Включился после долгого перерыва ведущий или его сменщик.
– Нет, – ответил Гнутый, – по Второй Продольной.
«Там полно ментов и прикомандированных».
– Им сейчас не до нас, а журналист пригнется.
«Гляди, как лучше, но я бы не рисковал».
– Так это ж ты…
«Не заводись. А клоп все еще работает».
– Лучше, если он сгорит, да и жмурик в придачу, а то лишние зубы окажутся в машине.
«Сгорит все. Мы уже первую пожарную машину торознули гибридом. Пока вторая подойдет, тушить будет нечего».
– Продуманные, – говорит Гнутый, но не понять, то ли с одобрением, то ли со злой иронией.
«Не глупее, чем у твоего отца дети».
Гнутый не реагирует на сказанное. Чувствуется, что он очень устал.
«Езжай лучше через Самарский разъезд».
– Не твоя забота. Должен же я присутствовать на поминках Коляна.
Ведущий ничего не ответил и отключился.
В потоке машин едем по Второй Продольной магистрали к станции переливания крови. Ждем один светофор, второй – это уже возле «Белого аиста».
– Откуда все-таки взялся этот Колян? – спросил Таран и, не дожидаясь ответа, добавил: – Говорят, что он попал на работу в морг из психушки без всяких документов. Не знал даже своего имени.
– Потеря памяти, – заметил Шлеп-Нога.
– Да. Он у нас поначалу плел про какой-то «луч света в темном царстве» и призывал к истреблению турок.
– «Внутренних турок», – поправил его Шлеп-Нога.
– Но зато боевик он был отменный, – подвел итог Гнутый.
За Красными казармами, над кооперативными гаражами уже просматривалось в тучах колеблющееся розоватое пятно. Горит еще. Перед заправкой объехали стоящую на обочине со спущенными скатами пожарную машину. Сами пожарники стояли и курили.
– Не напорись на гибрид.
– Они же не дураки: убрать должны.
Таран чуть не свернул себе шею, пялясь в заднее стекло.
– Видал, как работает помесь ужа и ежа? – толкнул он меня локтем в бок.
По большой дуге, огибающей Мамаев курган, едем на малой скорости: впереди идущий транспорт притормаживает, но наличие встречных машин говорит о том, что дорога не перекрыта. Вот и то место…
Очевидно, что при столкновении бензовоза и «Жигулей» удар был настолько сильным, что обе машины слетели с полотна дороги и, опрокидываясь, скатились по склону оврага. Их траектория была отмечена полосою уже выгоревшего бензина. А внизу все еще пылало. Пена, которой выстрелили из пожарной машины, стоящей на обочине, видать, не достигла цели и лежала хлопьями на кустах и траве, как снег. На фоне пляшущего пламени суетящиеся на дне оврага фигурки были темными и плоскими, как ожившие силуэты. Происходящее было больше похоже на съемку эпизода для кинофильма, чем на реальность.
Две милицейские машины и карета скорой помощи стояли рядом. Мужчина и женщина в белых халатах были похожи на Деда Мороза и Снегурочку. Они, казалось, ждали своего выхода. Молодой лейтенант стоял на проезжей части и энергично махал рукою: проезжай, проезжай!
За поворотом к Самарскому разъезду набираем скорость, но возле кинотеатра «Север» Гнутый командует:
– Налево!
– К кладбищу, что ли? – недоумевает Шлеп-Нога.
– Какого черта мы там не видели?! – возмущается Таран. – Мотаемся, как говно в проруби! Пора и закругляться.
Все как по команде закурили, даже я свои сигареты.
– Лопата у тебя есть? – спросил Гнутый Шлеп-Ногу.
– Есть, – ответил он.
Что-то разговор их мне не совсем нравился…
Со Второй Продольной магистрали сворачиваем влево – к Краснооктябрьскому кладбищу.
Глава седьмаяВсе происходит, как в кино
Над крыльцом кладбищенской сторожки (название устаревшее: сейчас это не сторожка, а управление процветающего кооператива, но будем называть ее по-прежнему) горела тусклая лампочка.
Из-за угла сторожки вышли две большие тощие собаки с опущенными хвостами, остановились, отворачиваясь от света фар, и без особого интереса ждали наших дальнейших действий.
– Пойди, вызови мастера, – приказал Гнутый Тарану.
– А если не пойдет? – спросил тот, открывая дверцу.
– Пойдет, – уверенно сказал Гнутый.
Таран вышел из машины и направился к сторожке. Собаки слегка сдвинулись в сторону. Дверь оказалась запертой. На стук никто не реагировал.
– Мне нужно выйти, – сказал я Гнутому. Он понял.
– Только рядом и без фокусов, – разрешил он, на всякий случай приоткрывая дверцу.
Я отошел к штабелю старых автомобильных скатов (ими отмораживают зимой слой грунта над очередными могилами), сделал свое дело и снова сел в машину.
– Нажрались, видать, с Маргаритой и спят, – сделал предположение Шлеп-Нога.
– Разбудим, – уверенно сказал Гнутый.
Действительно, вскоре в сторожке загорелся свет, и в крайнем окне, сдвинув занавеску, показалась чья-то взлохмаченная голова с прижатой ко лбу ладонью.
– Вот и наша кладбищенская мисс, – пояснил Гнутый. – Сейчас и мастера подымем.
Тарана, очевидно, узнали, и дверь открылась.
