Восприняв от римского писателя положительный взгляд на героя, греческий биограф дает ему свою трактовку. Пара жизнеописаний «Серторий — Эвмен» основана на сходстве их судеб — талантливые люди, заброшенные на чужбину, доблестно сражаются с врагами и гибнут от рук соратников (Sert., 1, 6; Eum., 20, 1)[17].
Плутарха привлекают в Сертории прежде всего его гуманность, миролюбие, умеренность. Он выступает против марианского террора (Sert., 5), мягок в управлении провинцией (6,4), готов бежать на Острова Блаженных, лишь бы избавиться от ужасов гражданской войны (8, 2–9, 1), даже побеждая врагов, он готов пойти на мир и вернуться домой хотя бы как частное лицо (22, 5–6). Жестокость проявляется им лишь в конце жизни, спровоцированная кознями Перперны и его сообщников (25, 3–4). Серторий скромен и воздержан, тогда как его противник Метелл предается роскоши (13, 1–2; 22, 1–2). К тому же Серторий горячо любит мать, отказывается от власти и едва не умирает от горя, узнав о ее смерти (2; 22, б)[18]. Да и сам Серторий горячо любим воинами, как римлянами (15), так и испанцами. Он то притворяется перед варварами любимцем богов, то наставляет их с помощью наглядных примеров (11; 14; 16; 20). Серторий даже в тяжелых условиях не поступается интересами отечества: он не допускает к власти испанцев (22, 4), не уступает Митридату Понтийскому Азию, хотя очень нуждается в его помощи (23–24).
Не сколько отличается от этого образ Сертория, который мы находим в биографии Помпея (17–20)[19]. Плутарх пишет о нем, что это был полководец, «вовсе не похожий на Лепида» (17,1 — Λεπιδω δε ουδεν ομοιος στρατηγος). Речь идет исключительно о его полководческих талантах; подчеркивается, что он сумел поставить Помпея в тяжелое положение, улучшение же ситуации связывается только со смертью Сертория (19, 6; 20, 1–2). При этом, однако, указывается, что к нему «стеклись все дурные соки гражданских войн» (17, 1 — 'επ' εσχατον νοσημα των εμφυλιων πολεμιων). Здесь явно использовался иной источник, чем в жизнеописании Сертория[20] (хотя, возможно, наряду с ним) — Плутарх, как известно, не заботился о согласованности образов одних и тех же людей в различных биографиях[21].
Последним представителем просерторианской традиции был автор «Краткого сочинения о гражданских войнах Мария, Лепида и Сертория», автором которого считается неизвестный писатель IV–V вв. н. э., обозначенный в рукописи как Юлий Эксуперантий. Труд его опирается на «Историю» Саллюстия[22], что и определяет отношение Эксуперантия к Серторию. Он явно сочувствует ему, выделяет из числа других марианских лидеров, отмечает, что полководец сумел привлечь к себе симпатии провинциалов обходительностью и заботой об их благе (Exup, 7–8). Говорить о каких-то особенностях образа Сертория у Эксуперантия в силу конспективности его труда не приходится, но при этом писатель сообщает немало уникальных сведений.
Что же касается антисерторианской традиции, восходящей, как уже отмечалось, к Варрону, Гальбе и Посейдонию, то ее наиболее ранним представителем, дошедшим до нас, является Диодор Сицилийский. В «Исторической библиотеке» сохранился всего лишь один небольшой пассаж, посвященный Серторию (XXXVII, 22а), который, однако, ясно обнаруживает резкую антипатию автора к мятежному полководцу. Речь во фрагменте идет, судя по всему, о последнем периоде восстания 80–71 гг. до н. э. По словам Диодора, изгнанник начал репрессии против недовольных им племен; скопив огромные богатства, не платил тем не менее жалованья армии, пренебрегал друзьями и вообще действовал тиранически (τυραννικως), за что и был убит Перперной и Тарквицием. Столь категоричная и необъективная трактовка событий несет на себе явный отпечаток пристрастности современников, восходя к труду одного из них, видимо, Посейдония[23].
Крайне отрицательно отзывается о Сертории и Веллей Патеркул. Он пишет, будто Сулла захватил Сертория в плен, но затем отпустил его, после чего тот разжег в Испании страшную войну (II, 25, 2). Изгнанник больше хвалит как полководца Метелла, но на деле сильнее боится Помпея (II, 29, 5), а его смерть отнимает у римлян верную победу (II, 30, 1). Версия Веллея резко отличается едва ли не от всех других: факт пленения Сертория Суллой другими источниками не подтверждается; Плутарх рассказывает, что Серторий не довершил разгром Помпея при Сукроне из страха перед Метеллом (Sert., 19, б)[24]; гибель мятежного полководца от рук заговорщиков считается другими авторами одной из важнейших причин разгрома восстания (Plut. Pomp., 20, 2; Арр. ВС, I, 115; Flor., III, 22, 6). Вообще Серторий для Веллея — второстепенный персонаж, служащий фоном для virtus Суллы и Помпея.
