– Ну как – не трогал? – не удержался Семен. – Ведь Сила же существует! А раз существует – у нее должен быть хозяин. Почему не я?
– А может, он у нее и есть? – хитро прищурился домовой. – Сидит себе и ждет, когда какой-нибудь дурень за плащ этот возьмется. А потом – хап! И – ай-ай-ай!
– Потому-то я к Вам и пришел! – заволновался Семен. – Ведь должны же Вы знать, как подойти к этой Силе, чтобы – приняла, допустила, раскрылась… А может, Вам и хозяин этой Силы известен?
– Во-он ты куда замахнулся! – удивился домовой. – Да ты, похоже, того… Ни инициации не прошел, ни искуса, ни посвящения, а туда же! Силу воевать удумал! Слыхал я, правда, от аеров, – а они спокон веку вихрями по свету гуляют, всю его подноготную знают, – был в давние времена в Прибалтике некий тайный Орден, «игроками» звались. Да!.. Серьезные дела значились за его членами! Истинные рыцари были. Только – это еще при матушке Екатерине Великой было – извели этот Орден под самый корень! Не любила матушка Екатерина всякие тайны, ежели они не ею устроены… Был у нее специальный пригодный для этого человечек – тайный советник Шекловатый Порфирий Порфирьевич, страшный человечек… Аеры говорили – он до того Ордена добрался… когда громил франкмасонов, Новикова со товарищи… Радищев еще много знал!.. Заткнули уста, заставили язычок прикусить. Да! Времена давние, времена страшные… Похоже, плащ твой – от них память!
О давно прошедших временах домовой говорил, как о вчерашнем дне, а о давно умерших людях – как о своих близких знакомых.
– А что это за «инициация», «искус», «посвящение»? – завороженно спросил Семен Орестович.
– И откуда ты такой взялся? – удивился домовой. – Ничего не знаешь, дурак дураком, а Силу ему подавай! – Он завозился в мешке, достал бутылку, приложился, довольно шевельнул мохнатой мордочкой. – Все по-разному бывает. У нас, русаков, чтобы доступ к Силе получить, несколько способов бывало. Самый короткий – но он же и самый опасный – это украсть у баенника шапку-невидимку! Однако это мало кому вообще удавалось… Жуткое это дело! Ведь баенник – это тебе не я! Ему ведь, почитай, лет уже не одна тысяча, да и Егибабе он прямой родственник. А та – хозяйка царства мертвых! Так что не советую я тебе на шапку баенника замахиваться, а то закусят тобой на очередном шабаше на Лысой горе… Да и где ты подходящую байну-то найдешь? Старые погорели все, а новая – не годится. Ведь в ней тогда баенник проживать начинает, когда там баба дите родит. Да-а, чего ты удивляешься? Это же ясно, как дважды два: раз свет на землю пущен, то и тьму пусти! Для равновесия в природе, как сейчас выражаются. А кто сейчас в байнах-то рожает? Вот то-то же, не годится эта идея ни по замыслу, ни по исполнению.
– А тогда что же мне делать? – растерянно спросил Семен Орестович.
– Да уж ладно, дай только подумать денек! – попросил домовой. – В общем, так: завтра придешь в это же время, да не в погреб, а на чердак. Сыро тут, шерсть влагой набирается, мерзну я. И траву больше с собой не тащи, не надо. Ну, теперь выпроводи меня назад.
– А как?! – изумился собеседник.
– Ну, вот тебе! – возмущенно воскликнул домовой. – Ты что, зеркала с собой не прихватил?
– Да я понятия о зеркале не имел, – заверил домового Семен. – А зачем тебе зеркало?
– Ты меня видал? – зло спросил домовой. – Страшный я. В зеркало на себя смотреть противно! Как гляну – так и вылетаю.
– Куда?
– Куда, куда… Куда надо.
– Нет у меня зеркала, – снова сообщил Семен печальную весть страдающему эстету. – А что, разве другого способа отправить тебя обратно нет?
– Тебя под зад коленом били? – печально полюбопытствовал домовой.
– А что, тебя надо… под зад коленом?
– Нет. Просто то, что ты вначале по-нашему читал, надо прочитать наоборот, по-вашему то есть, – хмуро сказал домовой. – Но эффект примерно тот же. Да нам-то еще ничего, а вот ведьмы – так те вообще обмирают… Ну ладно, чего там – читай!
– А ты что – сам уйти не можешь? – озадаченно поинтересовался Семен.
– А я сам не выходил! – разозлился домовой. – Меня ты позвал! Ты хочешь, чтобы я сам, своими руками, один разрешенный выход спалил? Не так их много за год-то набирается!.. Читай!
И Семен прочел (по бумажке, конечно): «Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя твое…», а когда повернулся к углу, домового уже не было.
Глава шестая
Последующие встречи были привычней. Похоже, пригляделись они с домовым друг к другу.
Вот и на этот раз…
– Принес, что ли? – спросил домовой.
– Да вот, в мешке, – поспешно ответил Семен.
– Ну доставай, да и с Богом! – потер ручки домовой.
Семен осторожно развязал мешок, засунул туда руку в перчатке. Из мешка раздалось мяуканье.
– Ты погоди, погоди с кошкой-то, – зачастил домовой. – Я ж тебя про что спрашиваю? А?
– Ну, понял, понял, – буркнул Семен, доставая из кармана серого макинтоша (добытого из того же сундука) бутылку, стопку и огурец.
