Это из-за твоей девочки, сказали ему, наконец. Это она тебе мешает, сказал ему Кречет, нужно что-то решать, Сай, неужели тебе – слабо? Школьное такое словечко, но и оно не напомнило прежнего Вальку, а Валька улыбался, глядя Саю в глаза. Ты хоть помнишь, как её зовут, спросил Сай, мою девочку, с чего ты взял это? Я – ладно, я должен чем-то спасаться, но она? она замужем давно… Элька Лескова, сказал Кречет, и она не забыла тебя, о нет, она не забыла, тебе не повезло, Сай, очень жаль, но это так. И что, спросил Сай, что с того? Посмотрим, сказал Валька, посчитаем…
Его девочка поднималась к рубке – по железным ступенькам трапа, медленно и неуверенно – ей очень мешали каблуки. Мосты, высоко выгнутые над городом, оказались подпорками для рубки. И сам город менялся с каждой ступенькой, превращался в корабль, всё-таки корабль (с тремя мачтами, и она пыталась вспомнить, как называется такой парусник – фрегат? бриг?).
Бывшие её одноклассники закрывали почти весь обзор – впереди всех шёл Матвей, за ним бок о бок – Ладик и Сай, около неё – Билл, Кречет замыкал, так что видела она только мачты, словно державшие на себе низкое небо, и справа внизу – борт корабля и чёрную пустошь за бортом – океан. А в океане – далеко-далеко – горел красный огонек, и, заметив его, она среагировала вслух:
– Смотрите, звезда!
Сай споткнулся, вцепился в перила лестницы, едва удержавшись на ногах, и завертел головой.
– Справа, – сказала Элька. – Звезда же?
– Нет, – сказал Сай. – Это маяк.
– А, – без интереса отозвалась она.
– Да, – подтвердил за Элькиной спиной Кречет. – Маяк уже виден.
– А раньше не был виден? – спросила Элька.
– Мы редко проходим мимо маяка, – сказал Билл. – Иначе давно бы тебя вызвали.
Элька кивнула – расспрашивать не стала. Наплевать на маяк. На мерцающие глаза одноклассников – наплевать (пираты, всего лишь пираты). На приближающуюся рубку (за её дверью – операционная палата, но вот войдут червивый Врач и премированный Палач) – наплевать. На всё – потому что рядом Сай, она и мечтать об этом не могла (полный комфорт, словно наглоталась транквилизаторов), остальное мы как-нибудь переживём, наплевать…
Она чуть было не сказала это вслух, но тут шествие остановилось, и Ладик протянул ей руку, помогая подняться на площадку. Матвей положил на дверь рубки ладонь, и дверь приоткрылась – ровно настолько, чтобы пройти одному. И Сай прошёл – ни на секунду не задержавшись, а Эльку взял за плечи Кречет и придвинул к себе вплотную.
– Отважная Дороти.
– Несгибаемая, – сказала Элька.
– Не хотелось бы разочароваться…
– Как скажешь.
– Послушная девочка, – сказал Валька. – Верно?
– Да, папочка, – сказала Элька, и он отпустил её.
Уже зайдя в рубку, она обернулась, – но увидела только решётку ограждения и чёрное небо за ней. «Врач констатирует теперь возможности связать меня, втолкнут за войлочную дверь и свяжут в три ремня».
– Привет, – сказал Сай, закрывая дверь.
– Очень хочется курить, – сказала Элька. – Нельзя?
– Ты что, действительно не боишься?
Элька пожала плечами.
– Пока вроде нечего.
Никакая не операционная палата, и не корабельная рубка: квадратное, совершенно пустое – ни приборов, ни мебели (ни ужасов) – помещение с тускло светящимися зелеными стенами. Очень скользкий пол; посредине пола выступала довольно большая прямоугольная плита.
Сай подошёл к этой плите и лёг на неё, вытянулся, положив под голову руки.
– Сейчас начнётся, – сказал он. – Ты сядь.
– Куда?
– Да всё равно, – сказал он, и Элька села на пол у стены, подобрав под себя ноги. – Не дёргайся только, ладно? Я здесь уже был.
– Ладно.
Плита засветилась тоже – словно разгорался костёр, и Сай повернулся на бок, приподнялся на локте:
– Эй, партнёр!
– Что?
– Тебе всё ещё нужен попутчик до Аляски?
– Да, – сказала Элька. – Ты же знаешь, я боюсь больших собак.
– Если так, я провожу тебя до североамериканских прерий.
– Ладно, – сказала Элька, глядя на него очень внимательно. – Ладно… – и, спохватившись, добавила с презрением: – Но ты не сумеешь вести упряжку, жалкий чечако.
– Иту-ти-це-ши-ак-ане, – сказал Сай, не улыбаясь больше.
– Маниту-синтэзи-шени-нок-тау, – сказала Элька, и в этот момент в рубке стало совсем темно. – Маниту, – прошептала она, чувствуя, как тяжелеют веки, как на них ложатся камни, очень горячие камни, нужно закрыть глаза, и тогда камни упадут, о великий Маниту, они упадут, когда я усну, они упадут…
И она уснула – легко и быстро, и камни на веках исчезли, а снился ей всё тот же колодец, в который она смотрела десять лет после выпускного. Только теперь она была внутри, и внутри оказался целый лабиринт. Почти каждый из камней, которыми колодец был выложен, стал ходом, коридором, и все эти коридоры были связаны между собой, и во всех были серо-зелёные стены самых разных оттенков, но склизкие, но грязные, мхом и мерзостью какой-то поросшие. На низких, закруглённых потолках она видела следы копоти от факелов, она рассматривала мох, вглядывалась в воду, доходящую до щиколоток. Вода была разная – то прозрачная (и тогда было видно серую глину на полу), то мутно-зелёная, то в пятнах плесени (или растопленного воска, или старого жира), плавающих на поверхности. Пятна соединялись и расплывались, создавали какие-то сложные абстрактные картинки, узоры, иероглифы.
