– Хлопцы, кто взял борцовки? Кто борцовки свистнул? Як так можно? Тут же одни курсанты!
Но Валера парень обучаемый и со временем понял, что в большой курсантской семье клювом щёлкать нельзя. И всё же несмотря на такую лёгкую психологическую травму, Валера вошел в тройку призеров в своем весе. А вот тяжеловес в нашей команде Витя Федосий, тот самый шкаф с огромными трицепсами, продержался на ковре ровно двенадцать секунд, проиграл, хлопнувшись на всю свою широкую спину. Две недели моих наставлений и тренировок не смогли компенсировать отсутствие у него борцовских навыков.
Часть 2
Курсантская жизнь – это очень плотный график постоянных мероприятий, включающих учебу, работу на различных объектах, наряды, караулы, с совсем небольшими промежутками личного времени. Как говорится, голова курсанта должна быть постоянно занята выполнением различных задач, чтобы не оставалось времени для дурных мыслей. Конечно, среди всех учебных дисциплин больше всего мы любили полевые занятия, особенно занятия по вождению танков и БМП. Начинали мы с тяжелых и неповоротливых Т-62. После запуска двигателя нужно было упереться левой ногой в педаль главного фрикциона, а затем затянуть рычаг переключения передач на кулисе в положение первой передачи. При этом рычаг переключения передач дрожал как сумасшедший, принимая на себя через систему тяг все удары шестерен в коробке передач. Воткнувшись в положение первой передачи, синхронно отпускаем педаль главного фрикциона с одновременной подачей топлива правой педалью, а дальше уже было проще, так как синхронизаторы коробки передач позволяли относительно легко переключаться на последующие передачи. Так что для трогания с места приходилось прилагать усилия до пятидесяти килограмм. То ли дело танки третьего поколения: Т-64, Т-72, Т-80. Это были уже настоящие ласточки – легкий запуск, ласкающий слух танкисту звук двигателя. Бортовые коробки передач позволяли механику-водителю переключать передачи на кулисе двумя пальцами. Рычаги управления настолько чувствительны, что также могут управляться легким движением. А когда эта бронированная сорокатонная конструкция разгонялась по полигону до семидесяти километров в час, было ощущение полета и невесомости, особенно, когда танк отрывался от земли и летел над кочками и ухабами.
Боевая машина пехоты – отдельный разговор. В БМП-1 нет рычагов, там штурвал, и передачи переключаются как в ранних образцах автомобиля «Волга», так как кулиса переключения передач находится на рулевой колонке. Опытные прапора-инструкторы обучали гусариков, как они нас называли, тонкостям скоростного преодоления пересеченной местности. Холмы и впадины местности преодолевались под острым углом к фронту препятствия, таким образом, что машина двигалась змейкой, избегая резонансных колебаний и пробоя амортизаторов. Я и сейчас, помня эти уроки, проезжая через лежачих полицаев на автомобиле, выполняю маневр змейкой.
Занятия по вождению, стрельбе, тактике и техническому обеспечению в полевых условиях были нашими любимыми занятиями. Возвращаясь из учебного центра в училище, сидя в кузове ЗИЛов, мы часто распевали песни, типа «По башне вдарила болванка». Что называется – пели себе на радость, встречным на удивление.
Так проходили наши учебные будни. В один из таких обычных вечеров, когда после обязательного просмотра программы «Время» курсантам выделялось личное время, и произошла эта история.
Наряд по курсу сменился, и новый дежурный вместе со старшиной Кургаевым пересчитывал в оружейной комнате автоматы и боеприпасы. Вдруг из оружейной комнаты раздался грозный крик старшины:
– Федоренко, это что такое?
Младший сержант Федоренко, по прозвищу Дерипопка (это звание он заслужил от чрезмерного служебного рвения и торопливой исполнительности), вскочил со стула. В это время он как раз подшивал подворотничок. Вскочив, машинально воткнул иглу с ниткой в мягкую часть стула и опрометью помчался на голос старшины.
