– Как зовут Матвея? – сказала я Саю в ухо, и Сай сказал:
– Правда, Петро, давай Кузьмина! За встречу, десятый «Б»! Пусть всё будет!
– А что будет? – спросила я и выпила, не поперхнувшись, хотя Валька, зараза такая, подсунул мне водку.
– Я спать буду, – прогудел Билл.
– Мужики, я тоже пас, – сказал Матвей. – И Ладик пас.
– Ладик! – сказал Валька. – Отбой!
– Отбой, – согласился Ладик. – Прямо здесь, – но встал, и у него тоже был пояс, как у Вальки, и у Билла такой же, и у Матвея.
– Это что, клубный знак у вас? – спросила я, нагибаясь, чтобы посмотреть на пояс Сая, но у Сая был обычный ремень, и блестела на нём только пряжка.
– У него такого нет, – сказал Валька. – Ему не нравится, – и поднял руки: – Всё-всё, Сай! я пьяный дурак! Я спать.
– Ты останешься? – спросил меня Сай.
На кухне уже никого кроме нас не было, и я сказала ему:
– Сай…
– Ты же останешься?
Каюсь – я даже не спросила у него телефон: ведь надо было предупредить… кого? зачем?.. меня так качало, и Сай держал меня, и его тоже качало. Квартира оказалась невероятно большой, он так долго вёл меня по ней, и было в квартире темно, только фонари за окнами, зелёные фонари… Изумрудный Город, смутно думала я, глядя в окно, пока он стелил постель. Близкая вода словно плыла мимо окна, чёрная вода, и ни звёзд, ни горизонта, наверное, тучи… Сай повернул меня к себе, и рубашка на нём была расстёгнута.
– У меня к тебе дело, партнёр, – сказал Сай.
– Смородина так пахла, как ты, тот куст… – сказал Сай, – тот куст за доком…
– Это кагор, – сказала я. – Это кагором пахнет.
– Я люблю тебя, – сказал Сай, – Я вылетаю… я вылетаю за борт… мы над морем, видишь… над морем уже…
– Надеюсь… ты высоты… не боишься? – сказал Сай.
– Не торопи меня… – сказала я. – Сай…
– Нет… – сказал Сай. – Уже поздно…
– Эй!.. – сказал Сай. – Дочь прерий должна быть вынослива. Ведь это ещё не всё. Но я знаю, что вдохнёт в тебя новые силы. Ты сразу встанешь на тропу войны, и мучения мои, слава Маниту, будут долгими. Слушай. Я всё знаю. Ты брала в Аляску своего пупса и голубую шубку для него.
– Ты попал, бледнолицый, – сказала я. – Что ты скажешь о пытке огнём? Вот такой?
– Тебе не дождаться моих стонов, – сказал Сай. – Ну, так нечестно… это нечестно… Ты понимаешь, как жестока будет месть?.. Эль-ка…
Я попаду в рай, как только тебя коснусь. Только в раю не бросай меня, не бросай…
(Над морем пахло смородиной, Сай. Над морем… так высоко…)
– Я знал, – сказал Сай, – но чтобы так… Спи, – сказал Сай. – Всегда хотел выяснить, какие ощущения, если ты спишь рядом. Я скоро тебя разбужу, а сейчас спи. – А ты будешь выяснять? – сонно спросила я.
– Да – один час, – сказал Сай. – Больше мне не выдержать. Но час я могу тебе дать.
Когда я проснулась, Сай мерно дышал в подушку. Было все ещё темно. Я выбралась из его рук и ног, вылезла из постели, накинула на себя его рубашку и тихим – индейским! с носка на пятку! – шагом добралась до кухни, без малого не заблудившись. Я нашла выключатель и закурила, присев на подоконник. Надо было одеться, думала я лениво, вот зайдёт сюда кто-нибудь, думала я, блаженно улыбаясь в окошко. Какая долгая ночь… и славно, что долгая, не-ве-роятно долгая… Я вышла за сигаретами уже поздним вечером, да… Поздним вечером… я выбирала сигареты в витрине… «Три короля» и шляпа… Я застегнула рубашку и закурила снова.