Несколько иную позицию занимает Ливий, опиравшийся, как предполагается, на Варрона, Гальбу и других авторов[25]. От соответствующих частей его труда сохранились эпитомы XC–XCVI книг и отрывок XCI книги, рассказывающий о событиях рубежа 77/76 или 76/75 гг. до н. э. (см. Приложение 2).
Традиционно Ливий, поклонник Помпея, считается хулителем Сертория, а всю последующую антисерторианскую традицию называют ливианской. Подтверждения тому есть. В ер. 92 Ливий утверждает, что битва при Сукроне закончилась вничью — каждый из противников опрокинул один из вражеских флангов (см. также: Oros., V, 23, 11), умалчивая, что и второй фланг помпеянской армии был если не разбит, то сильно потрепан Серторием (Plut. Sert., 19,2–6; Pomp., 19,1–3). Подобное умолчание, мало отличающееся от искажения фактов, отразилось и в последующей историографии (см.: Арр. ВС, I, 110; Oros., V, 23, 11). Описывая битву при Сегонтии, Ливий, в отличие от Плутарха (Sert., 21, 3) и Аппиана (loc. cit.), пишет не просто о неудаче, а о бегстве армии Сертория. Эпитоматор Ливия сообщает, что Серторий казнил многих своих соратников по ложному обвинению в измене (ер. 92). Это одна из непременных черт тирана — чрезмерная подозрительность и преследование невиновных. Остается только гадать, какими риторическими рассуждениями сопровождал Ливий свой рассказ о расправе над мнимыми (с его точки зрения) изменниками.
Но есть примеры и иного рода. Единственный риторический пассаж в отрывке XCI книги посвящен не чему иному, как virtus Сертория, которая поначалу вдохновляла его на бой с врагом, а после победы побудила быть милосердным (eadem virtus quae irritantes oppugnaverat victorem placibiliorem fecit). В ep. 96, где сообщается о гибели Сертория, воздается должное его полководческим талантам и отмечаются его победы над военачальниками сената, в числе которых был и любимый Ливием Помпей (magnus dux et adversus duos imperatores vel frequentius victor). По-видимому, в основном тексте содержался некролог Серторию, где речь шла больше о его достоинствах, чем недостатках, меркнущих перед злодеянием Перперны и его сообщников.
Еще более неоднозначно оценивает личность мятежного полководца Флор. Он традиционно причисляется к ливианской традиции, но, видимо, знаком и с трудом Саллюстия. Писатель указывает, что Серторианская война была наследием проскрипций (proscriptionis hereditas — III, 22, 1), тем самым во многом оправдывая Сертория, разжегшего новый очаг смуты. В отношении мятежного полководца восхищение и сочувствие чередуются с осуждением: «человек высшей, но пагубной доблести» (§ 2), «мужественный человек», легко отыскивающий себе подобных (§ 3), но ему мало Испании, он заключает союз со злейшим врагом Рима — Митридатом (§ 4) и несет равную ответственность с полководцами сената за разорение Испании (§ 8). Пожалуй, ни один участник гражданских войн не вызывает у Флора столь противоречивых суждений. При этом следует заметить, что информативность его главы о Сертории равна почти нулю и неоднократно вводила исследователей в заблуждение[26].
Смесь объективности и недоброжелательности являет собой серторианский пассаж Аппиана Александрийского, восходящий, к Ливию[27] и отчасти, видимо, к Саллюстию[28] и мемуарам Суллы[29]. Стремясь дискредитировать Сертория, Аппиан обвиняет его в вероломном захвате Суэссы во время переговоров Сципиона с Суллой и не забывает напомнить об этом позже (ВС, I, 85; 108), изображает как агрессию его высадку в Испании (I, 108), описывает его ссору с воинами, которых он скопом обвинил в измене из-за предательства нескольких человек (I, 112). В конце концов Серторий «по божьему попущению (βλαπτοντος ηδη θεου)»[30] забросил дела и предался роскоши, пьянству и разврату, из-за чего стал терпеть поражения, сделался подозрительным и жестоким, что вынудило Перперну в целях самообороны убить его (I, 113)[31]. Но в то же время Аппиан, описывающий прежде всего войны, признает доблесть Сертория как полководца: он смел[32], энергичен, удачлив, даже терпя поражение, стремится нанести врагу контрудар, если нужно, лично участвует в битве, а потому популярен среди как римлян, так и испанцев, сравнивающих его с Ганнибалом (I, 108; 110; 112). Война не кончилась бы так скоро, указывает Аппиан, если бы Перперна не убил Сертория (1, 115).
Последним представителем антисерторианской традиции является христианский писатель V в. н. э. Орозий Павел, автор «Истории против язычников», которую можно отнести к античной историографии лишь с известной натяжкой.