После того как Пряха увезла Тари, что-то щелкнуло во мне, я будто бы проснулась. Я не могу сидеть сложа руки, не могу покориться судьбе, как Леда Вашти, я должна найти какой-то выход, какой-то способ освободиться от Суэка навсегда. Как только прошли весенние шторма, я стала звать туатлина и бороздить Круговой пролив. Я искала ту землю, которую видела моя мама, ту землю, где женщина может спокойно продавать на базаре то, что сделала своими руками. Она есть, конечно, есть! Там живет старуха-лодочница, а женщины носят украшения, которые купили у моей мамы. У меня накопилось два ящика игрушек, мне нужен этот город!
Не знаю, сколько бы я искала его, если бы однажды в отчаянии не крикнула это вслух. И тут же туатлин круто повернул влево.
И скоро я увидела землю.
И это был не Суэк.
Мы прошли вдоль берегов неведомой земли так близко, что я сумела разглядеть шпили башен, огромный маяк, скалистый берег справа от города и пологий, степной, – слева. Я дрожала, как испуганная птичка ньюке, которую забавы ради поймал в зарослях тиоки мальчишка и сжал в кулаке, но знала, что уже завтра снова сяду на спину туатлину и вернусь к этим берегам. Чтобы сойти на землю, которую моя мама одна могла разглядеть с причалов Суэка.
На следующий день я даже не взяла с собой ни одной игрушки, чтобы продать, потому что с пустыми руками мне будет проще убежать, если что-то пойдет не так. Туатлин довез меня до скалы, я вскарабкалась на нее, и он тут же погрузился в воду, а я отдышалась и пошла искать рынок. Я знала, что, стоит мне вернуться на берег и мысленно позвать его, он приплывет и спасет меня.
Я брела по пустынной дороге туда, где виднелись дома, ноги мои вязли в теплой желтой пыли, а в голове стучали барабаны. Ладно, в конце концов, я же могу просто посмотреть сегодня. Оглядеться. А там, на месте, уже решить, можно ли вернуться со своими игрушками или лучше забыть сюда дорогу навсегда.
Тихой улочкой я вошла в город. Никаких ворот, никакой стражи. Просто проселочная дорога превратилась в узкую улицу, стали попадаться люди; все они, видимо, спешили на базар, судя по их мешкам и кошелкам. Я прошла мимо огромного маяка. Из домика, приютившегося рядом с ним, вышло семейство – отец, мать, два взрослых сына и девочка, примерно моя ровесница или чуть младше. Над ними кружила огромная синяя птица. Они пошли по дороге, и я пристроилась за ними, решив, что они тоже, скорее всего, идут на базар, значит, я не заблужусь. Город был меньше Суэка в десятки раз и весь какой-то солнечный, приветливый. Никто не пялился на меня, и говорили все – вот удача! – по-суэкски!
Базар ошеломил меня. Он обрушился словно ливень. Чего тут только не было! Ряды самой разной еды – от зелени и сыров до рыбы и гор специй; одежда, обувь, разные безделушки; ковры, лодки, инструменты… Как бы понравилось тут Данате и маме!
Я глазела по сторонам и столкнулась с той самой девчонкой, за семьей которой я шла от маяка. Я чуть не сбила ее с ног, но она только робко улыбнулась мне. Сразу видно, что домашняя девочка: отутюженное платье, новые башмаки, очень светлые волосы заплетены в тугие косички. Я пригладила отросшие волосы. Ладно, не важно. Мне бы найти местечко, где можно будет встать со своими игрушками, когда я вернусь в следующий раз. Мне бы понять, правда ли тут можно торговать всем, кому хочется, даже женщинам.
Тут я и увидела ее. Я сразу поняла, что это она, конечно, она, кто же еще. Второй такой старухи быть на свете не может. Это про нее рассказывала мне мама после своей первой поездки сюда. Она носила рабочий комбинезон, а рукава рубахи закатывала, как мужчина. У нее были коротко остриженные волосы и пронзительные глаза. Она смотрела так, будто бросала тебе вызов. А мне почему-то подмигнула. Это был как привет от мамы, из того далекого дня. Я резко развернулась и пошла к морю. Я вернусь сюда очень скоро. Я стану одной из них.
Но попасть на базар в следующий раз мне удалось только через два месяца. Опять начались шторма, за которые море выбросило на берег столько прекрасных деревяшек, что невозможно было не собрать их, и я целыми днями сидела и мастерила домики, мельницы, маяки, смешных человечков, волков и лисиц, котят и щенков. Море тревожно билось о скалы, и я не хотела тревожить туатлина в такую погоду.
А потом на рассвете лодка с молчаливым стражем доставила к нам на остров молодую женщину. Она куталась в тонкий алый плащ и тихо плакала. Вместе с ней из лодки выгрузили два сундука. Леда Вашти велела Туну и Киано унести сундуки с дьенотой, а сама увела женщину в хижину, которую мужчины сложили к ее прибытию. Девятую силу короля звали Нола. Ищущие нашли ее в Подкове. Скоро мы узнали, что она носила в себе ребенка короля.
Только к концу лета я снова приплыла в этот город, снова прошла по дороге мимо маяка и влилась в радостную суету базара. Моя корзина была полна игрушек. А сердце – страха. Как я смогу продать это? Как вообще нужно продавать? Разве не спросят у меня «разрешение на жизнь» или что-то в этом роде? Мама говорила, что тут всякий может продавать все что угодно, но мама была взрослая, а что скажут мне?
