– Они вынуждены жить здесь, – поняла я. – Всегда. Всю жизнь здесь, не сходя с этого острова и…
– И это тоже жизнь.
Мы замолчали. Я машинально стала теребить мамину сережку. Обычно она пряталась под рубашкой, я никому не хотела ее показывать, ни с кем не хотела делиться, но тут рука сама потянулась, потому что какая-то важная, очень важная мысль, казалось, вот-вот придет в мою дурную голову и я пойму, разгадаю загадку.
– Что это у тебя? – Леда Вашти аккуратно, но крепко высвободила мамину сережку из моих пальцев и уставилась на меня так, будто я была призраком. – Откуда? Это… у тебя… Где ты взяла?
– Отдайте! – Я отодвинулась. И ответила нехотя: – Это мамина. Она отдала мне ее перед смертью.
– Перед смертью? Как звали твою маму, девочка?
И не дожидаясь ответа, старуха бросилась к открытому окну и заголосила:
– Вейна! Вейна! Приведите мне Вейну!
Бабушка
Не знаю, пошел ли кто-то за этой Вейной, но Леда Вашти разглядывала меня пристально и как-то недобро. Потом заговорила:
– Однажды девочка, что жила здесь и приходилась дочерью Вейне и следом королю Двузу, нашла на берегу моря два камешка. Это были слезы туатлина.
– Туатлина?
– Ты не знаешь, кто это. В Суэке о нем не говорят. Огромная рыба, что приходит в Круговой пролив из океана, она, наверное, больше всего нашего острова, но быстра, как ветер. Говорят, раньше океан кишел ими, но люди из-за страха или наживы истребили их всех давным-давно. Легенды – вот все, что осталось от них. Легенды и слезы – прозрачные камешки, которые иногда, очень редко, раз в сто или двести лет, можно найти на берегу. Говорят, тот, кто найдет слезу туатлина, может вызвать его из морских глубин. Иногда я думаю, что твоя мать покинула наш остров, усевшись ему на спину.
Маленькая старушка, аккуратненькая и чистенькая, как крепкое яблочко, вошла в дом, молча кивнула Леде Вашти и посмотрела на меня. Вдруг она зажала рот рукой, потом качнулась ко мне и замерла, а из глаз потекли молчаливые слезы.
– Твоя мать умерла? – напрямик спросила Леда Вашти, и я увидела, как глаза старушки наполняются болью.
Я кивнула.
Две старухи – одна требовательным взглядом, вторая неприкрытым горем – заставили меня рассказать, как умерла мама, а потом – как я потеряла отца, и еще много чего такого, что я не хотела больше вспоминать: как мы жили вместе, как были счастливы, как я росла, и все мамины истории.
Леда Вашти обняла молчаливую старушку и сказала почти нежно:
– Твоя дочь была счастлива, Вейна. А теперь вот у тебя есть внучка.
Вейна робко подошла ко мне и провела ладонью по моей щеке. От нее пахло пряными травами, влажной землей, немножко морем, немножко древесной корой. Это был хороший запах, родной. Я неловко обняла ее в ответ и наконец-то поняла и мамин страх, и слова королевы, я нашла ответ на свое вечное «почему» во время тайной стрижки: любой король будет моим кровным родственником.
Я стала жить с бабушкой. Бабушка! Как странно называть так кого-то… Папины родители умерли, когда я была еще слишком маленькой, чтобы их помнить. У меня раньше никогда не было бабушки. Когда вечером я легла спать в ее доме, на второпях сколоченной каким-то парнем кровати, и бабушка укрыла меня одеялом, подоткнув его со всех сторон точно так же, как это делала мама, я заплакала. Тогда она запела мне колыбельную. Ту самую, что пела мама. И я шептала слова:
Спи, звоночек мой усталый,
Лори-лори-лей.
Спи, прижмись покрепче к маме,
Лори-лори-лей.
Я шептала слова, потому что сама бабушка Вейна не могла их произнести, она – немая.
Леда Вашти сказала, что она потеряла голос после обряда. Но мне не мешала ее немота. Она писала мне ласковые записки на дощечках и коре деревьев, но редко, надо было экономить материал для письма. И мы могли часами просто сидеть рядом и смотреть на море или молчаливо работать в ее крохотном садике рядом с домом. Это было ее дело на острове – выращивать пряные и лекарственные травы.
– Здесь все должны заниматься чем-то полезным, – сказала мне Леда Вашти еще в первый день. – Иначе нам просто не выжить. Мальчики собирают дрова, ловят рыбу. Девочки пасут коз, варят сыр, вымачивают акиру, чтобы сделать ткань для одежды… Твоя бабушка выращивает овощи и травы. Подумай, что будешь делать ты.
Я кивнула.
С бабушкой хорошо, да, но я сыта по горло посадкой, прополкой, мне этого в Садах хватило. Мне больше нравилось бродить по берегу моря, собирать ракушки, камешки и разные причудливые деревяшки, выброшенные волнами. Если я находила ракушки с моллюсками, то отдавала их Тонте. Она варила их в крутом кипятке, ловко выковыривала мясо из ракушки и поливала пряным соусом. Это было одно из любимых блюд на острове. Так что Леда Вашти согласилась, чтобы сбор ракушек стал моей работой. Теперь я могла сколько угодно бродить по берегу.
