему 4700 воинов из 8000, имевшихся в его распоряжении (Plut. Sert., 12, 2), сделав возможным само наступление против сулланцев. Неважно, были ли лузитаны врагами Рима или нет — они составили большую часть армии, используемой во внутриримской распре. Надо заметить, что Серторий серьезно рисковал — если бы он поссорился с лузитанами, уже находясь на их территории, то оказался бы в крайне тяжелом положении.
Итак, мятежный проконсул получил возможность возвратиться в Испанию, чтобы использовать ее в борьбе с сулланцами. Он добивался этого целый год, дважды высаживаясь в Иберии, захватывая плацдармы на Питиусе и в Мавретании. Наконец удача улыбнулась ему. Правильно ли он поступил, развернув наступление на Испанию? Не стоило ли ему действительно укрыться на Островах Блаженных, удаленность которых сама по себе была немалой защитой? Но целью проскрипций было уничтожение осужденных, где бы они не находились[333], а Серторий попал в самый первый их список. К тому же если бы убийцы не поленились доплыть до Островов Блаженных (т. е. Мадейры или Канар), то бежать уже было бы некуда. Находясь же в Африке, он постоянно обращал бы на себя внимание сулланцев, которые в любой момент могли прислать куда более крупные силы, чем отряд Пакциана. Так не лучше ли нанести удар первым? Alea iacta est.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Итак, добившись соглашения с лузитанами, Серторий оставил гарнизон в Тингисе и отбыл в Испанию. Как считал еще Моммзен, именно тогда он разбил в сражении близ Мелларии (совр. Тарифа) эскадру Котты (Plut. Sert., 12, 3)[334]. Если учесть, что мятежный полководец десантировался у Белона (совр. Болония, в 15 км от Тарифы) (см. ниже), то такая датировка вполне логична. Да и вообще гораздо вероятнее, что морская битва произошла до высадки Сертория в Испании, чем после нее[335]. Правда, И. Г. Гурин считает, что сражение состоялось уже после того, как повстанцы закрепились на юге Иберии — прежде у них не было боевых кораблей, да и Меллария лежит к востоку от трассы Тингис — Белон[336]. Однако тут же признаются случайности войны на море, а что до кораблей, то здесь допустимы самые различные гипотезы — мы не знаем, какие суда мог нанять Серторий и из чего состояла эскадра Котты. Плутарх сообщает только о факте битвы и победе марианского проконсула, остальное же может быть лишь предметом догадок.
Серторий высадился близ уже занятой лузитанами горы Беллеи, т. е. близ Белона (см.: Sall. Hist., I, 105)[337]. Именно к этому моменту обычно относят сообщение Саллюстия о панике среди местных жителей[338]; утверждали, будто «волнами океана принесено пятьдесят или более тысяч врагов и что это невиданные чудовища, питающиеся телами людей» (I, 107. — Здесь и далее «История» Саллюстия дается в пер. В. С. Соколова). Возможно, причиной столь нелепой молвы стало присутствие в войсках Сертория мавров, тревоживших южную Испанию своими набегами. Не исключено, что мятежный полководец сам пустил слух о многочисленности своих сил, чтобы дезинформировать сулланские власти и беспрепятственно добраться до Лузитании. А ужас перед вторжением якобы несметных полчищ неизвестного врага превратил серторианцев в воображении провинциалов в людоедов.
Не вполне понятно, каковы были положение и цели тех лузитанских общин, которые пригласили Сертория в качестве военного вождя. Моммзен считал, что лузитаны лишь номинально признавали власть римлян, а на деле постоянно воевали с ними, и пригласили Сертория командовать ими в этих столкновениях[339]. Другие ученые считают, что лузитаны восстали против римлян с целью свержения римского владычества как такового[340] или добиваясь прекращения произвола и вымогательств со стороны римлян[341]. Весьма своеобразную позицию занимает Ф. О. Спанн. Он полагает, что лузитаны не восставали против римлян — освободительную войну против соотечественников Серторий возглавить не пожелал бы, а лишь не хотели принимать нового наместника, предпочитая в качестве такового видеть Сертория, известного мягкостью по отношению к провинциалам[342]. К. Ф. Конрад допускает, что лузитаны опасались карательной экспедиции нового наместника Дальней Испании Л. Фуфидия, но отмечает при этом отсутствие сколь-либо определенной информации[343]. Действительно, Плутарх излагает события очень туманно, говоря лишь о страхе лузитан перед римлянами (προς τον απο ''Ρωμαιων φοβον) и ничего более (Plut. Sert., 10,1). Неизвестна даже степень зависимости местных общин от завоевателей. Учитывая, однако, что покорение Лузитании продолжалось еще не один год, можно согласиться с версией Конрада.