Начал он с «Энциклопедии мистицизма», откуда узнал, что слово «абракадабра» было магическим заклинанием у василиан, что «абракас» является именем космологического существа у гностиков. Он узнал, что «йони» в индийской традиции является символом божественной производительной силы, а «ньингмапа» есть древнейшая тибетская буддийская школа, что «танас» в индийской мифологии – не что иное, как космический жар, лежащий в основе мироздания, а «юйцин», наоборот, – одна из сфер высшего мира в даосской традиции; он почерпнул из книг много нового, но совершенно ненужного ему – про плащ в книге ничего не было. Тогда Семен Орестович взялся за «Словарь примет и знамений» Филиппа Уэринга и очень скоро выяснил, что срывать анютины глазки в хорошую погоду считается в Британии дурной приметой, что если беременная шведка пьет из треснувшей чашки, то ее ребенок может родиться с заячьей губой, а валлийцы считают, что лук-порей, посаженный на крыше дома, защищает людей от болезней, что скаковая лошадь с «чулками» приносит удачу, что в Африке строго-настрого запрещено щелкать ножницами во время бракосочетания, поскольку это сделает жениха импотентом; что в Южной Англии, наоборот, верят, что спрятанный под окном нож не подпустит к окну дьявола, что плющ на юге Европы является непременным атрибутом Диониса, – и только слова «плащ» в этом словаре также не оказалось. После этого Семен обратился к «Энциклопедии примет и суеверий» Кристины Хоул и почерпнул оттуда массу полезных сведений, как, например: валуны в Корнуэлле являются излюбленным местом сборищ колдунов и ведьм; падучая звезда справа – добрый знак, а слева – наоборот, плохой; увидев впервые молодой месяц, следует его поприветствовать поклоном или реверансом; пион почитается магическим и лечебным растением, а подкова всегда приносит счастье нашедшему ее, – но о плаще и здесь не было ни слова.
Почти отчаявшись, он принялся изучать «Энциклопедию знаков и символов», надеясь, что уж здесь-то наконец найдет хотя бы намек на ответ. Семен Орестович прочел статью про «мозаику алфавитов», из которых его больше всего заинтересовал батакский: читая о нем, он даже стал напевать себе под нос полузабытое «Раньше это делали верблюды, раньше так плясали батакуды…», порадовался за алфавит буги, используемый на Сулавеси, но вскоре понял, что нужно идти дальше. Он начал осваивать «разговор при помощи рук» и с удивлением узнал, что оттопыренный средний палец считают оскорбительным жестом не потому, что он выражает пренебрежение, а потому, что сие – не что иное, как древнейший фаллический символ. Затем он выяснил, что алебарда у католиков означает Иуду, а гусь символизирует совсем не гуситов, а вовсе даже Мартина, святого покровителя Франции. Кинжал символизировал покровителя Дании святого Канута, мешок с деньгами – бывшего мытаря Матфея, плеть – святого Бонифация, плуг – святого Ричарда, а вот плащ никого не символизировал.
Семен Орестович изучил геральдику и торговые знаки, флаги различных государств, сигналы морского языка флагов и даже – на всякий случай – азбуку Морзе… О плаще нигде не было ни слова.
Еще не впадая в уныние, но близкий к нему, Семен скрепя сердце взялся за капитальный труд поборников веры Якова Ширенгера и Генриха Инститориса «Молот ведьм», – а вдруг что-то да найдет… И уже к вечеру знал, что зло, совершаемое ведьмами, превосходит все зло, которое Бог допустил когда-либо, и что поджаривать ведьм на медленном огне, забивать им под ногти клинья, сжигать у них на голове пропитанную маслом паклю и окунать связанных в воду с целью убедиться, не ведьмы ли они (не ведьма тут же утонет – и, значит, на радость окружающих, будет спасена от адских мук), есть занятие богоугодное и исключительно прибыльное. Но и эти знания ни на йоту не приблизили его к разгадке тайны чудесного плаща.
Вот тебе и европейский трофей отца…
Поскольку никакая другая иностранная литература о «нездешнем» не была здесь для него доступной, Семен решил, учитывая международный характер потусторонних сил, черпать сведения в книгах отечественных по сути и интернациональных по содержанию. Он стал изучать тайные общества и культы. Союз дукдук, союз ингнет, Тамате… Нет, не то…Однако что-то в этом есть, думал он. Ведь Сила, страшная и привлекательная Сила, таинственная Сила, которую просто-таки излучал плащ с чердака отцовского дома, явно была происхождения не этого мира, не этого времени, может быть, и не этого пространства.
Дальше, дальше… Нетерпение подхлестывало его. Орден розенкрейцеров, орден золотых розенкрейцеров, тамплиеры, иллюминаты… Ближе, уже ближе… В средние века, куда корнями уходили все эти тайные ордена, имелась масса заветных, тайных знаний, которые исчезли вместе с их хозяевами… Алхимики…поиски философского камня… поиски панацеи… всеобщий раствор… И ведь находили же, находили… Альберт Великий! Роджер Бэкон! Раймонд Луллий! Парацельс! Какие имена! Какие успехи! И это – среди дикости, среди хижин из глины и хвороста, среди ужасающих эпидемий чумы и оспы!.. Что-то во всем этом есть такое, что некой незримой нитью связывает эти имена с найденным на чердаке плащом! Сила, та самая Сила, которую искали неутомимые исследователи Тайны и которая явно есть в этой вещи.