Сигаретные пачки в витрине ларька… А потом Сай в шляпе… и он заходил в дверь – за сигаретами, а витрины больше не было, был там зелёный фонарик над дверью. Сай заходил в дверь… Я поднесла сигарету к глазам – да, «Комета», ленинградские сигареты, которых уже лет семь нет в продаже. Я прижалась лбом к оконному стеклу, и вдруг мне стало холодно, но стекло было тёплым, – а за стеклом была набережная.
Парапет… да, вот он, парапет, но до реки час езды от моего дома, но вот река… А где я, собственно, если за окном – река? Ведь мы шли не очень долго, мы никуда ни на чём не ехали, но вот парапет и фонари на набережной, на фигурных столбах. И темно, а ведь мы только за столом несколько часов просидели, И дверь вместо витрины. Наверное, я пьяна. До белой горячки. До зелёных фонариков. Это всё Сай… Сай.
Валька Кречет. Ладик. Билл. Матвеев. Выпускной… Ночь выпускного… Теплоход.
Сигарета обожгла мне пальцы, и я выронила её, и она покатилась по подоконнику, брызгая искрами. Да. Вот оно. ВЫПУСКНОЙ Дверь на кухню еле слышно заскрипела, и Сай сказал с порога: – А я и не слышал, как ты встала.
Растрёпанный, завернувшийся в плед, он перестал улыбаться, глядя, как я передвигаюсь по подоконнику – в угол, вжимаясь спиной в стекло. – Не подходи, – сказала я. – Не подходи ко мне!
Сай шагнул к столу и сел, и я прикусила костяшки пальцев, чтобы не закричать.
– Вспомнила? – спросил Сай, только это не мог быть Сай, просто я наконец-то сошла с ума, – ведь если тот, кто сидел сейчас за столом, тот, кто был со мной в постели, если это – не Сай…
Дверь скрипнула снова, и один из тех, с кем я пила вечером водку, Валька?.. придержал её и спросил очень тихо:
– Что, Сай?
– Уйдите пока, – сказал Сай, не оборачиваясь.
– Оставишь им косточки обглодать? – спросила я и заревела.
– Что ты несёшь?
– Я несу?! – сказала я и заревела в голос. – Ты же умер, Сай! Вы же все умерли! Вы умерли, Сай! Сай, вы же умерли!!..
в скобках
На выпускной я сшила себе чёрное платье. Никаких излишеств, это было просто красивое вечернее платье, но чёрное, и никто не смог доказать мне, что чёрное на выпускной – нельзя. По крайней мере, оно мне шло – я была в нём просто Джулия Робертс, и я это знала, потому что наши пацаны на меня смотрели – ещё как! – и кроме них еще историк наш… в общем, я была довольна собой.
Треклятая эта Маринка морщила нос от моего платья и что-то даже такое пыталась говорить, но она и всегда была дурой. Кроме того, ревновала меня к Саю, это я знала всю жизнь, а Сай, между прочим, с ней даже не встречался, просто сопли ей вечно вытирал. Он и ни с кем не встречался, наш Сай, и я надеялась на выпускной, где-то глубоко, не ближе пяток, но я надеялась.
Туфли у меня тоже были новые, тоже чёрные и на высоченных каблуках. Я выдержала в них вручение аттестатов, банкет с родителями и половину танцев. Сай подошёл ко мне, когда я стояла в тёмном коридоре третьего этажа, стащив, наконец, туфли и громко дыша от облегчения.
– Пойдём, Лескова, – сказал Сай, возникнув рядом совершенно неслышно.
– Ой! Напугал, дурак! А куда?
– Под лестницу…
– Не хочу я водку.
– Там и «Эрети» есть. Пошли.
