Кьяра — страница 9 из 33

Жизнь текла своим чередом. Зарядка, купание, занятия, грядки, разговоры… Мы были окружены красотой Садов и молчанием стражей, проходя мимо которых никто не смел поднять глаз. Но я чувствовала на себе взгляд того мальчишки, в котором жалость почти победила страх и который нашел в себе силы заговорить с нами, когда Рия упала в реку. С того дня он все время смотрел на меня. И я тоже смотрела на него, когда знала, что меня никто не видит. Он был, наверное, мой ровесник, и ужасно смешной. Тощий, скуластый, с темными длинными ресницами. Я смогла даже разглядеть созвездие родинок у него на левой щеке. Мне бы хотелось с ним подружиться. Ну, или хотя бы поговорить.

Но еще больше мне хотелось получить ответы на свои вопросы. И однажды после ужина я пробралась в кабинет дьензвура. Это было несложно: он на первом этаже, а окна в конце августа никто и не думал закрывать. Я знала, что после ужина дьензвур задержится. Она каждый вечер благодарила тех хранительниц, что работали на кухне, ведь «у нас принято уважать каждую девочку». Что ж, значит, у меня будет время пробраться в самый главный кабинет и потом подслушать разговор дьензвура с Асас – пока мы гуляли, болтали, они решали, как нам жить дальше.

Я залезла в окно и огляделась. Огромный письменный стол с аккуратными стопками бумаг, два кресла, одинокий стул. И большой шкаф. Надеюсь, наша дьензвур не очень любит наряды и он не завален модными шляпками. Я приоткрыла створку как раз в тот момент, когда перед дверью раздались голоса, и нырнула в пыльную темноту. Шкаф был забит папками и коробками, но здесь оставалось достаточно места, чтобы сесть. Пока дьензвур и Асас отодвигали кресла, шелестели бумагами и, кажется, заваривали чай, я тоже устроилась поудобнее и прижалась ухом к дверце.

Говорили они мало. Скрипели перьями, иногда что-то спрашивали друг у друга.

– Семян ариока семнадцать мешков?

– Да, думаю, хватит. Добавь еще три мешка утилы.

Я чуть не заснула. Но тут дьензвур сказала:

– Ну что же… надеюсь, совсем скоро сила короля будет выбрана из наших воспитанниц.

– Думаете?

– Я почти уверена. Эта новенькая…

– Красавица!

– Не в этом дело, – поморщилась дьензвур, будто сразу вспомнила свое отражение в зеркале. – Но нашему королю нравятся вот такие девочки. С характером.

– А она такая?

– О да!

Меня бросило в жар.

– Но ей только двенадцать, – сказала Асас.

– Время пролетит незаметно. Наша задача – хорошо подготовить ее к первому балу, но не сломать.

Они надолго замолчали, а когда заговорили вновь, то обсуждали меню на следующую неделю и кондитера Бьянжо, конфеты которого, увы, стали совершенно безвкусными. А я сидела, скрючившись, в шкафу и думала: почему так важно, чтобы король выбрал кого-то из Садов? И их не страшит неизвестность? Может, они знают, что происходит в храме Семипряха, когда пройдена Дорога силы? Или им просто лестно, когда король выбирает их воспитанницу? Или им за это полагается дополнительная дьенота? Ведь родителям выбранной девочки дают столько дьенот, сколько ей лет… А может, просто много воспитанниц в Садах и надо освобождать места? Интересно, если бы я не была красивой и «с характером», меня забрали бы сюда или оставили дома в одиночестве?

Вдруг снова заговорили обо мне.

– Вы видели, как она плавает? – спросила Асас.

– Новенькая?

Будто у меня нет имени!

– Видела. Наверное, отец ее научил. Он ведь был ювелиром и выходил в море, искал на дне керионит. Он необходим для изготовления…

– Да, я знаю, – перебила Асас. – Мой отец тоже был ювелиром.

Надо же… Но они не угадали: плавать меня учила мама. Мы ходили с ней в Таравецкий лес, там есть Сердце-озеро, тихое, спокойное, с прозрачной холодной водой. Обычно мы выходили рано-рано утром, еще в темноте, шли через спящий город, на Южных воротах мама показывала стражам какую-то бумагу. Стражи долго изучали ее каждый раз и всегда спрашивали, куда это мы направляемся? И мама отвечала всегда одно и то же:

– Родственники у меня в Подкове, проведать надо.

Подковой называлась большая деревня рядом с Круг-озером.

– Чего ж в такую рань?

– Так путь неблизкий, а к вечеру дома надо быть, мужа с работы ждать, ужином кормить. Ювелир он у меня.

Она говорила так, даже когда папа погиб.

И ни в какую Подкову мы, конечно, не шли. Отойдя подальше от ворот, мы сворачивали с дороги на еле заметную лесную стежку и примерно через час выходили к Сердце-озеру. К этому времени солнце уже поднималось над лесом, и озеро лежало перед нами, розовое от утреннего света, тихое, будто дремлет. Мы завтракали, потом еще ждали, когда чуть-чуть разогреется вода, и было немного страшно и весело от нашего секрета.

Теперь я умею плавать очень хорошо. Наверное, лучше всех девочек в Суэке. Но что от этого толку? Мне все равно не выйти отсюда. И не подкупить, не влюбить в себя, не перетянуть на свою сторону ни одного стража, даже моего тощего друга.