Так, тайные судебные общества, все эти Священные Фемы, Поцелуй Девы… Нет, это явно шаг в сторону…
Ага, масоны… Масоны. А что – масоны? Да, конечно, об их деятельности известно много любопытного, но к данному плащу масоны явно не имеют отношения. Слишком темные у них цели, слишком земные у них средства, да и результаты – совершенно земные. Кроме того, плащ в их обрядах специально нигде не упоминается. Циркуль, кельма, фартук, каменюки там всякие, – ну понятно, вольные каменщики же… Да, камзолы у них еще особые были. Но опять-таки – камзолы, а не плащи…
Значит, масонов – в сторону. Что еще осталось? Союз Двенадцати? «Эк куда тебя занесло! – уныло подумал Семен. – Ну хорошо, оставим свободный полет фантазии. Были ведь еще «филадельфы», «Арзамас», в конце концов! А что, и очень даже симпатичный был кружочек! Светлана, Чу, Сверчок, Две Огромные Руки… ну что за прелесть! Так, вот еще какие-то «зыряне» были… Филоматы и филареты…Плыне, Висла, плыне по родной краине, и допуки плыне, Польска не загине… Да, но это чистая политика. Не то, совсем не то…
А дальше и вообще уже сплошь секты! Ессеи, гностики, монтанисты, манихеи, катары, альбигойцы… Прыгуны, духоборы, адвентисты седьмого дня… Тюкальники… Вот еще, блин, религия! Антихрист на земле, поэтому каждому, чтобы не служить Антихристу – топором по затылку – тюк! Нет, наш плащ тут, конечно, ни при чем. Марабуты, исмаилиты… Друзы какие-то!.. Эти-то тут при чем? Зачем я сюда полез? Плащ ведь явно европейский!
Нет, так дело не пойдет. Ничего я не найду. А не пойти ли к сведущим людям?»
Потолкавшись пару дней на рынке, купив несколько пучков совершенно не нужной ему травы, Семен обзавелся адресами знахарок – в Куличе и окрестностях. Вывел из сарая пожилую, едва ли не антикварную 21-ю «Волгу» с оленем на капоте, оставшуюся от отца, и стал кататься. Однако – опять же без особого толку.
Семен Орестович мог разговорить кого угодно – он умел слушать, сказывалось журналистское прошлое. Его заинтересованность в собеседнике была совершенно искренней, и собеседники это понимали. Объездив десяток старушек и стариков, а также молодых представителей почтенной профессии, получив массу сведений о народных средствах (ну там, гнилая кровь, моча молодого поросенка, лягушки, вареные в собственном соку, и прочая колдовская гастрономия), о гаданиях – на картах, на кофейной гуще, на бобах, – он, однако, нимало не приблизился к цели. Все это – белиберда чистой воды…
Абракадабра.
Совсем потеряв надежду, Семен Орестович решил махнуть вместе с плащом в столицу. Там у него оставались кое-какие знакомства, и можно было добраться как до сведущих историков, так и до адептов чистого знания. Хотя и опасное это дело… Но, не выяснив тайны плаща, Семен уже не мог жить спокойно. У него появилась цель! Скучно же валяться на диване с годовой подшивкой «Нивы» за 1913 год.
Вытащив плащ из-под дивана, он снова стал его внимательно разглядывать – и вдруг вспомнил, как еще ребенком лечился у старухи-соседки. Старуху на улице звали Салихвоновной, и жила она буквально в ста метрах от дома Семена. Бабке сейчас за девяносто, она слепа, глуха как пень, но… чем черт не шутит!
Прихватив бутылку самогона (вся улица знала бабкины пристрастия, которым она не изменила и в столь почтенном возрасте) и плащ в свертке, Семен пошел к Салихвоновне.
Глава третья
– А что, бабуся, не худо бы вина выпить! – вспомнив бессмертные строки, начал разговор Семен.
– С хорошим человеком чего же не выпить! – мгновенно согласилась бабка, доставая граненые стаканы эпохи Никиты Сергеевича и сиреневую, уже лишенную шелухи луковицу. – Я так понимаю, ты принес, мил человек?
Хватили по стаканчику. Бабуся, прищурившись подслеповатыми глазками, заявила:
– Ну, чего у тебя? Просто так, Семочка, ты не пришел бы старуху проведать! Который месяц, как вернулся, а зашел только сейчас!
Семен достал из пакета плащ:
– Посмотри!
Бабка тронула бархат, проворно для своего возраста отскочила в сторону и начала мелко-мелко креститься;
– Да ты что, умишком ослаб – такую вещь по улице таскать?!
– Мне знать надобно – что это? – сказал Семен. – Можешь сказать?
– Откуда? – весьма натурально удивилась бабка. – Сам приволок и сам спрашивает! Знаю только – вещь непростая.
Посидели, помолчали.
– А налей-ка мне, дружочек, еще малость, – попросила старушка.
И выпила, не дожидаясь собеседника.
– Так тебе скажу, Семка, что это такое, не знаю, брехать не буду, да и грех брехать-то в мои года, а только знаю я, милок, что вещь эта отца твоего от смерти не раз спасала. Ведь он у тебя был орел, чистый орел! Четыре танка под им сгорели-то! Все, кто в их были – в головешки, а он – живой! Помнится, бабка-то твоя сказывала как-то, что как с-под городу Риги отступали в сорок первом, так в какую-то тамошнюю церковь снаряд германский попал, полстены вывалилось, а там – шкилет, а на нем – вот энта вещь, и как новая, – ни пыли на ей, ни грязи, ни моли. А твой-то отец грамотный был! Он эту вещь и сохранил… Но мы тут про нее не болтали… Грех, да и власти прознать могли… Товарищ Сталин – и-и-и! Не губошлеп, совсем не губошлеп! Так что спрятала твоя бабка эту вещь до лучших времен… А где они, лучшие-то времена?!