нется после прапоров. Да это нам было и не очень интересно, потому что, будучи в нарядах по кухне, мы доставали из морозильников туши н/з со штемпелями, датируемые 1947-м, 1954-м годами…
Однако пришла пора от грубого материализма перейти к культурным ценностям. А они у нас, несмотря ни на что, тоже были.
Почти на каждом курсе нашего училища был свой вокально-инструментальный ансамбль. И была традиция: переходя на пятый курс, музыканты по недорогой цене продавали свою аппаратуру первому курсу. Курсанты первого курса скидывались и приобретали комплект инструментов с колонками и усилителями. Так у нас на курсе организовался свой ансамбль. На ударных по конкурсу прошел Валик Немирич. Ритм-гитара и вокал – Леха Чащин. Бас-гитара – Олег Гуменников. Гитара, клавишные и вокал достались мне, -был опыт выступлений в школьном ансамбле. А позже добавился Киалдунозянц со своим кларнетом. Он напросился, чтобы иметь возможность иногда закосить от каких-либо работ, так как музыкантам требовались репетиции для подготовки к смотру самодеятельности или подготовки к курсовому новогоднему огоньку. Основным руководителем нашего рок-поп-коллектива определился Гуменников Олег, по прозвищу Кащ. Кащ внешне был похож на молодого солдата Вермахта родом из северных областей Германии: светло-рыжеватый, серые глаза, заостренные черты лица с конопушками, пристальный бесцеремонный взгляд, властная убедительная речь, если даже ни о чем. С такими данными он мог бы работать в паре с Мюллером и Шелленбергом, однако его славянское происхождение выдавали пожелтевшие ногти указательного и большого пальца. Это было следствием постоянного и системного табакокурения исключительно сигарет «Прима», причем до самого кончика сигареты. Еще один провальный эпизод состоял в том, что Кащ имел особые вкусовые пристрастия и часто ел борщ, закусывая его конфетой «Молочный батончик», а сигаретка «Прима» завершала трапезу и была своеобразным десертом. Кащ предлагал репертуар, и мы достаточно быстро сыгрались. Буквально в течение двух месяцев сделали концертную программу. Я предложил популярную тогда песню группы Алана Прайса «Oh, people» из английского фильма «О, счастливчик!» Мой профильный язык немецкий, но включая слуховые рецепторы, я пел, стараясь производить близко к оригиналу звуки, смысла которых я не понимал, и весь этот набор английских слов звучал довольно неплохо, так что из всего репертуара наш курсовой офицер Томашевский больше всего полюбил именно эту композицию и при первой же возможности заказывал ее.
Наша вокально-инструментальная группа подготовила шикарную концертно-танцевальную программу, а в казарме установили елку, нарядив её гирляндами и огнями. Все кровати сдвинули и вместо них поставили столики со стульями. Атмосфера праздника. Разрешено было приглашать своих девушек. В общем, праздник Новогоднего огонька готовился основательно под строгим контролем офицеров Томашевского и Бельды. Они доставали из туалетных бачков бутылки с вином, которые накануне спрятали курсанты, и тщательно наблюдали за столиками: не распивают ли спиртное гости и курсанты. Однако, примерно половина ресурсов все-таки дошла до основного потребителя. Так Боре Степаненко привезли из деревни отличный самогон. В полумраке разлив его по чайным чашкам под столом, курсанты маленькими глотками с невинностью на лице медленно попивали этот лимонад. Внезапно вышедший из кабинета начальник курса строго и внимательно осмотрел столики и танцующих под музыку. Именно в этот момент, за ближайшим к Скоропису столиком, Боря пригубил чашку с крепким ядреным самогоном. Не меняя выражения лица, Боря сделал еще два маленьких глоточка, смакуя “лимонад”, а по его щеке катилась скупая мужская слеза, которую не смог разглядеть в полумраке Скоропис. Так, сохраняя полное спокойствие и невозмутимость, Боря не выдал подпольную партизанскую ячейку. Он, согласно уставу и рекомендациям Филипченко, мужественно переносил все тяготы и лишения воинской службы.
Часть 9
Служба и учеба потекли неделя за неделей, месяц за месяцем. И вот уже месяц май, скоро летняя сессия, архиважно и архинужно сдать ее с максимально положительным результатом, чтобы без задержек уехать в долгожданный выстраданный летний отпуск. А в школах тем временем старшеклассники сдавали выпускные экзамены и готовились выпорхнуть во взрослую жизнь из школьных пеленок. И в качестве шефской помощи, вокально-инструментальную группу нашего курса пригласили выступить с концертно-танцевальной программой в школу-интернат. В этот раз нашу бригаду возглавлял в качестве старшего и ответственного за мероприятие командир отделения второго взвода младший сержант Боря Несин. Крепкий, спортивный, исключительной доброты парень. При такой мягкой и доброй душе, кажется, что сержантские погоны давили на его плечи неимоверным грузом. К командиру, как обычно, был прикреплен комсомольский актив, в качестве комиссара был назначен Костя Ледяев из первого взвода. Ответственный комсомолец, секретарь комсомольской организации, с хорошим чувством юмора, в чем ему помогал его близкий друг, и наш барабанщик Валик Немирич. Инструктаж по проведению мероприятия проводил курсовой офицер Томашевский, сразу сделав акцент на строгом соблюдении воинской дисциплины в процессе мероприятия и недопустимости потребления горячительных напитков, как бы нам их настойчиво не предлагали хозяева выпускного вечера. Свой инструктаж Томашевский закончил характерной угрозой о том, что если что-то где-то как-то, то всем будут вынесены суровые дисциплинарные взыскания. После этого старший лейтенант Томашевский по прозвищу “Я”, дал команду готовиться к выезду.
