— Осторожнее, дон Гаэтано. Вы ведь ещё собираетесь танцевать этими ногами, я правильно понимаю?
— Ой, донна Элоиза, вы здесь. Вы правильно им всем вставили, нечего. Я запарился уже всех на эти танцы зазывать и собирать, и вот что получается в итоге!
— В итоге, я думаю, всё будет очень прилично. Последние занятия, они… всегда такие. Кто-нибудь выучит, кто-нибудь вспомнит, кто-нибудь устрашится и не полезет.
— Да знаете, у нас ещё одна проблема. Музыканты. Я договорился, они должны были приехать в понедельник и остаться до конца недели. И все финальные репетиции были бы под живую музыку. А сейчас мне звонят и говорят — первая скрипка попала в аварию! Ну, то есть, не сама скрипка, а тот мужик, который на ней играет. Сломал ноги и лежит на вытяжке. А остальные не умеют без первой скрипки, и другой у них нет! А я понятия не имею, откуда эти чёртовы скрипки берутся. Я думал, их, ну, много, а никого нет. И у маэстро Фаустино тоже никого нет, кто был бы свободен на наши даты. И нам светит танцевать под ноутбук с колонками!
— Погодите, — Элоиза выбросила стаканчик и подошла к нему. — Сколько музыкантов осталось? Выбыл один, я правильно поняла?
— Пока один, — криво усмехнулся Гаэтано. — Остались ещё одна скрипка, вторая, виолончель, флейта и клавиши. По мне — и так достаточно, но они упёрлись — нет, и всё.
— Это ансамбль?
— Вот струнные как раз из ансамбля. Клавишник отдельно, и флейта тоже отдельно. Им ещё наши танцы учить! Вы не знаете, откуда берутся эти первые скрипки?
— Я могу дать вам номер моей тётушки Женевьев де Шатийон, именно она занимается организацией музыки на наших семейных рождественских балах. Я думаю, она сможет вам подсказать — где найти недостающего музыканта.
Гаэтано светлел прямо на глазах.
— Донна Элоиза, вы меня спасаете! И возможно — весь наш проект.
— Записывайте номер, благодарить будете потом.
— Когда ей уместно позвонить?
— Сейчас — нормально. Днём она ведёт занятия в университете. Вообще, конечно, моя племянница когда-то играла на скрипке, но уже два года как бросила. И в будущую пятницу она ещё не освободится от экзаменов в школе.
— Вот эта девушка, которая у вас гостила? На скрипке? — изумился Гаэтано.
— Да, — посмеивалась Элоиза. — Вообще-то, у неё остались фортепиано, гитара, флейта и вокал. И теория, конечно же.
— Я помню, она играла на гитаре и классно пела. Но скрипка — там же не подписано, куда пальцы ставить!
— Строго говоря, на гитаре тоже не подписано, — Элоиза уже хохотала.
— Там хотя бы лады посчитать можно! А у этих, которые на скрипке, наверное мозги по-особому устроены, не иначе!
— Дело привычки, — пожала плечами Элоиза.
Тем временем «Морячка» закончилась, и она пошла в зал — маэстро Фаустино объявлял следующий танец.
В субботу следовало забыть обо всей текущей суете и поехать к Доменике Приме на очередное занятие. Конечно, можно и отменить, но в следующую субботу уж точно никто бы никуда не поехал — это после праздника-то, ага, а слишком длительные перерывы пользы не приносят.
Поэтому встала и отправилась. И более того, попросила у Франчески часы — показать специалисту по нестандартным предметам. Франческа охотно дала и пробурчала что-то вроде «пускай себе оставит, если надо, или вы заберите».
Последние два раза с Доменикой занимались уже не коконами и прочими защитами, а разбирали возможности агрессивных воздействий. Как использовать подручные средства и не разгромить при этом собственный кабинет. Как не задушить до полусмерти, но напугать, чтобы человек сам сбежал. И если уж иначе никак — то какие собственные внутренние органы могут отвлечь человека от причинения вреда другому человеку.
Пришлось крепко освежить в памяти анатомию. А потом уже практиковаться — мышцы, суставы, связки, сосуды. Прижать, уколоть, вызвать спазм. Сначала Доменика показывала всё это на самой Элоизе — такая уж у неё был методика. А потом великодушно позволяла повторить на себе. И приговаривала, что никто лучше неё не сможет отследить точность попадания и правильность выполнения.
Но потом повторяла, что чаще, чем раз в две недели, не может. Не успевает восстанавливаться.
Впрочем, её саму когда-то учили именно так.
А когда урок закончился, обе дамы привели себя в порядок и сели пить кофе. И Элоиза достала часы.
— Вот, взгляни на этот предмет и расскажи, что ты о нём думаешь.
— Думаю, что это часы, — усмехнулась Доменика и взяла их в руку.
Прикрыла глаза, ощупала, послушала. Взвесила на ладони.
— Как тебе? — сама Элоиза, к слову, ничего необычного в этих часах не ощущала.
— Знаешь, есть что-то, чего я не могу понять. Дай руку, — Элоиза безропотно протянула правую ладонь, Доменика поместила её на часы, лежащие на её левой ладони, а правой накрыла сверху. — Вот, так чуть лучше. Какие-то эксперименты со временем, только они дают такую странную вибрацию, кстати, ты её ощущаешь?
