— Нет проблем, — успокоила ее Ханна. — Я ее встречу.
— Спасибо. Я знала, что могу на тебя рассчитывать. Ну, мне надо бежать. Кэрри заедет за мной через пять минут, а мне еще нужно заняться прической. Мы сегодня утром оформляем главную витрину.
Ханна улыбалась, когда положила трубку, — редкий случай после разговора с мамой. Здорово, что Мишель приезжает домой.
К семи тридцати Ханна уже многое успела. В духовках — партия Лимонной Меренги, и сахарные печенья «Ретро» для свадебного приема Памелы и Тоби готовы. Она налила последнюю чашку кофе из термоса, села за стойку из нержавеющей стали и взяла одно из неудавшихся печений. Печенье было не совсем круглым, а она хотела, чтобы свадебные печенья были совершенными. Она уже почти надкусила его, как реальность вдруг напомнила о себе. Ей нельзя есть печенье. Она на диете. В глубине души она знала, что ей нужно сбросить минимум двадцать фунтов, а то и больше. И если подумать, то, может, поэтому-то Норман и не звал ее замуж.
Со вздохом Ханна положила печенье обратно на тарелку. Ей нужно тренировать силу воли. Она должна быть сильной. Нужно убедить себя, что она любит низкокалорийный творог и салаты, пока снова не удастся влезть в летние брюки. Как только она похудеет, Норман посмотрит на ее новую, стройную фигуру и задаст решающий вопрос. А она скажет… А что она скажет-то? Неужели ей действительно хочется выйти замуж за человека, который не просит ее руки, потому что у нее лишние двадцать фунтов?
Рука Ханны снова потянулась к печенью. Ей нужен мужчина, который примет ее такой, как она есть. Если двадцать фунтов (или около того) служат камнем преткновения между перспективой остаться старой девой и блаженством замужества, то в мире что-то не так. И вообще, выйти за Нормана значит отказать Майку Кингстону.
С губ Ханны сорвался вздох, когда она подумала о Майке. Он — красивый и сексуальный старший детектив управления шерифа округа Уиннетка. Он также напарник ее зятя, и Билл без смущения твердил Ханне, что хотел бы видеть ее женой Майка. Андреа тоже нравился Майк, но она придерживалась точки зрения матери. Любой сгодится — главное, чтобы был не женат.
Мысль о маме заставила ее отдернуть руку, не взяв печенья. Если удалось бы похудеть и Норман бы позвал замуж, Делорес перестала бы играть в сваху и пытаться свести ее с каждым подходящим мужчиной, оказавшимся в поле зрения.
Но хотелось ли ей вообще выходить замуж именно сейчас? Ханна опять потянулась за печеньем. Может, ей лучше остаться полненькой, оттягивая тем самым предложения о замужестве, и встречаться одновременно и с Норманом, и с Майком до скончания века.
Тут открылась задняя дверь, и Ханна отняла руку от тарелки с печеньем. Вид у нее был явно виноватый, и она смущенно улыбнулась помощнице Лайзе Герман.
— Доброе утро, Лайза.
— Привет, Ханна. — Лайза повесила сумочку на вешалку, схватила фартук и, надевая его, с любопытством посмотрела на Ханну. Она была стройной, и ей пришлось обмотать фартук вокруг себя и закрутить завязки вокруг талии дважды.
— Я видела, как ты положила печенье обратно. С ним что-то не так?
— Нет. Я уверена, что оно вкусное.
— Так почему не угощаешься?
— Потому что я на диете. Никаких десертов, пока не сброшу двадцать фунтов. Если увидишь, что я тянусь за печеньем, дай мне по руке.
— Ладно. Но с чего все это?
— Из-за моих летних брюк. Я купила их прошлым летом, а теперь не могу даже молнию застегнуть.
— Странно. По мне, так у тебя нет лишнего веса.
— Ну, ты, может, не замечаешь, но… — Ханна остановилась и вздохнула. — Норман дом купил.
— Да? — изумилась Лайза.
— Это дом, который Ронда Шарф унаследовала от своей троюродной тетки. Он придет сюда утром подписывать документы.
— Значит, Норман переезжает?
— Еще нет. Он собирается снести старый дом и начать строительство дома мечты, который мы спроектировали на конкурс.
— Это прекрасно, — сказала Лайза, подходя к раковине вымыть руки. — Но какое это имеет отношение к твоей диете?
— Он позвонил утром рассказать о доме, но замуж не позвал.
Лайза повернулась и строго взглянула на Ханну.
— И ты действительно думаешь, что твой вес — единственная причина, по которой Норман не сделал тебе предложение?
— Ну… нет. Но…
— Пойми меня правильно, — прервала ее Лайза. — Садись на диету, если тебе охота, но не используй Нормана как предлог. Он без ума от тебя. Любой это скажет. Я думаю, он на днях сделает тебе предложение.
Ханна воспрянула духом.
— Ты правда так думаешь?
— Абсолютно. Просто некоторым мужчинам нужно время, чтобы решиться. Я встречаюсь с Хербом так же долго, как ты с Норманом, но предложения он мне до сих пор не сделал.
— А ты хотела бы? — Ханна тут же пожалела о сказанном. Отношения Лайзы с Хербом ее не касались. Но Лайзу вопрос не задел, и она слегка улыбнулась, вытирая руки.
— Иногда мне хочется. А тебе? Ты хочешь услышать это от Нормана?
— Не знаю. Но я точно не хочу, чтобы он сделал предложение другой.