Прибыв на место, мы быстро разгрузили аппаратуру, скоммутировали колонки и усилители, начали настраивать инструменты. Но как музыканты, хоть и курсанты, могут настроиться на ответственный концерт без куража? Искусство – дело тонкое, и откуда-то выплыла бутылочка сухого вина «Виорика». Разлив ее по бумажным стаканчикам, мы сразу почувствовали прилив энергии и позитивного настроя. Ничто так не сплачивает коллектив, как хотя бы и символический разлив, тем более, что в нем участвовали Боря Несин и Костя Ледяев, а это придало действу статус настоящего мероприятия. Сыграв несколько вещей и получив бурные овации публики, наш коллектив почувствовал дефицит топлива для дальнейшего подъема на крутую вершину музыкального Олимпа. Валик Немирич всегда быстро ориентировался в незнакомой обстановке и тут же обратился к своей новой подруге, воспитательнице из этой же школы, нет ли возможности для дозаправки экипажу. Через две минуты после того, как она отошла, к нам потянулась очередь старшеклассников-выпускников с боеприпасами различного калибра. Водку, самогон, «чернила» (плодово-ягодные дешевые вина) мы отвергли сразу, остановившись на хорошем портвейне. Вкусив немного божественного нектара, весь оставшийся вечер мы играли не хуже битлов, а может и хипов, на подъеме и кураже, оставив выпускникам незабываемые впечатления. Такого концерта у них раньше точно не было, а возможно, и потом.
Под конец вечера прибыл Томашевский с транспортом. Войдя в зал, он увидел радостные лица полупьяненьких танцующих выпускников, пребывающих в благостной эйфории, и услышал благодарные слова воспитателей и учителей в адрес музыкантов. С чувством удовлетворения он подошел к сцене и, улыбаясь, произнес как конферансье: «Коваленко, давай Oh, People!» Мы тут же выполнили заказ шефа. Песня лилась как из альбома Алана Прайса, а Томашевский, гордо оглядываясь на публику, торжествовал. Гордость переполняла его, ведь это его курсанты на сцене. Так мы без происшествий сумели доставить удовольствие и зрителям, и себе, и даже Томашевскому, который так расслабился, что не стал ничего копать и проверять.
Летняя сессия, экзамены, еще немного, и мы уже перейдем на второй курс. Как хотелось поскорее освободиться от этого несчастного «минуса». «Минусом» называлась курсовка в виде полоски, которая пришивалась на рукав парадного кителя и располагалась под шевроном. Шла к завершению самая тяжелая пора первого курса, именуемая в курсантском табеле о рангах «Без вины виноватый», и в летний отпуск мы должны уже убывать второкурсниками с курсовкой знака равенства, с двумя полосками, а это переход на следующую ступень, называемую «Приказано выжить».
Летняя пора – самая прекрасная. Солнце по утрам, щебет птиц, зеленая листва любимого Киева. Особенно это было приятно за воротами училища, когда выходил на тренировки по борьбе. Иногда тренировки по борьбе проводились на стадионе «Спартак». «Сегодня идем на Спартак» – было кодовым словом для сборников по борьбе, означавшим «действуем по личному плану, отдыхаем: баня, кино, подруги и т.д.» В один из таких дней ко мне обратился мой товарищ, курсант из нашего второго взвода по фамилии Ермак. На днях у него должен быть день рождения, и он попросил купить сухонького винца, чтобы вечерком после ужина отметить это событие. Возвращаясь из города в училище с чемоданчиком-дипломат, я прошел через КПП на территорию училища. На территории училища у нас был свой внутренний патруль, поэтому, чтобы не нарваться на него, принял решение пройти, что называется, огородами, через полосу препятствий, а она была на противоположной стороне от центральной дороги, ведущей на плац и к казарме. Едва вечерело. Я бодрой походкой, радуясь мудро принятому решению, сокращал расстояние до казармы. Каково же было мое недоумение и разочарование, когда на середине полосы препятствий, вдруг выросла фигура офицера, начальника патруля, и двух патрульных курсантов с красными повязками на рукаве с надписью «Патруль».
– Стойте, товарищ курсант! – строго сказал офицер. – Что у вас в дипломате?
– Журналы, – не сомневаясь, ответил я.
– Откройте!
Лицо мое бросило в жар от прилива крови. Мне показалось, что это сон, и сейчас все это видение исчезнет, на хрен, без следа. Однако, исчезать ничего не собиралось. Как я жалел в том момент, что я не Хоттабыч и не волшебник. Мне хотелось подняться на ковре-самолете и показать им фигу, пролетая над их головами и исчезая в облаках. Но суровая действительность продолжала давить на виски. Я открыл дипломат, так как вступать в рукопашную схватку и дальше бежать по территории училища не имело смысла, это только осложнило бы финал. В дипломате стройным рядом лежали четыре бутылочки по 0,7 литра сухого белого вина «Виорика» и один журнал. Все честно, – журнал на месте. На предложение забрать трофеи себе и отпустить случайно попавшегося курсанта начальник патруля отреагировал резко отрицательно. Вот она, неподкупная фемида, принципиальность и самодисциплина, достойная уважения. Пришлось топать под конвоем патруля к дежурному по училищу. Все вещдоки были изъяты, и закрутился разбор полета. Да, это был нешуточный залет. Но больше всех ликовал Томашевский, ему страх как нравились такие приключения. С каким же удовольствием потирая руки, он собственноручно машинкой под ноль состригал мою тогда роскошную по курсантским меркам прическу. Рука у него оказалась тяжелая. Не исключаю, что благодаря именно ему, после тридцати лет я начал стремительно терять густоту шевелюры.