Волжский проезжали в полосе густого тумана. Но перед плотиной его граница резко обозначилась, будто у отрезанного ножом ломтя студня. Спартановка, тракторный завод. Вторая Продольная магистраль.
Динамик включился неожиданно, по крайней мере для меня:
«Гнутый!»
– Слушаю.
«Все в норме?»
– В основном.
«А конкретно!»
– Корреспондента везем.
«А те?»
– Шашлычник раков кормит, а Котя успел уйти по воде.
«Ладно. Гребите сюда».
Возле кинотеатра «Юность» мы поворачиваем с освещенной магистрали вправо. Дом, в котором я живу, метров двести отсюда. Слева темный массив зеленой зоны одиннадцатой больницы.
– Завязать глаза? – нарушил молчание Таран.
– Что? – не понял Гнутый. – А… ты об этом. Зачем? Пускай смотрит. Теперь осталось недолго…
Не ясно, что имел он в виду, да и сейчас это меня особенно не волновало: я еще не окончательно отошел от наркотика, а вторые сутки мытарств окончательно меня вымотали.
Пересекаем трамвайные рельсы и оказываемся в лабиринте Вишневой балки.
Езда ночью по частному сектору что Дар-горы, что Вишневой балки не отличается друг от друга. И там, и здесь темень, колдобины, собачий лай, а дома за сплошными заборами кажутся нежилыми. И те же бревна, кучи песка, чернозема и угля возле ворот, и те же скамейки возле калиток.
Когда почти впритык останавливаемся возле зеленых металлических ворот, высветив два ярких пятна на створках, я понимаю, что мы приехали.
Таран вышел из машины, подошел к калитке и, очевидно, нажал на кнопку: во дворе звякнуло, и тотчас залаяла собака. Вскоре там зажегся свет. Кто-то с той стороны подошел к калитке и, открыв задвижку на небольшом оконце, стал смотреть на Тарана.
– Не узнала, что ли? – нарочито грубо спросил он.
За калиткой не ответили, но, закрыв задвижку, стали отпирать ворота.
Въезжаем во двор. Сбоку, прикрываясь от света ладонью, стоит пожилая, статная, высокого роста женщина. Скользя цепью по натянутой проволоке, к ней подбегает косолапый пес, какой-то вытянутый и заросший, но уже не лает, а, вывалив язык, останавливается рядом с хозяйкой.
– Привет, Михайловна! – выбираясь из машины, здоровается Гнутый, но та, не отвечая, закрывает ворота. – Придержи псину, – говорит он Тарану, – а то порвет кальсоны на журналисте.
Таран взял собаку за ошейник, отвел к будке и зацепил звеном цепи за гвоздь.
– Пошли, – толкает меня Шлеп-Нога.
Выхожу из машины и оказываюсь в ухоженном дворе. Слева двухэтажный особняк под оцинкованной кровлей, рядом летняя кухня, соединенная с домом галереей, прямо гараж из силикатных блоков. У входа в дом две невысокие голубые ели, цветник. Фруктовых деревьев не видно: они, скорее всего, там, за гаражом, в темноте.
На высоком крыльце рослый молодой парень.
– Привет, Шурей, – обменивается с ним Гнутый рукопожатием. Шурей очень похож на женщину: та же стать, то же красивое лицо – видать, сильные гены.
– Заходите.
Входим в просторный ярко освещенный коридор, стены которого оклеены коричневым пенопленом. Полка для обуви, двухстворчатый шкаф, бра с украшением в виде колокола.
– Разувайтесь, – предложил Шурей, – вот тапочки. А то мать не любит… – и замолчал, посмотрев на мои босые ноги. – А ты иди сюда.
И открыл дверь ванной.
– Вот полотенце, а этим вытрешь ноги, – сказал он, шлепнув на пол тапочки, – можешь принять душ. – И закрыл дверь на защелку.
Я с удовольствием освежился, а когда глянул на себя в овальное зеркало над умывальником, то увидел, что выгляжу вполне сносно, если не считать еще не совсем сошедшей красноты (особенно на шее) от «черемухи» да мышиного цвета халата. Постучал в дверь, открыл Таран.
– Пошли, – и пропустил меня вперед.
Проходная комната, играющая роль прихожей, сервант, двухкамерный холодильник, кресло в углу. Справа дверь на кухню, прямо в основные комнаты. Из кухни выходит Михайловна.
– Покорми мужика, – говорит она Тарану и проходит мимо, строгая как пирамида Хеопса.
– Да я и сам бы не прочь…
– Обойдешься. Час назад как ели.
– Не час, а полтора, – уточняет Таран.
Заворачиваем на кухню. Стандартная, покрытая белым пластиком мебель, в углу еще один холодильник, над газовой плитой фильтр. На столе тарелка со вторым: две котлеты с картофельным пюре, керамическая кружка, видать, с компотом, салат из свежих помидоров, хлеб в плетеной тарелке.
Пока я ел, Таран раза три лазил вилкой в кастрюлю на плите и торопливо глотал над раковиной котлеты.
– Ну, вот и подзакусили, – подмигнул мне Таран, смывая крошки из раковины, – а теперь пошли.
В просторном зале, не загроможденном мебелью (диван, два кресла, большой журнальный столик, румынская стенка для книг, в нише которой работающий телевизор), сразу же бросался в глаза настоящий камин.
