– Ньюке-Чоль? – спросила она, и губы у нее задрожали.
– Нет-нет, – поспешила успокоить ее я. – С ней все в порядке, мы… мы успели уплыть. Она у моих друзей, она в безопасности.
– Хвала Семипряху! – выдохнула Айша и все же заплакала. – А малыш Аис… и Тонта, и Друна… почти все, все мои…
Я обняла ее. Я думала, что готова к этому. Но я ошиблась. Невозможно быть готовым к такому.
– Как вы спаслись? – спросила я.
– Мы спрятались в гротах и пещерах, ты же знаешь, их тут много. Они не особо кого-то и искали. А может, и искали бы, но пришло то чудовище, ты слышала его рев?
Я кивнула.
– А как оно яростно било хвостом! Великий Семипрях, как оно в море помещается, такое огромное! Я с малышами как раз бежала к Тихой бухте, я видела, как это чудовище бушует. Не иначе Семипрях послал нам его на помощь… Многие из стражей испугались и побросали мечи, пытались убежать.
Она хищно, злобно улыбнулась:
– Им пришлось потесниться, будь они прокляты. Наши парни угнали половину их лодок.
Я закрыла глаза. Спасибо тебе, туатлин. Еще раз спасибо. Я в неоплатном долгу.
– Значит, кто-то спасся?
– Немногие… Они… они старались убивать детей. Особенно мальчиков.
У меня перехватило дыхание.
– А Рия и Глен?
– Среди убитых их нет.
– А бабушка?
Айша меня обняла. И мы пошли на кладбище.
Которое выросло вдвое. Я шла и читала наспех написанные на могильных камнях имена: Кеная, Киано, Ваиши, Тун, Тонта, Хелт, Нола, Аис, Окелия… Я заплакала. Айша снова погладила меня по спине. Она жила с этим уже не одну неделю, а для меня они умерли только что.
На бабушкиной могиле росли лучатки. Это хорошо, она всегда любила эти мелкие невзрачные цветочки. Я погладила ее камень. Он был теплым.
– Спасибо, что… – У меня перехватило горло. – Спасибо, что похоронили… похоронили их всех.
– Как же иначе, Кьяра, – укоризненно сказала Айша.
Но я знала, о чем говорю. Горстке женщин и детей, оставшихся в живых, нужно было и хоронить мертвых, и заново налаживать свою жизнь.
– А погибшие стражи?
– Мы столкнули их в море. Пусть кормят рыб.
Я подумала, что среди стражей могли быть внуки жителей острова, но решила промолчать. Мы повернули обратно в деревню.
– Леда Вашти умирает.
– Что?
– Она выжила в этой резне, но потом… знаешь, будто это выше ее сил – перенести такое. Она слегла и не встает с постели с той самой ночи. Тебе надо успеть повидать ее. Она часто о тебе спрашивает.
Я кивнула. Мы постояли еще немного у бабушкиной могилы и пошли обратно в деревню, где теперь было несколько наспех построенных шалашей. В одном из них лежала Леда Вашти. Айша оставила меня с ней наедине.
– Это ты виновата, – прохрипела Леда Вашти.
Я кивнула, глотая слезы, которые никто не видел.
– Семипрях покарал нас из-за того, что ты нарушила обряд.
– Семипрях?!
Все мои слезы пересохли, как ручей в жару, и застыли в горле колючкой. Как же люди любят все свалить на какого-то там бога, которому до нас и дела нет, и оправдывать его гневом все те гадости, которые придумали для других людей!
– Семипрях?! Это король! Король велел убить всех нас, чтобы не было у него незаконнорожденных детей и некому было бороться с ним за престол!
И я, задыхаясь от ярости, рассказала ей, как проникла во дворец и говорила с королем.
– Мне казалось, он… он поймет, что обряд – это зло и что мы не должны жить вот так, в изгнании, и я думала, он признает своих детей, чтобы никто больше не называл их следами, будто они не люди, а…
Я замолчала. Леда Вашти тоже молчала. Долго. Она смотрела в потолок, и я испугалась, не умерла ли она, пока я изливала ей душу. Но потом она сказала, не глядя на меня:
– Ты должна нам, Кьяра Дронвахла. Должна нам всем. Должна много жизней.
Колючка в моем горле лопнула, вырвалась наружу хриплым всхлипом. Леда Вашти посмотрела на меня.
– И ты придумаешь способ спасти оставшихся. Я видела, как ты увезла отсюда Ньюке-Чоль на спине морского чудовища. Ты можешь призывать туатлина?
Я кивнула.
– И он слушается тебя.
Я снова кивнула, хотя слово «слушается» меньше всего подходило туатлину. Но объяснять было долго. А время Леды Вашти было на исходе, я это чувствовала.
– Останься с ними, – прохрипела она. – Не бросай. Никто, кроме тебя, с этим не справится. Я поручаю тебе мой остров и мой народ, Кьяра. Ты должна сделать это ради меня и ради своей бабушки. Ради всех, кто лежит сейчас под лакровыми деревьями. И ради себя самой.
Я кивнула. Леда Вашти захрипела, по лицу ее прошла судорога. Она высунула руку из-под одеяла, и я сжала ее ладонь.
Другой лес
После похорон Леды Вашти я отправилась на поиски. Айша и остальные не хотели меня отпускать. Они все боялись: с той ночи стражи дважды приплывали на остров, наверное, у них был приказ добить выживших. Но теперь островитяне стали умнее, они караулили море и каждый раз успевали спрятаться в гротах.