Я хотела бы найти ту старуху, которая делала лодки, но ее нигде не было видно, и я пристроилась рядом с красивой грустной женщиной с удивительно белыми волосами, будто цветок оники. Я встала рядом только потому, что она продавала зелень и этим напоминала мне бабушку и Данату, отец которой ведь тоже был зеленщиком. И мне нравилось смотреть, как ее ловкие пальцы перебирают стебли, достают из ведра, встряхивают от лишней воды, формируют пышные пучки. Грустная женщина почувствовала мой взгляд, посмотрела на меня тоже и улыбнулась.
– Ты одна здесь? – спросила она. – Красивые игрушки. Кто их делает? Твой отец?
Я кивнула на всякий случай. Вдруг у них нельзя, чтобы девочки делали игрушки.
– Ты, наверное, первый раз на ярмарке? Не волнуйся, у тебя все раскупят, вот увидишь.
Вдруг губы ее задрожали, а мужчина, что помогал ей раскладывать товар, обнял ее и сказал ласково:
– Ну-ну, Эрли, она вернется, вот увидишь.
Женщина с волосами цвета оники кивнула и вытерла слезы. Что-то случилось у них, какое-то горе. Я отвела глаза. Тут ко мне подошел парень и спросил, показывая на кораблик:
– Почём?
Я растерялась. Что это значит?
– Что?
– Ну, сколько он стоит, вот этот кораблик?
Сколько? Что значит «сколько стоит»? Что же мне сказать? Что?
– Ты продаешь их или нет?
– Да! Мне нужны иголки, и еще бумага, и…
– Вот сумасшедшая! – усмехнулся парень, поставил кораблик и пошел прочь.
Я чуть не закричала ему вслед. Но заметила, что светлоголовая Эрли внимательно смотрит на меня. Я отвела взгляд, сделала вид, что поправляю что-то на домике с трубой.
– Давай-ка я тоже что-нибудь у тебя куплю, – сказала тут Эрли. – Вот этот маяк. Мой муж работает на маяке, ему будет приятно.
Муж хмыкнул. Я молчала. Голова моя была полна какой-то тухлой воды.
– Сколько монет ты за него хочешь?
– Монет? Я не знаю.
– Разве отец не сказал тебе, сколько стоят его игрушки?
– Я сама их сделала, – выдавила я. Будь что будет.
– Сама? Дик, ты только посмотри! Она сама их сделала! Вот это красота! Надо познакомить ее с твоей мамой, уж она-то оценит.
– До всего тебе есть дело, Эрли… – проворчал угрюмый Дик.
У женщины дрогнули губы, и я скорее угадала, чем услышала ее слова:
– Может, и моей девочке попадется в пути женщина, которой до всего будет дело.
Дик сразу растерял свою сердитость и как-то жалко улыбнулся. Между тем около моей корзины остановилась еще пара человек.
– Думаю, пять киенов вполне реальная цена за такую красоту, а, Дик? Пучок петрушки стоит полкиена, но растет-то она сама по себе, было бы солнце да дожди, а тут такая искусная работа.
Она сунула мне в руку пять железных кругляшков – видимо, это и были монеты, – и взяла себе маяк. Молодая пара, стоявшая тут же, решила купить домик с зелеными ставнями.
– Пять киенов, – сказала я с облегчением и улыбнулась Эрли. Она меня спасла.
К вечеру моя корзина опустела. Я купила иголок, пачку тонкой серой бумаги и свечек. Меня распирала гордость, и хотелось скорее выложить все свои покупки Леде Вашти, чтобы она больше не жалела о том, что со мной не прислали всех этих вещей. Нам не нужны подачки короля, мы можем сами заработать себе на иголки и свечи!
Эрли распродала свою зелень гораздо раньше, но я видела, что она бродит по базару, будто ищет кого-то. Ее муж куда-то испарился. Когда я двинулась к морю, Эрли догнала меня и взяла за локоть.
– Как тебя зовут? – спросила она.
Я знала, что мне нечего тут бояться, уж до моря-то я успею добежать.
– Кьяра.
– Тебе есть куда идти, где ночевать?
– Конечно!
– Не бойся меня.
– Я не боюсь.
– Кьяра, ты ведь не из Хотталара, да? Ты даже не из Объединенного королевства? Я точно знаю. Скажи, милая, ты не встречала девочку, она чуть младше тебя, ее зовут Мия? У нее светлые волосы, вот как мои, а глаза…
Но я уже покачала головой. Нет, такой девочки я точно не встречала.
Эрли прямо на моих глазах состарилась.
– Это твоя дочь? – спросила я.
– Да. Она пропала три месяца назад, ушла с агибами… то есть мы так думаем, что она ушла с ними. Прости. Но если ты ее вдруг встретишь…
Я кивнула, и Эрли, не договорив, развернулась и побрела своей дорогой. Мне вдруг стало так тоскливо! Какая же дура ее дочь, что вот так взяла и убежала с какими-то агибами, кем бы они ни были! Разве она не понимает, что надо беречь каждую минуту рядом со своими родителями, потому что никто не знает, когда сгорит мастерская или тебя облепят огнёвки!
Я поцеловала мамину сережку. Я знала, что теперь путь к свободе открыт. Я сделаю целый воз игрушек из морского дерева, накоплю много денег, мы с Ньюке-Чоль уплывем с острова опустошенных и поселимся здесь, в этом чудесном городе, где даже девочка может продавать на базаре игрушки, сделанные своими руками.