Strabo, III, 4, 6). М. Кроуфорд рассматривает также как серторианскую чеканку сагунтинских монет того периода[422]. Это, правда, как будто противоречит фрагменту «Истории» Саллюстия (II, 64), где говорится о верности сагунтинцев римлянам, однако упоминание в нем карфагенских войск указывает на то, что речь идет скорее всего о времени Второй Пунической войны. К тому же Саллюстий, положительно относившийся к Серторию, вряд ли стал бы противопоставлять его римлянам как таковым, говоря о верности сагунтинцев, а потому упомянутый фрагмент не опровергает возможности пребывания города под властью повстанцев. Кроме того, Сагунт расположен в землях союзных мятежному полководцу илеркавонов, совсем рядом с Валентией, также контролировавшейся инсургентами и разрушенной в ходе боевых действий Помпеем.
Весьма распространена точка зрения, что в руках Сертория находился Тарракон, который якобы сохранял ему верность до последних месяцев войны, пока, наконец, не был взят римлянами[423]. Однако она опирается лишь на сообщение Страбона о том, что рядом с Тарраконом состоялось одно из завершающих сражений войны (Strabo, III, 4, 10), из чего отнюдь не вытекает, что город контролировался повстанцами[424]. В надписях Тарракона упоминаются Серторий и Перперны — очевидно, потомки лиц, получивших гражданство из их рук (CIL, II, 16; 4301; 4302; 4393; 4970, 477, 478; 6130). Дж. Гаджеро считает эти надписи иллюстрацией само собой разумеющегося в его глазах факта поддержки инсургентов северо-восточным побережьем Испании[425]. Между тем совершенно необязательно, чтобы новоиспеченные граждане происходили из Тарракона — они или их потомки могли переселиться туда уже после войны. В этом нет ничего удивительного, если учитывать, что в эпоху Империи он стал столицей провинции, названной по его имени.
Неоднозначной была позиция Эмпориона, состоявшего из трех общин — испанской (Индика), греческой и римской[426]. Как повела себя во время восстания последняя, неизвестно. Испанцы же, по-видимому, приняли сторону повстанцев — после Серторианской войны прекратилась чеканка индикетских монет, тогда как чеканка эмпоританских (т. е. греческих) возобновилась, что свидетельствует об антисерторианской позиции греческой общины[427].
Относительно Нового Карфагена имеется недвусмысленное свидетельство Цицерона, сообщающего о том, что в этом городе был осажден повстанцами Меммий, квестор Помпея, очевидно, высадившийся здесь (Cic. Pro Balbo, 5).
О финикийских городах средиземноморского побережья сведений в источниках нет, однако у нас вообще отсутствуют данные о проникновении повстанцев в восточную Бетику, которая, по всей видимости, прочно контролировалась войсками Метелла. О Гадесе мы точно знаем, что он не только не был захвачен Серторием, но даже помогал Риму в это время продовольствием, закупленным, вероятно, в Бетике и Мавретании[428], а в 78 г. заключил с ним особый договор, урегулировавший его правовое положение (Cic. Pro Balbo, 34–35, 40).
Таким образом, есть серьезные основания считать, что Серторий владел побережьем от Тарракона до Нового Карфагена[429], исключая оба эти города, а также территорией вокруг этих городов. Протяженность контролируемой им береговой линии весьма велика, и на первый взгляд можно в целом согласиться с утверждением, что мятежный полководец держал в своих руках большую часть побережья[430]. Однако важна не протяженность сама по себе, а число портов, которыми располагал Серторий. Оно же, как мы видим, весьма невелико: Валентия, Гемероскопейон и, возможно, Сагунт. Ю. Б. Циркин обращает внимание на то, что главной морской базой восставших стал Гемероскопейон, который ни до, ни после крупным центром средиземноморской торговли не был, и считает, что Серторию не удалось закрепиться на восточном побережье Испании, настроенном в целом против него[431]. Но в данном случае ему требовался не эмпорий, а морская база, где он мог бы осуществлять связь с пиратами и Митридатом, которую, вероятно, не считал нужным афишировать, а потому и выбрал для этой цели не крупный и людный порт, а небольшой, но укрепленный самой природой и удобный для пиратских операций пункт (см.: Strabo, III, 4, 6). В качестве же торговых центров могли использоваться упомянутые Валентия и Сагунт.
Суммируя изложенное, мы можем предполагать, что Серторий в той или иной степени контролировал почти всю центральную, восточную и северо-восточную, а также юго-западную и западную часть Пиренейского п-ва. Правда, богатая Бетика, а также римские и финикийские города Испании оставались в большинстве своем в руках войск сената, но и те области, которые мятежный полководец сумел захватить, превращали его в правителя крупного и сильного государства, представлявшего серьезную опасность для олигархического режима.