Иногда ко мне присоединялся кто-нибудь из старух, и я не была против. Я люблю старух. Они знают так много и так много умеют! И даже самые глупые из них уже мало чего боятся и никуда не спешат. Им уже не надо завидовать, строить козни, ненавидеть, подстраиваться под кого-то. Хорошо бы миром правили старухи. Я подумала об этом и тут же вспомнила Пряху. Меня передернуло.
На третий день я подслушала разговор. Я слонялась по острову без дела и, проходя мимо домика Леды Вашти, услышала, как она разговаривает с кем-то обо мне.
– …не могу избавиться от этой мысли. Зачем-то ведь Пряха это сделала! – сказала Леда Вашти, и я подкралась к окну, чтобы лучше слышать.
– Может, просто пожалела девочку? – спросил кто-то, я не узнала голоса.
– Пряха? Обряд есть обряд, Пряха не может его нарушать. И все же она оставила Кьяре сережку ее матери, не сняла, не сожгла в пасти Семипряха… Почему?
– Может, дело в самой сережке?
– Может. Или в ней, или в Кьяре.
– А ты здесь откуда? – раздалось над моим ухом, и на минуту мне почудилось, что дьензвур Садов как-то перенеслась сюда.
Я обернулась и вздрогнула. Окелия!
Она была в тусклой рубахе до колен, которые носим здесь все мы, но волосы убраны в строгий пучок на затылке, взгляд высокомерный, а губы сжаты в тонкую черту. Окелия! Я и забыла, что она тоже должна быть здесь!
И ведь не только она! И тут меня резанула такая острая боль, что я схватилась за голову. Даната! Я уже два дня на острове – и только сейчас вспомнила о Данате! Ведь она тоже где-то здесь, где-то рядом! Живая, целая, моя Даната!
Я засмеялась.
– Подслушивать гадко! – сказала Окелия с отвращением.
– О да! – усмехнулась я и поскорее отскочила от окна, в которое вот-вот высунется Леда Вашти, привлеченная шумом. – Ты все та же, – улыбнулась я.
– Ты тоже. Значит, тебя все-таки выбрал король? Удивительно!
Я приподняла бровь.
– Я надеялась, что это будет Вейна. Ну, или Сви. Ах, ну да! Король ведь не знает, какая ты взбалмошная и своевольная! На балу-то уж наверняка вела себя прилично.
Я снова усмехнулась, вспомнив бал, а потом корабль.
– Уж поверь, – сказала я, – король знает.
Окелия вытаращилась на меня как на больную и прошипела:
– Надеюсь, ты не сделала ничего недопустимого? Не опозорила себя и Сады?
– Ммммм… дай-ка подумать… вроде бы нет. Вот только на балу наговорила королю гадостей, подралась с принцем… Ах да! Еще я не позволила королю притронуться ко мне во время обряда, а просто-напросто прыгнула в море. Так что король остался без силы. А так-то я была паинькой!
Мне показалось, что Окелия сейчас задохнется от бешенства.
– А ты как поживала? Хорошо провела время? – продолжала издеваться я, не в силах остановиться.
– Ты! Ты нарочно так говоришь! Ты не могла этого сделать!
– О, поверь! Можешь спросить у Леды Вашти. Она тоже была в ярости, что в этом году остров из-за меня остался без иголок и свечей.
– Как ты могла? – в ужасе посмотрела на меня Окелия. – Как такое вообще возможно – сбежать с обряда, так отплатить королю за его доброту, его заботу о нас, его…
– Окелия! – закричала я, не выдержав. – Что ты такое несешь! Послушай себя! Как ты можешь верить во всю эту чушь после всего, что с тобой сделали!
– Со мной? Мне оказали великую честь! Король выбрал меня своей силой.
– Как же тебя… как тебе промыли мозги в этих Садах…
– Мне?! Это ты… ты ничего не понимаешь, ты всегда была ограниченной, не видела дальше своего носа, ты никогда не понимала все значение обряда и нашей великой роли!
Я слушала ее в каком-то отупении. Неужели она всерьез? Продолжает слепо верить королю и всему, что творится в Суэке? Я опять вспомнила мальчишек, что поймали нас с Данатой у Третьих ворот весной. Похоже, они знали гораздо больше, чем мы. И как им не беситься, не изнывать в мире, где нет места любви, а если и есть, то с оглядкой на короля, обряд, Семипряха? Права была Даната! О Семипрях, почему я все еще торчу здесь с этой дурой, когда где-то на острове моя Даната?!
Я рассмеялась и бросилась к дому Леды Вашти.
– Бешеная! – крикнула мне вслед Окелия.
Но я уже стучала в дверь, я хотела увидеть Данату прямо сейчас! Почему я до сих пор ее не встретила?
Леда Вашти была не одна. Молодая женщина с пышными каштановыми волосами сидела с ней за столом. Кажется, она была первой силой этого короля… Я помню, как она шла через площадь в алом платье.
– Леда Вашти! – выпалила я. – Здесь должна быть девочка… Даната, она моя подруга, ее забрали два года назад, она была шестой силой, она…
– Даната. – И Леда Вашти потемнела лицом.
Мне сразу стало нехорошо. Будто я все знала заранее. И только сейчас, может быть, поняла, что все время искала ее среди других опустошенных, не находила и отгоняла от себя эту мысль. Мало ли чем мог закончиться для нее обряд. Вдруг она тоже бросилась за борт, как я, она могла бы, наверное, но вот только морское чудовище вряд ли приплыло к ней тоже… просто дважды такого не случается.