– Федоренко, это что такое, я вас спрашиваю, – старшина держал в руках сломанный штык-нож и ножны, в которых торчала вторая часть лезвия. Федоренко только что сдал дежурство, но такого он и во сне не мог представить. Кто мог додуматься сломать штык-нож? Установить, чей штык-нож никакого труда не составило. Все оружие имеет номер и владельца. Владельцем сломанного оружия оказался Валера Коваленко. Валерца со смиренной миной, требующей сочувствия, поведал, что это случилось еще в карауле, в Гореничах. Когда шел на пост, случайно споткнулся и упал, а пристегнутый к автомату штык-нож уткнулся в бордюр и сломался. В глазах Валерцы было столько наивной искренности, что экспертизу проводить не стали, а поверили на слово. Старшина составил акт, а младший сержант Федоренко пошел на свое место продолжать подшивку подворотничка. Вздохнув с облегчением, что ответственность за штык-нож с него снята, Федоренко плюхнулся на стул. Через мгновение на всю казарму раздался дикий ор разъяренного быка, переходящий в вой собаки, которую огрели дубиной. Младший сержант Федоренко взвился соколом со стула, а в заднице у него торчала швейная игла, вошедшая по самое ушко, и только белая нитка указывала на место акупунктурной точки. Его круглые растерянные и удивленные глаза взывали о помощи. Первым на помощь рванулся Валера Коваленко, он бережно за ниточку извлекал как хирург из раненого бойца инородный предмет. Причем получилось это не сразу, так как предмет вошел основательно и глубоко в мягкую ткань большой ягодичной мышцы. С горем пополам Валера справился с задачей, спасая жизнь товарищу. Этот порыв Валеры можно было объяснить, так как он человек добрый и порядочный, и за добро всегда готов платить благодарностью, тем более, когда рыльце в пушку. На самом деле, история со сломаным штык-ножом была такая. Валера сменился с наряда по КПП номер два, делать там особо нечего – несколько раз открыть ворота, пропустить грузовые автомобили, только и всего. Но около ворот рос огромный старый тополь, наполовину высохший. Именно на нем Валера и отрабатывал технику метания штык-ножа. Увлекшись, он наращивал силу броска, пытаясь засадить нож по самую рукоятку в воображаемого противника, но как выяснилось, даже дуракоустойчивая военная техника может не устоять перед добросовестным курсантом. Натурные испытания штык-ножа показали, что в рецептуре недостаточно легирующих элементов, типа марганца, придающих упругопластичные свойства металлу, и, скорее всего, конструкторы не предполагали такую интенсивную эксплуатацию штык-ножа.
Часть 3
Время на втором курсе побежало быстрее. Произошли существенные перемены: на смену нашему начальнику курса Бельды-Скоропису, пришел майор Заболотный Валерий Дмитриевич. Сам он был из десантуры и, окончив офицерский факультет нашего же училища, был назначен начальником курса. Это был рослый, открытый, с чувством здорового армейского юмора замечательный человек. В отличие от прежнего начальника он не любил интриги, не давил психологически на курсантов, одним словом, относился к нам как старший брат и за это сразу завоевал уважение и доверие курсантов. Это теплое чувство к нашему Люму мы пронесли через всю свою жизнь. Почему мы его назвали Люм? Так это от слова «алюминий». Как-то он пошутил в ответ на чей-то вопрос: «Все пойдут грузить люминий, а самые умные пойдут грузить чугуний». С тех пор Валерий Дмитриевич и стал Люмом.
Неизменным курсовым офицером оставался Томашевский. Человек-кот. Он так и остался до конца своей военной карьеры курсовым офицером и звание капитана получил чуть ли не одновременно с нами, так как не хотел расставаться с теплой должностью в столичном городе. Капитан же Скоропис, получив звание майор, занял должность преподавателя на кафедре тактики. Чувствовалось, что он по горло был сыт работой с личным составом. Теперь же у него в подчинении были только учебные планы и отчеты.