Неудивительно, что с Серторием поддерживали контакты некоторые римские политики. Плутарх пишет, будто его призывали в Италию, обещая свою помощь в деле свержения постсулланского режима, многие влиятельные лица, в т. ч. даже консуляры (υπατικων ανδρων και μεγιστον εν ''Ρωμη — Sert., 27, 3). Однако установить, насколько достоверны данные Плутарха, невозможно. Следует также иметь в виду, что, сообщая об этом, греческий писатель передает слова Перперны, который пытался выдачей Помпею секретной переписки спасти себе жизнь и в истерике мог кричать что угодно[432]. Во всяком случае, упомянутые «влиятельные лица», якобы готовые участвовать в уничтожении сулланских порядков, не осмелились, насколько известно, даже поднять вопрос об амнистии Сертория — очевидно, влияние тех, кто мог стать его активным союзником, было не так уж велико. Действительно же крупные политические фигуры[433] могли поддерживать с ним контакты, но отнюдь не быть серьезными противниками тогдашнего режима.
Большей поддержкой мятежный проконсул, по мнению многих ученых, мог пользоваться среди простых римлян и италийцев[434]. Однако, как отмечает А. Монтенегро Дуке, даже в момент наивысших успехов Сертория в Италии не предпринималось никаких попыток выступить в его поддержку[435]. Правда, в случае вторжения повстанцев на Апеннинский п-в ситуация могла измениться, но, поскольку оно не состоялось, дискуссии по данному поводу кажутся нам беспредметными.
Обычно со ссылкой на Цицерона (Verr., II, I, 87) предполагается, что уже в 79 г. установились связи между Серторием и Митридатом[436]. Думается, однако, что правы те исследователи, которые относят возникновение этих контактов к 76–75 гг. Цицерон сообщает лишь о приобретении Магием и Фаннием, будущими послами Митридата к Серторию, корабля, на котором они плавали в Испанию. Но это не значит, что тогда же они отправились к Серторию с дипломатической миссией. К тому же в 79 г. Серторий представлял слишком незначительную величину, чтобы интересовать Митридата[437]. В это время царь добивался ратификации Дарданнского мира, чему связи с Серторием могли только помешать[438].
Сохранялись дружественные отношения с пиратами, которые свозили добычу для продажи в Гемероскопейон (Дианий) — военно-морскую базу повстанцев (Sall. Hist., I, 124; Strabo, III, 4, 6). Плутарх пишет, что они отрезали войска сената в Испании (Sert., 21, 5). Однако следует иметь в виду, что это сообщение относится к концу 75 г. О более раннем времени, начале 76 или 75 г., Ливий, излагая соображения Сертория, пишет: «Враг (полководцы сената. — А. К.), имея за спиной море и подвозя отовсюду продовольствие, будет держать в своей власти обе провинции» (Liv., XCI). Надежд на пиратов, как видим, при этом не возлагается. В письме Помпея сенату (Sall. Hist., II, 98) жалоб на пиратов также не содержится, хотя вопрос о снабжении — в центре послания. Ничего подобного нет и в речи Гая Аврелия Котты в «Истории» Саллюстия; он сетует лишь на малочисленность грузового флота, а не на пиратов (II, 47, 7). Что же касается сообщения Плутарха, то оно могло касаться лишь краткого отрезка времени. К тому же зимой, к которой относится указанный пассаж, навигация вообще была затруднена. Поэтому роль пиратов в ходе Серторианской войны оказалась весьма ограниченной.
Иногда указывается на связи Сертория с галльскими племенами (Sall. Hist., II, 98, 4; Caes. BG, III, 23, 5)[439]. Ho во-первых, эти связи не доказаны, а во-вторых, нет сведений, что они оказали сколь-либо серьезное влияние на положение повстанцев в Испании.
Таким образом, мятежный проконсул был предоставлен, по сути, собственным силам. Его единственной опорой оставалась Испания. Что же представляла собой испанская держава Сертория?
Во главе ее стоял, естественно, сам Серторий. По отношению к римско-италийским эмигрантам и жителям провинции он выступал в качестве проконсула на основании империя, врученного ему марианским правительством[440]. И. Г. Гурин считает, что положение Сертория было оформлено чем-то вроде выборов — недаром Цицерон говорит, будто Митридат отправил послов к полководцам (а не полководцу — duces), с которыми воевали тогда римляне (Cic. De imp. Pomp., 9), т. e. Серторию и его соратникам. Кроме того, Перперна в конце войны жаловался, что главнокомандующий все дела решает единолично, не советуясь со своим окружением (