– Чего нужно? – хриплым голосом спросила появившаяся на пороге женщина. Она была в каком-то бесформенном одеянии (не то плащ болонья, не то замызганный халат) и коротких резиновых сапогах. Женщина еле держалась на ногах.
Заслышав голос хозяйки, собаки начали нехотя и не слишком громко лаять. Таран отстранил женщину и вошел внутрь сторожки. «Мисс» последовала за ним. Вскоре он вышел и направился к машине. Женщина снова показалась на пороге, но переступить его не решалась, боясь потерять точку опоры. Она стала кричать, держась за косяк обеими руками:
– Подонок! И вы тоже! Катитесь вместе с ним! На хрена он мне нужен, педераст кошачий! Мало ему живых!..
Таран сел на свое место, хлопнув дверцей.
– Поехали, – сказал он и засмеялся, – а то Маргарита всех покойников на ноги подымет. Вот баба…
– Где мастер? – перебил его Гнутый.
– На новом участке. Видать, свежачок сегодня привезли в его вкусе, – ответил Таран и двусмысленно хохотнул.
Женщина продолжала извергать проклятия:
– Живых ему мало! Езжайте, и вам достанется, козлы вонючие!..
Собаки, воодушевленные криками хозяйки, подбежали к шлагбауму и залаяли громче, вскидывая вверх головы, будто подбрасывая футбольный мяч. Шлеп-Нога дал задний ход.
Выезжаем на трассу. Справа лесополоса, ограждающая массив кладбища. Гнутый всматривается в просвет между деревьями.
– Здесь, – говорит он Шлеп-Ноге, и тот поворачивает.
– А сейчас левее, – подсказывает Таран.
– Знаю, – с раздражением бросает Шлеп-Нога.
Теперь лесополоса слева. Она замусорена старыми венками, сгнившими крестами и старыми памятниками, собранными с бесхозных могил.
Мне нравится в ясный день ходить по заросшим тропинкам старых кладбищ, на которых уже не производят захоронений, а сами они давно в городской черте. Такие кладбища напоминают мне библиотеки: полосы – как стеллажи, а разнообразные памятники и надгробия – это тома, у которых можно прочесть одни названия. Содержание же их разбросано в памяти людей, в безмолвии фотографий, возможно, в том же куске магнитофонной ленты, что колеблется на яблоне в саду Шлеп-Ноги.
«Поговорил с мастером?»
– Еду только, – ответил Гнутый.
«Что так долго?»
– В сторожке мастера нет, одна Маргарита.
«Где его черти носят в полночь?»
На приборной доске часы действительно показывают без десяти двенадцать.
– Найдем сейчас, – уверенно заявил Гнутый, – куда ему деться.
«Сколько он задолжал?»
– За два месяца.
«Пора на хвост наступать».
– Разберусь как-нибудь без посредников, – закончил диалог Гнутый.
«Как закончишь, гони на базу. Ждем».
Выключив ближний свет, Шлеп-Нога ехал при одних подфарниках.
– Кажется, не та полоса…
– Возьми правее, вон туда, – указал Таран, – на той неделе мы оформляли одного жмурика.
– За неделю знаешь, сколько здесь понарыли, – ответил Шлеп-Нога, всматриваясь сквозь лобовое стекло, но все-таки поехал направо. «Москвич» подпрыгнул два раза, переехав поливочный водопровод.
И здесь до меня дошло… Кладбище – идеальное место для захоронения незарегистрированных трупов. Технология элементарна, а по надежности выше, чем скотомогильник.
Мастер ночью углубляет стандартную, отрытую экскаватором могилу сантиметров на пятьдесят, затем подвозят в багажнике жмурика, бросают в яму, присыпают, утрамбовывают, а на следующий день сюда же будет опущен гроб с законным и пронумерованным покойником. Вот для каких целей Гнутый спрашивал про лопату…
– Вот он, – указал вперед Таран, у которого, очевидно, было острое зрение.
Шлеп-Нога на малой скорости проехал еще метров тридцать, остановился и врубил дальний свет.
Вначале я не разобрал, что там такое: будто какая-то скрюченная фигура, выпрямляясь, выходила из низкого поклона в исходное положение. Затем понял, что это человек, стоящий на коленях на чем-то белом. Рядом – темный провал могилы.
Человек в синей куртке и светлых брюках торопливо поднялся и, сделав характерный жест рукою (застегивая молнию на ширинке), уставился в нашу сторону, щурясь от света.
Белое, как коврик, осталось у него под ногами. Присмотрелся… и мне сделалось жутко. Белым оказалось платье женщины, лежащей на спине, с оголенными и раздвинутыми ногами, на краю могилы. Чуть сбоку красным пятном с черной окантовкой выделялась крышка гроба. Рядом в насыпной свежий холмик была воткнута штыковая лопата.
Гнутый закурил, открыл дверцу и выбрался наружу.
– Привет, мастер, – сказал он, сделав пару шагов вперед, но не входя в конус света. – Извини, что помешали…
– Какого черта?! – огрызнулся мастер, выбирая ногами среди кочек место поровнее.
– Сейчас узнаешь, – ответил Гнутый, – а у тебя как?
– Что как?
– Тепленькая еще? Или ты предпочитаешь в охлажденном виде? Из морга. В таком случае я советую тебе поступить ночным сторожем в одиннадцатую больницу. Там, по крайней мере, не нужно будет заниматься земляными работами.