Элоиза не ощущала. А потом продышалась, сосредоточилась… и поняла, что корпус часов в самом деле слегка вибрирует. Тихо и ритмично.
— Значит, всё правда? — быстро спросила Элоиза.
— Понятия не имею, — пожала плечами родственница, положив часы на стол. — Если расскажешь, о чём ты — буду знать.
Элоиза, естественно, рассказала.
— Это у нас, знаешь ли, вторая по популярности история нынешнего месяца, после юбилея его высокопреосвященства.
— Говоришь, нужно открыть. Открыть крышку часов или механизм?
— Те люди, от которых часы попали к нам, открывали механизм.
— Хорошо. Откроем сначала крышку.
Доменика открыла крышку — часы тикали, стрелки двигались, время показывали правильное. Ещё бы — Артуро хорошо смазал их внутренности.
— Нет, я не ощущаю изменений, — покачала головой Доменика.
Добавление ладони (и силы) Элоизы тоже ничего не изменило — вибрация сохранялась в прежнем режиме. А потом Доменика захлопнула крышку, взяла лупу, внимательно осмотрела корпус часов, разглядела маленькое отверстие и ткнула в него золочёной иглой, лежащей в специальной вазочке на столе. Задняя панель медленно отошла.
Механизм работал, колёсики крутились. Элоиза вспомнила мультфильм про человечков, которые подобный механизм обслуживали, не сдержала улыбки…
— Ой! — непроизвольно воскликнула она, когда ощутила укол прямо в центр ладони.
— Видишь? Характер вибрации изменился. Верно, для такого опыта нужны бриллианты, они отражают свет, преломляют его и направляют лучи между деталей механизма. Почему-то этого достаточно. Не знаю, я всегда воспринимала такие вещи, как данность, я не разбиралась, как именно их делают. Держи сама, — Доменика положила раскрытые часы на ладонь Элоизе.
Без помощи ощутить вибрацию было намного сложнее, но теперь Элоиза понимала, как её услышать, и слышала. Значит, история не врёт. Значит, Франческе принадлежит работающий артефакт. Значит…
Элоиза вздрогнула от щелчка — крышка захлопнулась.
— Да, правильно, он ведь забирает время жизни, — пробормотала она. — Если всё правда, то и этот момент правда.
— Вот именно, а мне это, сама понимаешь, критично, — ворчливо сказала Доменика. — В библиотеке есть книжица о темпоральных трансформациях, я сейчас позвоню, чтобы тебе дали. По дороге зайдёшь и возьмёшь. Почитай, лишним не будет.
И она позвонила сестре Аннуциате, библиотекарю, чтобы та нашла и выдала Элоизе требуемую книгу.
Воскресенье и понедельник промелькнули так, что Элоиза их практически и не заметила. Работа — по графику. Танцы — пропускать невозможно, на неё смотрят умоляюще и маэстро Фаустино, и Гаэтано, и утверждают, что без неё они не справляются.
А ещё маэстро Фаустино заикнулся, что раз она танцует барокко, то могла бы исполнить что-нибудь сольно, а все бы полюбовались… Элоиза понадеялась, что взгляда, выражающего все её эмоции, оказалось достаточно, и говорить ничего не придётся.
Не пришлось. А стоящий рядом Себастьен посмеялся, но потом учинил расспросы — а почему это она танцевать не хочет. Тут уже пришлось поискать слова, и Элоиза надеялась, что их тоже оказалось достаточно.
Непосредственная дата юбилея была во вторник, и Шарль заранее предупредил, чтобы — никакой суеты во дворце по этому поводу, пожалуйста. Во вторник будет служба в Ватикане, в среду и четверг — поздравительные мероприятия там же, и к пятнице он предполагает уже отстреляться и праздновать с ближним кругом, то есть со своими сотрудниками. Каждый день он отправлялся в Ватикан, возвращался вечером, иногда поездок было две.
Во дворец прибыли несколько близких друзей Шарля, священнослужителей, места службы которых были разбросаны по всему миру. Из них знакомым Элоизе оказался только епископ Волли, который прибыл из Латинской Америки и сообщил между делом, что его подопечный ведёт себя смирно и выполняет всё, что должен.
В итоге большая часть сотрудников службы безопасности находилась на разных постах по городу, либо же в сопровождении машины его высокопреосвященства. Данные в реальном времени подавались в разные устройства начальства означенной службы, и кто-то из троих — либо Марни, либо Лодовико, либо Гаэтано, либо как-то ещё — сопровождал кардинала лично. Скажем, на торжественную вторничную службу ездили Себастьен и Лодовико, и отец Варфоломей, и потом рассказывали о степени пафоса и о деталях.
В среду Элоиза и Себастьен сидели за столом в обеденной зале и ждали, пока им принесут обед. Элоиза пила кофе, Себастьен лениво ковырялся в планшете — он его завёл как раз на нынешнюю неделю, чтобы проще было контролировать всякое и разное.
Им принесли бульон, и мясо к нему, и зелень, и ещё кофе, и тут всю эту благодать расколол негромкий, но мерзкий пищащий звук. Элоиза не сразу сообразила, что он исходил как раз из того самого планшета. А пока соображала, Себастьен уже слушал отчёт. Молча, не комментируя. А потом стремительно поднялся.
— Прошу прощения, Элоиза, я не смогу продолжить сейчас.
— Погодите, — она поднялась тоже. — Выйдем вместе.