– Нам необходимо переломить ситуацию уже на этом балу! – горячо воскликнула дьензвур, голос ее потерял всякую елейность. – Суэла или Окелия могут ему понравиться!

Наверное, Асас покачала головой, потому что дьензвур шумно вздохнула:

– Если ищущие опять обойдут нас, то король может вообще охладеть к Садам. Хорошо, что мы заполучили эту Кьяру Дронвахлу, с ней у нас есть шанс.

Заполучили меня? Что это значит?

Асас молчала.

– Как жаль, что Рия еще такая маленькая! – выпалила дьензвур и, кажется, даже стукнула кулаком по столу.

– Рия? Вы думаете, она могла бы понравиться королю?

– Я готова впихнуть ему эту девчонку силой. Я устала бороться с ее нравом и странными представлениями о жизни.

– Мне казалось, вы по-доброму относитесь к ней.

– Конечно, я обязана по-доброму относиться ко всем девочкам в Садах. Но не забывай, чья она дочь, Асас! Ее жизнь была кончена еще до ее рождения.

Так, сидя в шкафу, я узнала, что Рия, скорее всего, действительно дочь тех несчастных, что полюбили друг друга вопреки всем законам, а еще – что хранительницы Садов борются за внимание короля со всем рвением и, может быть, даже жестокостью, на которую только способны.

Вскоре дьензвур и Асас покинули кабинет, а потом его покинула я. Пришлось помучиться с окном, закрывая его с улицы, но к отбою я уже была в своей постели, и голова моя гудела от мыслей.

Влюбленный страж

Они заполучили меня. А разве могло быть по-другому, если все девочки-сироты отправляются сюда? И надо радоваться, что во всем огромном Суэке так мало девочек-сирот. Меня затошнило. Ищущий видел Данату, но мог видеть и меня. Мы были в Садах, и неужели нельзя предположить, что это не нам показывают Сады, а Садам показывают нас? У Данаты, кроме родителей и младших сестер, есть старший брат, который уже обучился ремеслу и работает в столярном дьене. Если бы родители Данаты внезапно умерли, он мог бы подать прошение, что хочет воспитывать сестер сам. У меня не было никого, кроме мамы с папой. Трудно ли поджечь ювелирную мастерскую? Трудно ли подкупить или уговорить стража не тащить женщину, нарушившую закон, к Мастеру, а просто столкнуть в воду к огнёвкам и Семипрях ей судья?

Я открыла окно. Нечем дышать.

Какой-то темный силуэт маячил внизу. Страж. Он посмотрел на меня. Узкое лицо, выпирающие скулы. Тот, кто не бросился спасать Рию, но мог бы, если бы меня там не было. Так хочется верить, что мог бы! Мне тоже нужно было верить. Я смотрела и смотрела на его темную фигуру. Я знала, что он смотрит на меня. И мне нравилось его смущать. Нравилось, как у него будто бы перехватывает дыхание, когда я, проходя мимо, говорю:

– Привет!

У него сразу начинали полыхать щеки. Уши, наверное, тоже, но под шлемом было не видно. А мне тут же хотелось сделать что-нибудь немыслимое: подойти совсем близко, взять его за руку, или обнять, или поцеловать в пылающую щеку. Он, наверное, в обморок упал бы, посмей я это сделать. Если Рия шла рядом, она всегда ужасно сердилась:

– Зачем ты это делаешь? Разве ты не понимаешь, как это опасно?

– И что они мне сделают? – фыркала я в ответ. – Заставят еще полоть грядки? Велика беда!

– Да, а его будут бить плеткой, пока живого места не останется! – гневно восклицала Рия, и я закусывала губу, но все равно не могла удержаться, и кидала ему свой «привет», и смотрела, как он краснеет и отводит глаза. Этим я часто доводила Рию до слез, но ничего не могла с собой поделать.

А как-то раз я шла с прополки одна. Такое бывает очень редко, но мне досталась в наказание (я не выучила урок астрономии!) грядка с саженцами аука, а хуже этого ничего не придумаешь, и я так разозлилась на всех, что решила: не пойду на ужин, буду полоть, пока не сдохну на этих грядках! Хотите, чтобы я полола колючки? Прекрасно! Вот сидите теперь и ждите меня до скончания века!

Прополка, как всегда, пригасила мой гнев, и домой я возвращалась просто уставшей. Тропинка шла параллельно с Дорогой силы, и я невольно посматривала на темнеющий в конце нее храм Семипряха. А потом, сама не знаю зачем, перешла на Дорогу силы. Храм притягивал меня. Я думала, что там можно найти ответы на все мои вопросы.

– Эй! – услышала я совсем близко и мысленно выругалась. За то, что я ступила на Дорогу силы, одними грядками аука не отделаешься.

Но это был он – мой робкий краснощекий друг.

– Нельзя тебе тут ходить, – угрюмо сказал он, не глядя мне в глаза. А мне смешно! Вот так страж – глаз на меня не смеет поднять.

– Почему же это?

– Это Дорога силы.

– И что такого?

– Ты больная, да? Нельзя здесь ходить!

– Ты же вот ходишь.

– Я не хожу. Я охраняю.

– От меня?

И тут я делаю то, что давно хочу: подхожу к нему совсем близко, провожу пальцем по его руке, от плеча к кисти, медленно веду, пытаясь поймать его взгляд. Он прикрывает глаза, глаза цвета морской воды.

– И что ты мне сделаешь?

И тут он смотрит на меня. Прямо в глаза.