– Казенную принес? – восхитился домовой. – Ну, скажу тебе, хороший ты хозяин! Папашу твоего я шибко уважал, так ведь он в меня не верил! Не верил, а на девятое мая оставлял стаканчик с водочкой, хлебушком накрытый, на ночь – вот тогда я лишь и разговлялся. А ты… будет из тебя толк, будет.
Крякнув, он лихо опустошил стопочку, откусил кусок огурца и, не прожевав, приказал:
– Доставай кошку.
На чердаке было темновато, но домовому это помехи не составляло. Семен предъявил ему черную кошку – держал он ее за шиворот и на вытянутой руке.
– Ага, Селедчихи кошка. Ну, хрен с ней, она скотина и сплетница известная. Только вот… дай-ка, дай-ка разглядеть…
– Побойся бога, суседка, – взмолился Семен. – Третью ведь приношу! Сколько ты их браковать будешь? Легко, по-твоему, ночью черную кошку поймать?!
Он с ужасом вспомнил свои ночные бдения на пустырях и даже на крышах, удавки – нехитрое, но собственное изобретение (а сколько раз он не успевал затянуть петлю, и кошка убегала!), крики разъяренных хозяев, а главное – хозяек, – хорошо, хоть ни разу толком не разглядели! – наконец – исцарапанные руки…
– А сколько надо, столько и буду! Не хватало еще на белой шерстинке нагреться! – сварливо ответил домовой. – Ты, хозяин, слушай старого, я ничему плохому не научу. А если делать – так делать, а не дурака валять! Впрочем… годится. Значит, котел чугунный у тебя есть…
– Есть, – подтвердил Семен Орестович.
– Ну и ладненько. С завтрашней ночи и начнешь. Ровно в полночь опустишь ее в кипящий котел…
– Живую?! – ужаснулся Семен.
– Э-э, да ты, видать, слабоват, а туда же – Силу хочу! – издевательским тоном обрезал его домовой. Семен промолчал.
Домовой после паузы продолжил:
– Значит, варить будешь двенадцать ночей. На исходе двенадцатой выплеснешь на костер весь этот… бульончик, костер погаснет, и ты найдешь в пепле одну-единственную косточку. Она и будет кость-невидимка. Возьмешь ее через тряпочку, положишь в полу кафтана, отнесешь в дом – и не трогай! А вечерком, в обычное время, принесешь на чердак, тоже в тряпице, я тебя ждать буду, объясню, что дальше делать. Как вести себя, пока кошку варишь, сейчас расскажу. Значит, так: котел вскипятить к полуночи и ровно в двенадцать бросить туда кошку. Это в первый день. А потом – уже с кошкой – котел ставить на огонь ровно в полночь. И не опаздывай ни на минуту. Ну, на минуту-то, наверное, можно… Варить до первых петухов, слава Богу, на улице еще остались, кричат. Закукарекают – снимай сразу. Но вот что нельзя точно: заснуть нельзя, днем отсыпайся. От котла не отходи – перевернут!
– Кто? – удивился Семен.
– Ну… есть кому. Ты их все равно не увидишь, и хорошо, что не увидишь. Но они там будут! О семье своей вспоминать нельзя, – хотя у тебя ее нет, а бывшая не считается. Это ладно. Наговоры я тебе продиктую – выучи наизусть, в темноте, при костре, можешь и не разобрать. На каждый новый день – новый наговор. И последнее: дело это долгое и нудное, можешь ругаться – тебе захочется, я знаю, но только не вслух! Особенно упаси тебя нечистую силу упомянуть. Иначе косточку-то-невидимку прямо из котла и украдут, ты и не заметишь.
– Эти?.. – спросил Семен Орестович.
– Эти, эти… Ну, давай, клади кошку назад в мешок (тут только Семен сообразил, что в руке домового кошка ни разу даже не мяукнула), и давай, благословясь, допьем. Тебе сейчас полезно, а мне… тоже.
Благословясь – не благословясь, а выпили. Семен потуже затянул мешок, пока домовой занюхивал водку огурцом, а потом достал фонарик, ручку и блокнот.
– Диктуй, я готов…
Дикий, заброшенный сад густо зарос вишенником, особенно у забора в дальнем краю участка. Вполне выспавшийся Семен Орестович еще с вечера наготовил топлива. Добрую треть поленницы перетаскал к вишеннику Семен, чтобы сразу хватило на все двенадцать ночей. Достал из сарая треножник с крюком, принес пару ведер воды – еще выкипит! – и круглый котел с крышкой. В таких чумаки когда-то варили кулеш, когда возили силь з Крыму, а сейчас эти котлы высоко ценятся рыбаками-любителями, каковым отец и был.
Костерок горел несильно, вода пока не кипела, и Семен подбросил дровец – пару дубовых полешков, заранее наструганных на манер ежей. Включил приемник, настроился на «Маяк». Надел старые кожаные перчатки, непременный атрибут его ночных охот, за минуту перед сигналами точного времени стал осторожно развязывать мешок. Поднял крышку котла – вода кипела ключом. В самый раз… Приемник начал бибикать. Семен запустил в мешок руку и стал читать наговор, лежащий перед ним на земле в свете костерка. С двенадцатым сигналом он выдернул руку из мешка и разжал ее над котлом. Дикий кошачий визг тут же захлебнулся – Семен мгновенно водрузил крышку на место.
«Ну смог», – промелькнуло в его мозгу.
Дочитав наговор, наш герой вытер со лба пот (почему-то холодный), уменьшил громкость приемника и стал ждать петушиного крика. Он должен был злиться на себя, на домового, на эту идиотскую ситуацию, но злости не было. Вообще не было никаких особых чувств.