Лайза рассмеялась.
— Я не думаю, что существует такая опасность. Как диета? Продолжается?
Ханна на секунду задумалась.
— Да. Не могу же я себе позволить обновить весь гардероб.
— Вот это уже хороший повод для диеты, — сказала Лайза, направляясь к двери в кафе. — Я пойду сварю кофе, чтобы ты могла употребить что-нибудь без калорий.
Сработал таймер, и Ханна поднялась, чтобы вытащить пироги из духовки. Когда она выставила их на противнях остывать, Лайза вернулась с чашкой ароматного горячего кофе.
— Вот, держи. — Лайза вручила ей белую кружку с большой красной надписью «Корзина печенья». — Это тебя взбодрит. А раз у тебя станет больше энергии, сможешь сжечь больше калорий. И все будет замечательно.
Ханна, собравшаяся сделать первый глоток, заметила несоответствие в этих словах, но Лайза уже смотрела на ряды испеченных пирогов.
— Думаю, что лимонный — твой лучший пирог. Конечно, вишневые тоже хороши. Они так аппетитно выглядят, этот ярко-красный сок, проступающий сквозь кружева корочки… А твои яблочные пироги так просто роскошные — румяные и так славно пахнут. Ну а пироги с голубикой так вообще…
— Хватит! — жестом прервала ее Ханна. — Я же на диете, ты помнишь?
Лайза смутилась.
— Прости, Ханна. Забудь все, что я говорила о твоих пирогах. Ну что, свадебные печенья остыли, наверное, так начинать их украшать?
— Да, пора уже.
Лайза пошла к стойке и начала просеивать сахарную пудру в чашку.
— Я приготовлю глазурь и для начала сделаю инициалы.
— Хороший план. Они как раз подсохнут, и ты начнешь рисовать фиолетовые сердца.
— Лиловые, — поправила Лайза, отмеряя пудру в другую чашку. — Невеста хочет, чтобы инициалы были такими же голубыми, как летнее небо на рассвете. А сердца чтобы были цвета первых весенних фиалок.
Ханна вскинула брови.
— Ну, это конечно же поэтично, но в итоге сводится к голубому и светло-фиолетовому, так?
— Точно, — сказала Лайза с усмешкой, размешивая масло и доставая густые сливки.
Пока Ханна замесила следующую партию печенья и начала печь, Лайза закончила глазурь и наполнила ею кондитерский мешочек. Ханна взглянула на нее несколько раз, когда та выводила голубые инициалы на печеньях. На первых порах работа Лайзе не слишком удавалась, но она очень старалась, и ее упорству можно было только позавидовать. Лайза постепенно набила руку, а значит, «Корзина печенья» теперь может предложить клиентам индивидуальный дизайн печений для любого события.
Они закончили работу одновременно, и Ханна решила полюбоваться работой Лайзы.
— Они прекрасны, — сказала она, улыбаясь помощнице. — Ну пошли. Я думаю, мы заслужили кофе.
Войдя в кафе, Ханна первым делом включила новые потолочные вентиляторы. Лопасти неспешно вращались, и ветерок трепал красные, белые и синие ленты, которые Лайза развесила под потолком в честь Четвертого июля.
— Иди, присядь. Я принесу нам кофе, — сказала Лайза, направляясь к большому кофейнику за стойкой.
Ханна села за любимый столик. Он находился в глубине кафе, но отсюда через зеркальное окно было хорошо видно улицу. У этого столика было одно серьезное преимущество. Кафе казалось пустым, но иногда кто-нибудь заглядывал с улицы, прижав нос к стеклу. Клиенты не видели их, и потому не стучались и не просили открыть пораньше.
Ханне нравилось, как Лайза украсила кафе. Жители Лейк-Иден патриотичны, и Четвертое июля — один из главных праздников городка. С утра будет парад, днем — политические речи и разные мероприятия, а вечером — пикник и барбекю на берегу озера Иден, и, конечно, фейерверк.
— А что с этим вентилятором? — спросила Лайза, ставя кружки с кофе на стол.
— С каким?
— Тем, который у тебя над головой.
Ханна взглянула вверх и увидела, что один вентилятор не вращается.
— Я не знаю, но сегодня Фредди и Джед придут устанавливать новые полки в кладовой. Я попрошу их посмотреть.
— Фредди хорошо выглядит, — заметила Лайза, садясь рядом с Ханной. — Он сказал мне, что Джед напоминает ему, чтобы он принимал душ по утрам и одевался в чистую одежду.
— Это большой плюс. А то я помню, как пару раз оказывалась с наветренной стороны от него.
За кофе Ханна думала о Фредди Сойере. Он был умственно отсталым. Фредди жил случайными заработками, кроме того, его мать перед смертью вложила деньги в какие-то ценные бумаги, и он получал скромные проценты. Фредди было тридцать с небольшим, но его простодушие и мальчишеская улыбка делали его моложе. Он жил за городом, у Олд-Бейли-роуд, в доме, многие годы принадлежавшем его матери. Его двоюродный брат Джед переехал к нему в прошлом месяце и, судя по всему, хорошо влиял на Фредди.
— Люди недооценивают Фредди, — горячо сказала Лайза. — Они думают, что он не способен учиться, но они ошибаются. Дженис Кокс сказала мне, что она научила Фредди определять время.
— Это хорошо, — сказала Ханна. Она повернулась и увидела, что к кафе подъехала машина. — Это Андреа, и что-то она рано. У нее встреча с Норманом не раньше девяти тридцати.