На диване сидел Гнутый, в кресле – мужчина лет под шестьдесят, плотный, с короткой седоватой стрижкой, с резкими, несколько тяжеловатыми чертами лица. Сразу видно, что хозяин. Спортивный костюм обтягивал мускулистое тело. Он поздоровался со мною, когда мы вошли, и несколько секунд пристально рассматривал.
– Садитесь, – указал он мне на второе кресло, – а ты помоги Шурею перетащить трансформатор в гараж.
Таран вышел.
На столике стояла наполовину выпитая бутылка коньяка, блюдце с кружочками лимона, ваза с фруктами.
– Налить? – спросил он меня, сделав жест в сторону бутылки.
– Я уже поужинал.
Он не стал настаивать. Очевидно, здесь не принято было ни уговаривать, ни отговаривать: Гнутый сам наливал себе стопку и махом отправлял ее в рот, закусывая виноградом. Мясное здесь, по-видимому, считалось блюдом для кухни.
Хозяин (будем называть его так) пил маленькими коньячными стопками, и возле него на блюдце лежал нож и спиралью срезанная кожура с яблок.
Настенные часы с массивным позолоченным маятником пробили час. Гнутый глянул на свои наручные и поднялся.
– Пойду прилягу. Устал, как собака. Когда его везти?
– К трем часам, но ты не суетись: отвезет Шурей.
Гнутый на мгновение задумался.
– В таком случае…
– Сиди и пей, – закончил за него Хозяин.
– Тогда я лучше водки возьму, – решил Гнутый и, подойдя к бару-холодильнику, встроенному в книжную секцию, достал бутылку и стакан под водку.
Хозяин вытащил из пачки «Бонд» сигарету, прикурил, а пачку с коробком спичек бросил на мой край столика, добавив при этом:
– Не люблю зажигалок, потому что в зубах плохо ковыряться.
Здесь я не стал отказываться: не курил уже черт знает сколько времени, а куда делась пачка «Мальборо», не помню. Гнутый приложился два раза к водке и ушел спать.
В дверях появились Шурей и Таран.
– Ну и как? – спросил их хозяин.
– Перетащили, – ответил Шурей, – сейчас Шлеп-Нога подсоединяет кабель.
– Заправь, если нужно, машину. Через полтора часа отвезете вдвоем в котельную товарища корреспондента.
Шурей с явным неудовольствием вышел, Таран за ним.
– Что скажешь, журналист? – спросил меня Хозяин, переходя на «ты».
Я раздавил окурок в хрустальной пепельнице.
– Надоело все это… устал.
– Еще бы, вторая ночь! – посочувствовал Хозяин. – Но я не об этом. Что скажешь насчет операции?
Я понял, о какой операции идет речь, но мне в данный момент меньше всего хотелось проводить ее анализ.
– Спектакль слишком затянулся, да и результат, как я понял, не в вашу пользу, – ответил я.
– То есть?.. – мне показалось, что Хозяин слегка обиделся, даже рука с сигаретой застыла над пепельницей.
– Деньги-то не к вам попали.
– А… ты про это? – засмеялся Хозяин. – С деньгами все в порядке. Вынесли нам на блюдечке. А Котю с Шашлычником выдали за моральный ущерб. Так что твои физические усилия не оказались напрасными.
– И для этого нужно было устраивать весь этот балаган?
– Это сейчас, когда все позади, ты говоришь – балаган, а в тот момент ты зря… – Хозяин, стряхнув пепел, откинулся на спинку кресла. – А с очками как придумано?
– Неплохо, – согласился я, – но с ними можно было бы проделать все значительно быстрее.
– Согласен, – Хозяину, видать, было интересно вести дискуссию на эту тему, – дипломат с деньгами, в принципе, можно было взять у тебя уже на вокзале или в троллейбусе, но по плану мы наметили эту процедуру провести в Краснослободске.
– И что же вам помешало?
– «Клоп» в твоем зубе. Мы не сразу смогли определить, где он у тебя.
– И для этого пришлось окунать меня в воду?
– Верно. Но в той забегаловке, пока ты ел омаров, радиомаяк отключился, вернее, поменял волну, но мы тогда не знали об этом и решили не торопиться с деньгами, а переправить тебя на эту сторону. А когда определились с трехпрограммником, то возникла идея отделить «клопа» от тебя и направить его по отдельной траектории, чтобы за ним последовали и гончие.
– Даже пожертвовав одним из своих?
– Мы этого не намечали. Просто ему не повезло, что не успел выскочить из машины.
– В багажнике которой лежал труп Зотова?
– Соображаешь, – усмехнулся Хозяин, – но не до конца. Если бы мы планировали сжечь машину, то не пихали бы труп в багажник. Для Зотова уже готова была могила на Краснооктябрьском кладбище.
– В которую затем решили определить меня?
– Да ну, что ты! Хотя поначалу такая мысль была… Поездка на кладбище – это самодеятельность Гнутого, за что он и поплатился, но надо сказать, что довольно оперативно исправил свой прокол. Иначе здесь бы ты сейчас не сидел, – Хозяин налил себе стопку, предложил мне: – Выпьешь?
– Я лучше возьму еще одну сигарету.
– Как знаешь.
Я закурил, а Хозяин, выпив коньяк, захрустел яблоком, даже забыв очистить с него кожуру. Телевизор продолжал работать, прокручивали какой-то иностранный фильм. Дистанционным пультом Хозяин убавил громкость.
– Так что, операцию провели вполне удовлетворительно, даже четверку можно поставить, – сделал вывод Хозяин, закончив с яблоком.