Когда об этом узнал Гаэтано, то долго говорил — какой же он дурак, раз не увидел такой простой возможности.
Кьяра послушала, хмыкнула и ответила — какие, мол, твои годы, научишься ещё.
— Донна Элоиза, скажите, что я делаю не так. Я же вижу — вроде хожу как надо, но что-то не то.
Гаэтано хмурился. Мало того, что он заварил всю эту кашу с танцами три раза в неделю — в среду, пятницу и воскресенье — так ещё и добавил для желающих возможность практиковаться без маэстро Фаустино под музыку по понедельникам. По нему прогресс был заметен очень хорошо.
— Дон Гаэтано, не то у вас потому, что вы слишком увлечены собственными ногами. Сейчас не вы меня ведёте, а я вас веду. Понимаете, о чём я?
— Не очень, честно сказать.
— Давайте выйдем наружу, — она вывела его в коридор, где в тот момент никого не было. — Сейчас я возьму вас, как даму, и проверну. Вот так, понимаете? — она взяла его, как даму, положила руку ему на талию и провернула их пару этой рукой.
Как давно она не делала ничего подобного, оказывается.
— Ой. Неожиданно, — рассмеялся он. — А ведь я понимаю. Вы позволите попробовать с вами?
— Пробуйте.
— Вот так? — и вправду, он довольно прилично стал её доворачивать. — Так это легко! И, не стану скрывать, приятно. Благодарю вас.
— Попробуйте провернуть ещё какую-нибудь даму. У вас получится, я уверена.
Не успел отзвучать первый такт вступления, как рядом с Элоизой образовался запыхавшийся Бернар Дюран. Он обычно не заглядывал на занятия, а тут вдруг появился.
— Элоиза, я хочу пригласить вас.
— С удовольствием, Бернар, — улыбнулась она, и оперлась ребром ладони на его плечо.
— Да-да, пока вас не перехватили никакие мальчишки, — фыркнул он.
— Желаете пройти круг-другой с дамой, которая ходит своими ногами? — подняла она бровь.
— И это тоже, — кивнул он и закружил её с силой, но абсолютно точно в такт.
Умные люди любые свои качества превращают в достоинства, и Бернар был как раз из таких. Его немалые габариты внушали уважение, но он отлично с ними управлялся. Более того, он понимал, что тяжёлое тело обладает большой инерцией, и далее оставалось только запустить это тело по правильной траектории. Элоиза добавила от себя некоторый противовес… и их пара полетела по паркету, как хорошее пушечное ядро. Нет, это совсем не похоже на вальс с Себастьеном, но так тоже здорово.
Они неслись по залу и смеялись. Менее поворотливые пары разбегались от них в разные стороны.
Вальс завершился, они церемонно поклонились друг другу и снова расхохотались.
— Бернар, с вами приятно не только работать, — заключила Элоиза.
Через две недели танцы стали постоянным и привычным явлением во дворце. Наверное, все постоянные жители хотя бы по разу там отметились — кто-то попробовал и не вдохновился, а кто-то, наоборот, ухватился за возможность выучиться чему-то новому и потенциально полезному. Элоиза вдруг поняла, что ей процесс очень нравится — она оказалась фактически в статусе второго преподавателя. Её слово имело вес, потому что она знала теорию — как-то вдруг сами собой вспомнились формулировки и словечки её учителей — и, кроме того, могла всё показать. Ну и невербально подтолкнуть в нужном направлении тоже могла, но об этом участники проекта не догадывались. Получилось так, что без танцев у неё осталась только суббота — дважды в неделю она тренировалась сама, и ещё четыре раза — пропадала на проекте. Себастьен не каждый раз мог составить ей компанию — но всегда танцевать с ним было большим удовольствием. И когда он приходил, то остальные даже и не думали её приглашать — перед ним уважительно расступались, а когда они танцевали — на них смотрели во все глаза. Элоиза подозревала, что самые разумные ещё и пытались у них что-то перенимать — манеру, жесты, движения.
Она двадцать лет не танцевала так много. И уже успела забыть, как это тяжело. И как здорово.
Когда все постоянные участники проекта научились худо-бедно поворачиваться в вальсе и при этом держаться нужной траектории — маэстро Фаустино затеял разучивать вальсы с фигурами. Сначала Элоиза недоумевала — зачем схема, они же не выступать собрались? Но маэстро объяснил, что очень часто схема подразумевает короткую последовательность, а затем смену партнёра и повторение всего в новой паре — и оказалось, что это даже весело. Набор фигур, встречавшихся в разных сочетаниях от танца к танцу, был конечным, она его быстро выучила, Себастьен, кажется, тоже, да и другим умелым оказалось совсем несложно. Те, кто начал недавно, судорожно придумывали, как лучше запоминать последовательность движений и задавались вечным вопросом, как отличить один танец от другого.
— Донна Элоиза, скажите, что вы думаете о программе нашего мероприятия? — спросил её как-то маэстро Фаустино, он уже выяснил, кем ей приходится Жан де Шатийон, о рождественских балах которого маэстро был наслышан. — Мне кажется, что нужно добавить что-нибудь ещё, но мазурка в нашем случае исключена, а на любую кадриль мы потратим слишком много времени.
