Старик продолжал монотонно говорить, а я погружался в странное забытье, туманом обволакивающее мое сознание.
Из транса меня вырвали крики и стрельба.
Люди с лицами, повязанными черными платками, гортанно крича, бежали к выходу на летное поле, стреляя из коротких автоматов, выхваченных из-под курток.
Сраженные пулями и ужасом, находившиеся в зале падали на пол, ползли под диваны и кресла, пытались укрыться за модернистскими скульптурами. Крики страха и боли заметались под серебристыми сводами.
Атлас вскочил, прижимая к груди свою ношу.
– Что вы делаете, люди? Остановитесь! Опомнитесь, опомнитесь!
Агасфер, с отрешенным видом сидевший у окна, поднял голову.
Расширившимися глазами он смотрел, как падали, заходясь в крике, люди, вздрогнул, услышав плач ребенка.
Поскользнувшись в спешке, он шагнул вперед и, опустившись на колени, обнял лежащую на полу, прячущую лицо в ладони девочку.
Он стоял на коленях, нелепо вывернув ступни в разбитых ботинках и опираясь на руки, и прикрывал своей сгорбленной спиной маленькую жизнь.
Все сбилось в бесконечное мгновение.
Полицейские в бронежилетах бежали туда, где кипела, угасая, короткая схватка.
Выстрелы смолкли. В зале воцарилась гнетущая тишина, прерываемая стонами и всхлипываниями. Спустя несколько минут громкоговорители испуганными голосами сообщили о ликвидации группы террористов, пытавшихся захватить «Боинг» авиакомпании «Пан-Америкэн».
И тогда прозвучала очередь.
Звуки ее были четкие и звонкие. Так в сухом морозном воздухе зимнего леса звучит дробь дятла. Агасфер вздрогнул и вскинул голову. Я видел, как пули разорвали свитер на его груди и из ран веселыми фонтанчиками ударила кровь…
Он лежал, касаясь головой брошенного в сутолоке чемодана, и в его полуоткрытых глазах навеки застыла усталость. «Но ведь он же бессмертен», – вдруг глупо подумал я. И тут страшный леденящий вопль заставил меня содрогнуться.
Обернувшись, я увидел Атласа, стоящего на коленях и держащего перед собой лазурно-зеленый шар. Меж его узловатых, судорожно сжимающих шар пальцев я увидел след пули. На зеленом клочке Австралии зияла угольная дыра. Шар в руках титана, казалось, пульсировал, содрогаясь от боли.
…Самолет заходил на посадку сквозь облака, и я проснулся от частой дрожи его усталого тела. Первое, о чем я подумал, это переделка, в которую я попал. Выстрелы, экстремисты, и эти два странных старика в аэропорту… Выходя в город, я бросил монету бегущему мимо мальчишке-газетчику, истошно вопившему: «Катастрофа века! Катастрофа века! Глобальный катаклизм! Прелюдия конца света!»
Я развернул газету и на ходу торопливо пробежал глазами страницы. Заголовки полыхнули огнем: «Небывалое по масштабам бедствие! Сидней стерт с лица Земли! Причины катастрофы неизвестны!»
Все исчезло. Я стоял в пустыне, один под грозным, пепельно-свинцовым небом, и в ушах моих вновь зазвучал крик титана.
Волгоград
Олег ШевченкоМетеорологическая сказка
За окном полоскал двор затяжной дождь. Над городом висела кисея мрачных туч, которые то и дело будоражили порывы ветра, заставляя тучи скручиваться в хмурые трубообразные спирали. Перед сном, как всегда, бабушка присела к Максимке на кровать и погладила его по головке.
– Чего не спишь? Ну-ка, на бочок и – спать.
– Бабушка, бабуль, – капризно протянул Максимка, – расскажи мне сказку.
– Сказку, внучек? О чём же?
– О дождике.
– О дождике?
– Да. И о тучке.
– Ну, хорошо.
Бабушка удобнее села на краю Максимкиной кровати и начала рассказывать сказку.
– Каждую ночь на Землю прилетают лунные ангелы.
– А зачем?
– Они убирают наше небо. За день ведь, знаешь, как оно пачкается? Видел, какие над городом стоят тучи? Это люди небо так испачкали.
– А как они его пачкают?
– Люди-то? – Бабушка вздохнула. – Да мыслями своими. Как люди думают – такое и небо. Хорошие мысли у людей – и небо чистое, безоблачное. А как появляются плохие мысли, так и небо становится грязным. Вот ангелам и приходится убирать его по ночам. Утром оно чистое, свежевымытое, а потом просыпаются люди и начинают пачкать его плохими мыслями. И опять на нём появляются облака, оно хмурится, начинает дуть ветер, а уж когда солнышко совсем высоко поднимается, набегают тучи и проливается дождь.
– Бабушка! – снова закапризничал Максимка.
– Что, внучек?
– А деда тоже пачкает небо?
– Ну, бывает, конечно.
– А папа?
– Да все люди, внучек, пачкают его. Кто побольше, кто поменьше. Потому-то каждую ночь лунные ангелы и прилетают к нам. Должен же кто-то чистить небеса?
– Бабушка.
– Что, внучек?
– А давай будем помогать лунным ангелам?
– Как же? – с улыбкой спросила бабушка.
– Будем по ночам ходить по домам и плохих людей убивать. Чтобы они не пачкали синее небо.
Бабушка изменилась в лице.