Прежние посетители колодца (а прошло тут до Эльки довольно много народу) очень интересовались и мерзостью на стенах, и поверхностью воды, и, в общем, она понимала их, ведь она смотрела в колодец и раньше – пристально и завороженно. Но теперь её ждал Сай – там, в конце коридоров (и он обещал проводить её, он обещал вести упряжку), она шла к нему, к Саю, и голос Кречета, твердивший над ухом о воде и плесени, не мог отвлечь её.
Кречет всё время был где-то поблизости – то шёл у неё за спиной, то пропадал в соседних коридорах (или просто делался невидимым, потому что голос его оставался, пытаясь обратить Элькино внимание на окружающий дизайн). Она вежливо исполняла то, что от неё требовалось, – разглядывала, сосредоточивалась, кивала в ответ на разъяснения, ни на секунду не забывая, что в конце всей этой зелёной тягомотины её ждёт Сай (но иту-ти-це-ши-ак-ане, ведь это ещё не значит, что так думают все). Валька же, замечая её отстранённость, принимался снова объяснять то, что объяснял наяву: все эти годы ты мешала Саю, но теперь ты здесь, будь послушна, будь внимательна. И она соглашалась, она старалась, честно старалась, но ничего не могла с собой поделать. Сон продолжался долго, только был, наверное, неглубок, потому что местами она смутно слышала ещё какие-то голоса. И Валька прерывал тогда свои монологи и разговаривал с теми, кто был вне колодца (вне её сна), она не понимала ни слова, но почему-то становилось ясно, что склизкие стены, мох, вода на дне – всего лишь личная иллюзия, видимость, но разрушать иллюзию она не хотела – колодец, всего лишь колодец…
– Колодец, – сказала она разбудившему её Саю, и он помог ей подняться. – Там все их тайны, да? как в нашем? – Она ступила на затёкшую ногу и охнула, проснувшись окончательно. – Сай?
– Это я, – сказал Сай очень тихо. – Спасибо, солнце моё…
Он почти вынес её из рубки, отпустил и прикурил две сигареты. Руки у него заметно дрожали.
– Что это нас не встречают? – спросила Элька, дохромав до ограждения и глядя вниз, на пустую палубу.
– Думаю, нас и провожать не будут, – сказал Сай.
– Куда провожать?
– На маяк. Он совсем близко теперь.
– Маяк… – повторила Элька, отыскивая глазами красную звёздочку. – Зачем нам на маяк?
– Помнишь, была такая детская книжка, – сказал Сай. – Про волшебные спички.
– «Шёл по городу волшебник»?
– Да… В ней есть такая фраза, я всё вспоминал её, когда узнал про маяк: «На закате можно увидеть, на восходе можно уйти».
– С маяка можно уйти? Уйти отсюда?
– Да.
– Почему же ты не ушёл?
– Они хотели, чтобы я вошёл в экипаж. Ты была… последним шансом. А теперь… теперь…
Элька повернулась, уткнулась лбом в его плечо и сказала:
– Значит, у меня ничего не вышло.
– Да, слава богу.
– Маниту, – возразила она, и Сай рассмеялся. – Слушай, так мы вернёмся домой?
– Вряд ли, – сказал Сай. – Ведь там я… Но тебя можно отправить домой и без маяка.
– Нет уж, спасибо, – сказала Элька. – Я и так дома, понял? Там, где ты, – я дома, ты понял?
– «Зачем нам разлучаться, – сказал Сай нараспев. – Зачем в разлуке жить».
– Это что?
– Это песня такая, не знаешь? «Не лучше ль обвенчаться и друг друга любить».
Не помнишь? «Разлука ты, разлука, чужая сторона, никто нас не разлучит, лишь мать сыра земля»…
– А вот и фиг ей, – сказала Элька, – всем фиг.
– Я тебе построю дом, – сказал Сай. – С башенками и балкончиками, как у Муми-троллей. Как ты хотела. Помнишь, ты хотела?
– И чтобы в саду был гамак, – сказала Элька. – Клянёшься, что будет гамак?
– Конечно, – сказал Сай, сглатывая вдруг вставший в горле комок. – Будет тебе гамак. Нет, ты действительно невероятная женщина!
– Да, – расслабленно сказала Элька. – Но ты всегда был везучий.
в скобках
Сочинение
по литературе
ученика 10 класса «Б»
школы № 74
Сайфутдинова Дмитрия.
Тема:
«В чем я вижу смысл жизни»
(по произведениям М. Горького)
Черновик
«В нашей литературе есть очень много произведений, посвящённых смыслу жизни. Само понятие «смысл жизни» очень многогранно и включает в себя много различных вопросов. Один из важнейших – на мой взгляд – для кого или для чего человек живёт, что он может дать живущим рядом с ним людям (или человеку). Ведь всегда человека, человеческую жизнь судят по поступкам.
«Человек – это звучит гордо» – эта фраза А. М. Горького настолько вошла в нашу жизнь, что мы уже почти не отдаём себе отчёта, когда её произносим, и почти не вдумываемся в суть, смысл, который заложен в ней. А ведь на самом же деле Алексей Максимович вкладывал в это выражение всю глубину человеческой сущности, все лучшие качества, которые должны присутствовать в человеке, все то, что один человек может дать другим или другому.