— Так контрдансы же. Мы, помнится, в юности учили какие-то, — ответила Элоиза. — Мы становились парами в колонну, рассчитывались на первые, вторые и третьи, и некоторым образом взаимодействовали.
— Точно, контрдансы. Отличная идея, спасибо!
Так в программе появились контрдансы. Они тоже представляли собой конструктор из ограниченного количества фигур и исполнялись на простых шагах, в отличие от того, что помнилось Элоизе. Впрочем, на простых шагах это тоже было весело.
Некоторые контрдансы оказались вальсовыми и их танцевали если не в колонне, то по кругу. Что-то из этого Элоиза даже припомнила — она давно не была на рождественском балу в Шатийоне и подзабыла, что там танцуют.
А потом маэстро оглядел участников проекта, нахмурился, что-то решил внутри себя и добавил польку в обороте. Показал шаг. Позвал всех в круг и подиктовал «шаг-приставили-шаг-повернулись». А потом попросил о помощи Элоизу, чтобы с ней в паре показать, как это должно выглядеть.
Получил море аплодисментов и восторженных воплей, и такое же море недоверия — нет, мы этого не сделаем, потому что не сделаем никогда.
И тогда маэстро построил всех в пары и заставил долго ходить это самое «шаг-приставили-шаг-поворот». Ну а поскольку поворачиваться в паре все уже более-менее умели, то довольно быстро поняли и завертелись. Некоторое время выходить на паркет было страшновато — пары носились и скакали, периодически врезаясь друг в друга. Маэстро подумал и стал ограничивать количество танцующих пар в единицу времени — пока не научатся взаимодействовать с соседями.
— Скажите мне на милость, господин Гвидо, что вы хотите найти на полу? Там ничего нет, уверяю вас.
— Маэстро, там мои ноги, — пожал плечами Гвидо.
— На них выросли когти? Или вам жмут ботинки? — строго вопросил маэстро Фаустино, а Гвидо тем временем был, судя по его виду, готов сквозь землю провалиться.
— Нет, маэстро, ничего из названного вами не случилось.
— И то хорошо! Поднимите уже голову и посмотрите на свою даму, иначе она скоро сбежит от вас! Потому что соскучилась! Она не с тренажёром танцует, а с кавалером! И вы, господин Адриано!
— Но маэстро… — попробовал возразить Адриано.
— Ничего не желаю слушать! Вы можете поднять ногу и не смотреть на неё при этом, а уж двигать ею по полу — тем более, понятно? Дамы, вас это тоже касается! Госпожа Лаура, выше нос! Четыре такта в открытой паре по ходу танца, четыре такта в обороте, пять-шесть-семь-начали!
Не то жара на улице, не то середина недели — была очередная среда, не то ещё какие неизвестные обстоятельства владели умами, ногами и корпусами, но танцевать сегодня было трудно. Ноги поднимались плохо, спины не держались, руки сворачивались и упирались локтями в талии. Элоизе хотелось спать. Нет, она понимала, что делает маэстро и чего он хочет добиться, но сто первое упражнение добило и её. Она потихоньку зевала.
Маэстро Фаустино ещё немного подиктовал упражнения, а потом взмахнул руками и возопил:
— Нет, я так больше не могу. Мне кажется, что меня сегодня никто не слышит! Перерыв! Госпожа Элоиза, может быть, вы сможете объяснить хотя бы дамам, куда им следует смотреть в танце? У меня закончились слова!
— А куда смотреть? — фыркнула Лаура Форназари. — На Октавио? Что я в нём не видела?
— Не хочешь смотреть — не танцуй, — подмигнула Кьяра. — Донна Эла, а правда, куда смотреть?
— На партнёра. Но не то, чтобы пять минут не сводить с него глаз — если нет к тому особого повода, конечно, — усмехнулась Элоиза. — Если такой повод есть, то вопроса «куда смотреть» не возникает. Можешь попробовать чередовать — на партнёра, на соседние пары, на зрителей.
— А они на меня не смотрят! Сильвио всё время бормочет себе под нос «шаг-обошли-приставили-шаг-закрест-поворот»! — скривилась Агата Леончини. — Хорошо ещё, если повезёт попасть в пару с кем-нибудь, кто умеет, или не умеет танцевать, но хотя бы умеет разговаривать!
— Поймайте взгляд. Подмигните, улыбнитесь. Если совсем весь в ногах — скажите что-нибудь, пусть посмотрит на вас, — взглянула на неё Элоиза.
— Меня никогда не приглашают те, кто умеет, — пробурчала Летиция Кальвано. — Только если я осталась последняя в мире, а вокруг уже все в парах!
— Чтобы вас приглашали, вас должно быть заметно. Знаете, есть такое умение у иных дам — быть незаметными. Даже если они стоят посреди бальной залы. Вы часто просто так разговариваете с теми, с кем хотите танцевать?
— В смысле — просто так? — не поняла Летиция.
— Просто здороваетесь, прощаетесь, желаете доброго утра, спрашиваете, как дела?
— А зачем? — она действительно не понимала.
— Скажите, а какой интерес тогда с вами танцевать? С дамой, которая не желает общаться, и пока ещё не слишком уверенно танцует? Это не работа, и не поручение от начальства, это личная инициатива. Понимаете, кавалер должен захотеть вас пригласить.
Летиция смотрела хмуро, в её голове очень явственно шевелились непривычные мысли.