Я посмотрела на Сая мрачно, Я безумно его любила, но нет бы пригласить меня на танец, а вот под лестницу, без туфель… И Маринка висела на нём весь вечер, правда, вид у Сая был при этом такой, словно он таскает на себе мешок с картошкой – грязный и тяжёлый. Но болезненные блондинки, два вершка от горшка ростом, таких вещей не замечают.
– Ну, Эль! – сказал Сай и гладко, словно пару часов репетировал, выдал фразу, не свойственную ему совершенно: – Ты такая красивая в этом платье!
– Только в этом платье? – не сдержалась я.
– И без платья, – быстро согласился Сай. – Тьфу ты… в другом платье, в любом, ну чего ты ржёшь?! – И сам засмеялся, и всю дорогу до знаменитого закутка под лестницей у раздевалки мы хихикали, как дурачки, каковыми, в общем, и были – Сай прилично уже пьяный, да и я с девчонками успела принять немало.
Под лестницей было темно и мусорно, и пока Сай доставал спрятанные бутылки и стаканы, я думала только об одном: обуться или все равно уже ноги мыть? Вымою сейчас в туалете и тогда обуюсь, решила я, принимая стакан.
– Мне поговорить с тобой надо, Лескова, – сказал Сай, чокнувшись за аттестат и выпив свою водку.
И всегда он с этого начинал, но что он придумал – на выпускной? Классная и так хвостом ходила за пацанами, особенно за Кречетом, который был пьян уже явно и почти безнадёжно.
– Что выдумал? – спросила я, потому что Сай явно нервничал, и, значит, дело его пахло криминалом.
– Да почему сразу «выдумал»? – возмутился Сай. – Я не о том. Я тебе хотел сказать просто… то есть, не просто… Ты, Элька, вот что… мы же друзья?
– Ну да.
– А можно ведь по-другому. То есть… я хотел тебе сказать, я давно хотел, и ты ведь тоже, правда?
– Что – я тоже? – шёпотом спросила я, чувствуя, как надежда моя рвётся из пяток – в коленки, и коленки у меня задрожали.
– Я тебя давно хотел спросить… и сказать… – Сай едва не заикался, наш Сай, автор великих проектов, стратег и тактик, мямлил, как Ладик на алгебре.
И шаги на лестнице, и голоса, и очередная партия ввалилась в закуток, и не успел он тогда мне ничего сказать, только шепнул на ухо:
– Я на теплоходе скажу.
Я мыла в туалете ноги, переполненная сладким восторгом. Туфли не жали мне больше, и я танцевала в упоении и под голос Матвея, и под магнитофон, когда Матвей играть больше не стал, и трижды я танцевала с Саем, а на белый танец я пригласила историка, и Сай стал мрачен и снова пропал из актового зала – под лестницу у раздевалки, куда же ещё.
У них было много водки, у наших пацанов, и половину её они оставили на ночь – на теплоход. Были там и девичьи запасы, и все это перед приходом заказанного автобуса мы тщательно распихали и упаковали – в сумки, за пояса штанов, в огромный «дипломат», и сигаретные пачки в лифчиках кололи грудь половине девчонок класса.
До порта мы доехали без приключений, 10 «Б» в полном составе – 28 человек, с учителями и родителями – 36, но мы вполне обоснованно надеялись, что учителя и родители засядут в какой-нибудь кают-компании со своим спиртным, они ведь тоже люди, и у них тоже праздник. Сай в автобусе уселся рядом со мной, а Маринку утешал кто-то на заднем сидении, потому что даже она всё поняла уже про меня и Сая, она хлюпала на весь автобус, а я сидела и гадала: сейчас мои одноклассники это узнали или знали всегда, а я была дура, а не великая актриса, и ведь я думала, что Сай… Но Сай сидел рядом со мной и молчал, глядя на Ладиков «дипломат», лежащий у него на коленках, наверное, репетировал про себя, что он мне скажет. Сай….