Первая схватка. На ковер приглашается представитель авиационного училища, кандидат в мастера спорта, мой соперник. Видно, что он заряжен только на победу. Пожали руки. Свисток и жест судьи к началу схватки. Началась настоящая мясорубка: швунги, сбивания, мгновенная смена партера и стойки. Схватка шла в таком скоростном режиме, что наблюдавшая за ней Оля периодически закрывала лицо руками, потому что борьба была равной и бескомпромиссной. Ей казалось, то я проигрываю, то я выигрываю. Это был настоящий бой гладиаторов, как будто проигравшего ждал смертный приговор. Обычная схватка в борьбе предполагает тактическое толкание, обвязывание рук противника, борьба за захват для удобного момента проведения приема. Но здесь мы боролись, как два разъяренных ротвейлера, взаимно атакуя и проводя каскады приемов, которые начинались в стойке, переходили в партер и вновь быстро перемещались в стойку. Соревнование в зале проводилось одновременно на трех коврах, но все зрители сбежались именно к нашему ковру, где происходила настоящая рубка. Моя жена была единственной женщиной, которая пришла болеть за своего мужа. Тут же вокруг красивой эффектной молодой девушки образовалась группа поддержки из курсантов и офицеров, большинство которых были из других команд. Я слышал их крики: «Коваленко! Давай! За тебя жена болеет!» И вот здесь мое тело получало новый импульс через нейроны мозга: только вперед, только победа! С моим соперником мы были примерно равны в технической подготовке, в показателях скорости и силы, поэтому счет был с разницей в один, два, три балла, то в мою, то в его пользу. Борьба шла полных три периода, это была очень изнурительная работа на пределе человеческих возможностей. И все же я вырвал свой победный балл в конце схватки. Победа! Но это была только первая схватка, а сил даже стоять уже не было. В глазах туман, мышцы обмякли, ноги и руки стали ватными, тошнило как после космической карусели. Помню, как доплелся до душевой, хватило сил включить холодную воду. Тут же все чебуреки фонтаном вылетели из желудка. Упал на кафельный пол под холодную струю воды,как лягушка, и так пролежал почти без сознания целый час.
В это время по просьбе моей жены в душевую подходили разные люди и интересовались, как я себя чувствую, нужна ли медицинская помощь. Да, натерпелась и напереживалась моя Оленька, но зато увидела, что такое настоящая борьба. Мне повезло, что участников было много, и следующая моя схватка была через два часа после первой. Я восстановился, взбодрился, пришел в себя. Как оказалось, в первой схватке мне попался самый сильный и мотивированный соперник, остальные четыре круга, то есть четыре схватки я даже не запомнил, потому что относительно легко выиграл у своих соперников. Обещание свое я выполнил, став чемпионом киевского гарнизона по греко-римской борьбе.
Часть 5
В борцовской команде нашего училища было немало хороших и перспективных борцов, мастеров спорта и кандидатов в мастера спорта СССР. Это Василий Бордиян, Гена Сахновский, Олег Микитенко, Александр Заяц и другие. Возглавлял наш борцовский клан мастер спорта международного класса капитан Барсуков, преподаватель кафедры физподготовки. Также на кафедре физподготовки преподавателями были всемирно известные спортсмены: рекордсмен мира, чемпион мира, штангист, заслуженный мастер спорта старший лейтенант Сергей Полторацкий, заслуженный мастер спорта СССР, футболист киевского “Динамо” Владимир Мунтян – также работал на кафедре. Однако, в танковом училище кроме мастеров спорта были и мастера спирта.
Однажды, совершив что-то невероятно хорошее, доброе и вечное, в увольнение были досрочно отпущены Джон, Краб, Заяц (это Лёха Чащин) и Чернильница. Чернильницей прозвали Вовчика Корженко из моего второго взвода за его неизменную приверженность к портвейну и плодово-ягодным винам. Когда Чернильница улыбался, он напоминал мне лицом мою бабушку. Вот и задумаешься, может, дальний родственник, затерявшийся в неразберихе военных лет? Так вот, эти гвардейцы кардинала получили от начальника курса увольнительные жетоны и, радостные, рванули через КПП прямо к Лёхе Чащину домой, чтобы переодеться в гражданскую форму одежды. Быстро переодевшись, решили организовать культурную программу. Поэтому, не тратя понапрасну драгоценное время, направились к ближайшему вино-водочному отделу гастронома. Краб-аристократ взял коньяк, Джон и Заяц – водку, а Чернильница – свой любимый портвешок.
Для продолжения культурного досуга нужно было выбрать место, и хлопцы решили поехать в Первомайский парк на площадь Ленинского Комсомола (нынче Европейская площадь). Едва приехали на площадь, как начал моросить редкий дождик, и Лёха подал идею:
– Пацаны, я давно мечтал посетить филармонию.
Как раз здание филармонии находилось на противоположной стороне площади. Предложение курсового гитариста нашло горячую поддержку у всего коллектива, так как дождик продолжал неприятно капать на макушку. Поскольку центральный вход в филармонию был закрытым в дневное время, решили зайти через служебный вход. Четверо молодых мужчин уверенно прошли мимо вахтера и поднялись на второй этаж. Отовсюду доносились звуки музыкальных инструментов и реплики вокальных партий из каких-то произведений. Неподалеку, возле одного из кабинетов, толпились молодые девушки, проходящие кастинговые прослушивания. Парни заглянули в дверь соседнего кабинета, – там никого не оказалось на их счастье. Решили, что лучшего места не найти, тем более, что посреди кабинета стоял шикарный концертный рояль. Тут же достали из сумки посуду, бутылки и закуску, расположив всё на рояле. После первого стаканчика Лёха сел за рояль и стал что-то наигрывать правой рукой. Так как с клавишами он не очень дружил, то левой рукой басовую партию подыгрывал одним пальцем. Вдруг дверь распахнулась, и появилось смущенное лицо девушки. Все четверо дружно наперебой начали любезно приглашать девушку пройти в аудиторию.