Все шло согласно обычному плану, как вдруг в один из дней на построении нам объявили, что мы на месяц выезжаем в Гореничи для участия в съемках фильма «Шальная пуля». Вот это номер. Мы ржали и готовились стать звездами советского, а, может быть, и международного уровня. Кто его знает, вдруг премия «Оскар» выпадет. Фильм снимали совместно две киностудии: студия Довженко и «Грузия-фильм». Действие происходило в период Первой Мировой и Гражданской войны, зимой. Как раз у нас был месяц февраль, по-украински «лютый». Месяц действительно выдался на редкость морозный и ветреный. Главный герой фильма – Киквидзе Василий, Васо, грузинский участник Первой Мировой и красный командир в Гражданскую войну. Нас переодели в форму белогвардейских солдат, некоторым наклеили бороды и усы. В этом смысле мне повезло: борода и грела, и давала защиту от ветра. Холод был жуткий. Повезло и Филипченко: он с бородой стал похож на небритого ковбоя с длинной шеей. Почему с длинной шеей? Потому что, когда холодно, обычные курсанты принимают позу пингвина: плечи отводятся назад, а руки плотно прилегают к бокам, шея втягивается в грудную клетку. А Филипченко мужественно переносил все тяготы и лишения воинской службы, наоборот вытягивая шею, показывая, что холод наследникам Суворова нипочем.
Ежедневные съемки на полигоне, продуваемом всеми февральскими метелями, заставили нас проявлять изобретательность и смекалку. Артисты кино грелись в перерывах в теплушках, где были печи-буржуйки, а мы разводили костры из подручных материалов. Греясь возле костра, ноги в сапогах не отогревались, поэтому сапоги все ближе и ближе подвигались к заветному источнику тепла. Приятное тепло наконец дошло до пальцев ног, даже стопы отогрелись. Но тут вдруг замечаю, что носки сапог почему-то загнулись вверх, как у Хоттабыча. Деформация оказалась необратимой, и в таких чувяках на восточный манер мне пришлось ходить до конца съемок, так как завхоз курса прапорщик Лисаченко появился только к марту в нашем расположении. Ну делать нечего, в армии приходится адаптироваться к любым условиям быта и службы.
А тем временем мы снимались в батальных сценах. Нам раздали мосинские винтовки с трехгранными штыками и холостые патроны. Но надо знать курсантов: тут же ,то там, то здесь раздавались выстрелы для апробации нового вооружения. Мы вступали в рукопашные схватки с противником, а противником для нас были курсанты общевойскового училища, которые изображали Красную Армию. Мы сами хоть и всей душой за марксистско-ленинскую теорию, но, согласно сюжету, с криком: «Бей краснопузых!» – бросались в рукопашную. Мне как спортсмену-борцу повезло попасть на крупный план такой схватки, где, выбив из рук оружие, я провожу амплитудный эффектный бросок за одну руку. Называется «кочерга». Нас взрывали, нас задымляли, одним словом, настоящая война. Никто не забудет, как грузинский режиссер с характерным акцентом командовал протяжно: «Гиви! Давай дыми!» Надо отметить, что ощущение боя было абсолютно реальным, особенно когда начался артобстрел по нашим позициям. Взрывались заряды на брустверах и возле наших окопов. Помню, как мое тело подбрасывало вверх в окопе от взрывов, причем подбрасывало довольно высоко. Было реальное опасение, что меня выбросит из окопа. Да и был он неглубокий. Поэтому при очередных взрывах очень приличной мощности пальцы рефлекторно вонзались в землю, чтобы не вылететь на бруствер, где тоже был заложен заряд. Грузинский пиротехник отрывался по полной программе, огня не жалел. И вот в один из дней съемки массовой сцены боя произошло следующее.