– Да ты что, Максимка, говоришь такое? Как у тебя язык повернулся сказать такое! Ополоумел, что ли? Вот я тебе сейчас по заднице надаю за такие мысли. А ну, спать давай, живо! Ну, закрывай глазки!
За окном сухо и раскатисто прогремел гром.
Максимка испугался, а заодно обиделся на бабушку, поэтому залез под одеяло с головой и пригрозил бабушке оттуда:
– Вот я вырасту и сам тебе по заднице надаю.
– А ну, спи, кому сказала! – грозно прикрикнула бабушка. – А то отца сейчас позову.
За окном длинно и ветвисто сверкнула молния и снова сухо затрещало. Похоже, кто-то совсем нехорошее подумал, а быть может, даже – и сделал. Максимка сжался под одеялом в комочек и, негромко всхлипнув, подумал: «Глупые они, эти лунные ангелы. Каждому понятно, если хочешь, чтобы вокруг было чисто, надо всего лишь не пачкать. А если люди этого не понимают, то с ними надо поступать, как Чарльз Бронсон в боевике «Жажда смерти» или Сильвестр Сталлоне в фильме «Кобра» поступали с плохими людьми. Точно, – уже сонно подумал Максимка, – был бы я лунным ангелом, я бы всех плохих людей поубивал. И было бы небо чистым и днём, и ночью».
Он приподнял одеяло и украдкой посмотрел на вяжущую бабушку. Та шевелила губами – петли считала.
Интересно, – а у нее бывают плохие мысли, которыми можно испачкать небо?
Он уткнулся в подушку и задумался. Глубоко задумался, серьезно.
Ведь если у бабушки тоже бывают плохие мысли…
В окно мелко стучался дождь.
Маленькая черная тучка поднялась над домом, в котором уже засыпал Максим, и медленно устремилась в небеса, туда, где в черно-серой мешанине облаков вдруг проглянул кусочек голубого неба.
Тучка, словно заплата, пришлась впору – еще голубого, но уже темнеющего и сверкающего первыми звездами кусочка неба не стало видно, и дождь пошел с удвоенной силой, словно торопился оплакать все плохое, что люди подумают и придумают в самом недалеком будущем.
Волгоград, 2005
Сергей СтрельченкоУлей
Андрей Ружинский скупал и продавал все: китайскую тушенку с иероглифами Великой стены и мокрый залежавшийся на складах уголь, подержанные катера и очень интимные товары для одиноких женщин.
Он покупал и людей, которых легче купить, чем запугать, и делал это всегда с большой выгодой.
В свои неполные тридцать два он имел сотни миллионов в открытых для глаз налоговой полиции счетах – а сколько еще – знал только он сам. При этом Андрей был совсем не похож на старый карикатурно-расхожий образ пузатого буржуа с сигарой в толстых губах.
Поджарая, стройная фигура Андрея всегда вызывала зависть у многих знакомых из круга новой элиты. Его загорелое волевое лицо под шапкой тугих темных волос казалось лицом воина и жреца, и у него действительно был свой бог. Волей судьбы попав еще подростком в город из маленькой, почти опустевшей степной деревни, он сразу выбрал его из пантеона прочих.
Рубли, доллары и ценные бумаги, власть над людьми и очень широкие связи в политике и преступном мире были для него лишь средством для достижения главной цели. Он собирал золото.
Быстро разделавшись с текущими делами, Андрей отключил компьютер и подошел к окну. Сквозь толстое, но очень прозрачное бронестекло был виден внутренний двор принадлежавшего ему особняка. Большая клумба с редчайшими орхидеями, небрежно поставленный вкось ярко-вишневый «альфа-ромео» жены и штабели ящиков с купленными по случаю марокканскими апельсинами. Они уже были проданы оптовым покупателям с наваром в тридцать процентов, и к вечеру их должны были увезти.
С приходом холодов двор должен был стать зимним садом. Андрей прикидывал варианты решения этой проблемы. Причуды жены всегда раздражали его, мешали работать. Следовало что-то придумать.
Отбросив прочь мрачные мысли, он начал готовиться к обряду поклонения любимому богу. Он приходил к нему не чаще одного раза в неделю и черпал из этих посещений свои силы.
Андрей опустил жалюзи на окно и капнул на ладони розовым маслом, умащивая им лицо и шею.
Пора.
Зеленая с позолотой стена ушла в сторону. За ней была маленькая дверь из светлого титанового сплава. Андрей отпер ее цилиндриком комбиключа, дающего в замок сложно закодированные пакеты электромагнитных и ультразвуковых импульсов, и оказался в маленькой комнате, которая сама по себе была сейфом. Его окружали титановые стены под потолок.
Стоящий внутри объемистый сейф по праву являлся предметом гордости Андрея. Строгая простота и изящество линий. Несокрушимая, как у брони тяжелого танка, прочность массивных многослойных стен. Сверхсложная система оригинальных замков. Андрей внимательно следил за всеми новинками и тратил на них целые состояния. Цилиндрик для первой двери с меняющимся каждый раз шифрованным кодом был здесь не больше, чем детская игрушка. Один из замков открывался при помощи запаха роз, его ощущали точнейшие хеморецепторы.
Ключом для другого служил отпечаток всех пальцев хозяина в подсветке инфракрасных лучей, и Андрей прижимал умащенные розовым маслом ладони к черной, как эбонит, пластине, как будто касался магического фетиша.