– Здесь проходит прослушивание? – робко поинтересовалась девушка, еще более смутившись от такого пристального внимания.
– Да-да, конечно, мы вас с удовольствием послушаем, – голосом председателя комиссии сказал Джон.
Ничего не подозревающая студентка консерватории, старательно выдала арию из оперетты “Карамболина, Карамболетта!”. Прослушав до конца арию, комиссия пришла к выводу, что еще не все резервы голоса и тембральные возможности были продемонстрированы конкурсанткой, и предложили исполнить народную песню. Прослушав украинскую народную “Черемшина”, комиссия в составе четырех курсантов танкового училища дружно аплодировала, заверив студентку, что она прошла по конкурсу. Как только дверь за студенткой закрылась, танкисты накатили по третьему стаканчику. Едва они это сделали, тут же в дверь постучали, и вошла следующая студентка. На прослушивании третьей кандидатуры дверь в кабинет широко распахнулась, и на пороге возникла грозная фигура администратора филармонии:
– Это что за безобразие? Вы кто такие, и что тут устроили? Немедленно покиньте помещение!
Наши парни уже втянулись в высокое искусство, а здесь так жестко порвали романтический настрой и уничтожили тягу к прекрасному. Ничего не оставалось делать, как собрать в сумку недопитые бутылки с закуской и с грустью неразделенной любви покинуть храм музыки. Спускались на первый этаж уже по лестнице, ведущей к центральному выходу. Но Краб, отличавшийся обостренным чувством самолюбия, не желал смириться с таким позорным финалом. Спускаясь вниз, он незаметно прошмыгнул через коридор на первом этаже. Джон, Заяц и Чернильница, стоя перед центральным входом в филармонию ждали, когда выйдет Краб. Через пять-шесть минут Краб вышел со стороны служебного входа, двумя руками удерживая бандуру, закрытую в новеньком кофре-футляре.
– Краб, на фига ты это приволок? – спросил Заяц.
– Как они с нами, так и мы с ними, – обиженно ответил Краб.
Все четверо вернулись в квартиру Лёхи Чащина вместе с бандурой. Открыли кофр, достали инструмент. Лёха, как гитарист, ударил по струнам. Раздался такой истошный звенящий и пугающий звук, что расплакался маленький грудной ребенок. Три дня Лёха терроризировал домашних, пытаясь понять, как играть на этом инструменте, но на четвертый, чтобы не травмировать детскую психику, притащил инструмент в общежитие и поставил возле тумбочки дневального. Начальник курса Люм, увидев неуставной инструмент возле тумбочки дневального, спросил в недоумении:
– Это что за арфа?
– Это не арфа, товарищ майор, это бандура, – включил умника Чащин.
– Так вот, – сказал Люм, – пока не научишься играть на этой бандуре, в увольнение не пойдешь. Оставь надежды, всяк там живущий, – добавил Люм, свою любимую присказку.
Глава 6
Звезды падают на плечи
Часть 1
Говорят, что дураки учатся на своих ошибках, а умные – на чужих. Выходит, что умные учатся у дураков. В этом и заключается дуальность бытия, – каждый встречный нам учитель. У дурака учимся, как не надо делать, а у разумного учимся правильным действиям.
В начале пятого курса каким-то ветром занесло в наши края моего бывшего одноклассника, Витюшку Михайлова. Он поступал в наше училище, но по конкурсу не прошел, и через год поступил в Полтавское училище связи. Приехал он в отпуск или командировку, точно уже не вспомню. Витюшка в школе был интеллигентным раздолбаем. Он сочетал в себе широкую эрудицию, искрометный юмор и абсолютный похренизм. Он разыскал меня, и мы договорились встретиться, чтобы вспомнить школьные годы. В девятом классе мы вместе с ним посещали специальные курсы немецкого языка при Министерстве иностранных дел. Витюша как раз в девятом классе приехал из Германии, где служил его отец, и благодаря его общению с немецкими сверстниками, он пополнил мой словарный запас немецкими матерными выражениями.
Дома я переоделся в гражданку, сказал своей жене, что иду на встречу со школьным другом, на что она, как умная женщина, предложила отметить встречу у нас дома. Однако, упертый авантюрист Витюша настоял на встрече в городе. Витя был любитель крепленых вин и предложил взять любимый напиток Григория Распутина “Мадеру”. Поскольку я больше занят спортом, чем спиртом, то мне было абсолютно все равно. В скверике в центре города, на Крещатике, мы за разговором осушили семьсот миллилитров “Мадеры” очень быстро. Витюше показалось мало. Ну что же, кто ищет приключений, тот непременно их найдет. Взяли вторую бутылку “Мадеры”. Витюша был в ударе, сыпал рассказы и анекдоты, при этом открыто подшучивал над прохожими. К слову сказать, он и про себя любил пошутить, говоря: “Мой нос на десятерых рос, одному достался”. Нос и вправду ему достался с запасом.