– Останься, Кьяра, – просила меня Айша. – На острове столько дел…
Но я объяснила, что хочу попробовать найти тех, кто смог уплыть на лодках в ту ночь. И все согласились, что это тоже важно. Впервые я позвала туатлина на виду у других людей. Он приплыл не сразу, и я уже думала, что не приплывет вовсе. Я сжимала мамину сережку в руке и звала его, звала. Надо было видеть лица островитян, когда я взошла на его голову и мы двинулись в путь! Мне кажется, я впервые с той ночи улыбнулась, глядя на них.
Мы плыли целый день, но Круговой пролив был пуст. Я не ожидала встретить кого-нибудь в море: слишком много времени прошло, а воды пролива только кажутся неподвижными. На самом деле я уже знала, что они огибают Суэк с востока на запад. Любую лодку несло бы по проливу именно так. Поэтому мы просто следовали за течением.
К вечеру пролив сузился, в мутной дымке стал виден берег – край Таравецкого леса. Туатлин высадил меня на пустынной скале и ушел под воду. Ему нужно было отдохнуть. Ну и поесть, наверное, тоже. Что, интересно, он ест? Я перекусила лепешками, которые дала мне в дорогу Айша, выпила воды и заснула, завернувшись в одеяло. За моей спиной стоял Таравецкий лес, неизведанный его край, где, по легендам, водились чудовища, страшные звери и дикари, с которыми надо биться не на жизнь, а на смерть. Только я больше не верила никаким легендам.
Утром туатлин пришел сам, без всякого зова. Он разбудил меня, гулко шлепая плавником по воде. Я снова забралась на его макушку. Теперь мы шли вдоль двух берегов – Суэка и какой-то неведомой земли. Туатлин держался ближе к ней, наверное, слушал течение или просто что-то чувствовал. Вдруг я увидела на берегу лодку. Она наполовину вросла в песок, корма ее была разбита, но это была наша лодка, лодка с острова опустошенных. Я хлопнула туатлина между рожек, как делала всегда, когда хотела, чтобы он повернул к берегу. Но он продолжал плыть, не обращая внимания на мои крики, хлопки, тумаки… Я дергала его за рожки, била кулаками по его лбу, топала ногами. Мне нужно к этой лодке! Если она разбилась, то кому-то из наших, может быть, нужна моя помощь! Они могут быть ранены, покалечены, умирают с голоду, а это тупое животное продолжает спокойно плыть!
В то время я еще не научилась доверять ему, и злость залила меня до краев.
– Ладно! Сама доплыву!
Но то ли он меня услышал, то ли сумел предугадать, только туатлин резко набрал скорость, и прыгать стало страшно. Лодка осталась позади. Я легла на спину, стала смотреть в небо, пытаясь успокоиться и понять ход мыслей морского чудовища. Что ж… возможно, там, где разбилась лодка, было очень мелко, и он побоялся застрять на мели. Да, только так и можно объяснить его упрямство.
– Прости, – шепнула я и погладила его между рожек.
Туатлин не отреагировал. Даже скорость не сбавил. Синяя-синяя вода, без намека на паршивых огнёвок, летела вдоль его боков. Берег начал подниматься, ощетинился лесом и скалами. И вот тут туатлин остановился, подойдя к берегу так близко, что я смогла перепрыгнуть с его спины на скалу. Туатлин насмешливо фыркнул и погрузился в ярко-синюю воду.
Ладно. Я знаю, что стоит мне тронуть сережку и мысленно позвать его, как он всплывет со дна моря, на каком бы берегу я ни ждала. Я повернулась к морю спиной. Лес передо мной был темным, таинственным, с незнакомыми огромными деревьями. Ни одно из этих деревьев я не смогла обхватить руками, ни одну верхушку не смогла увидеть, как ни запрокидывала голову. Ощущая свою крохотность и ничтожность, чувствуя какой-то особенный трепет в сердце, я положила ладонь на одно из них. Примерно то же я чувствовала, когда впервые погладила туатлина. Да, эти деревья и он были одной породы, и уж точно ровесники. Я двинулась вдоль леса, по кромке скалы в сторону лодки.
Но скоро мне пришлось отдалиться от моря, углубиться в лес: начались непролазные заросли какой-то высокой, мне до плеч, травы с ажурными листьями. Я заходила в этот древний лес все дальше, но спиной чувствовала море. В Суэке я могла заблудиться в соседних кварталах, но остров опустошенных научил чувствовать море, всегда знать, в какой оно стороне.
Вдруг изменился запах. В прелый, грибной воздух вплелись влажно-древесные нити дыма. Кто-то неподалеку жег костер! Я бросилась на этот запах, как будто умирала от холода и голода. Конечно, это они, те, чья лодка села на мель, может быть, даже Рия и Глен! Они спаслись и пришли сюда в поисках укрытия!
– Рия! – крикнула я, не в силах сдержать свою радость, надежду и страх.
Мой голос не успел отзвучать между стволов, как что-то маленькое и твердое стукнуло меня по затылку, и весь мир померк.
Я очнулась в низком и тесном шалаше. Ноздри щекотал запах скошенной травы, костра, хлеба и почему-то туатлина. Я схватилась за мамину сережку – на месте. Приподнялась на локтях и сразу увидела Рию – она сидела у моей лежанки и мешала в миске горячую кашу.
– Ох! Ты очнулась!
Рия отставила кашу, обняла меня. Потом заплакала. Отодвинулась, чтобы хорошенько разглядеть, снова обняла.