На заре своего правления султан Мурад закрыл все знаменитые константинопольские кофейни, в которых кипела жизнь (люди обменивались новостями, обсуждали политику и законы, дела нового султана). Падишах опасался, что из кофеен в империю снова придет смута. Он даже зашел столь далеко, что ввел запрет на курение табака и опиума. Однако одновременно с этими мерами он выпустил указ, легализовавший продажу и употребление алкоголя даже для мусульман – поразительный закон, который не имел прецедентов в исламской истории. Любовь султана к алкоголю началась со странной дружбы, о которой впоследствии рассказывал писатель Антуан-Франсуа Прево:
«Прогуливаясь как-то по городской площади в переодетом виде – ни один султан не лишает себя такого рода приключения, – наткнулся Мурад на некоего прохожего, им оказался Бекри Мустафа – пьяный и едва держащийся на ногах. Зрелище это показалось султану непривычным, он спросил, что сие означает. Слуги ответили, что перед ним человек, который явно под хмельком; и пока они разъясняли своему господину, как доходят до подобного состояния, Бекри Мустафа, заметив, что тот приостановился, повелительным тоном приказал уступить дорогу.
Изумленный сей неслыханной дерзостью, Мурад не удержался и гневно произнес: “Да ты знаешь, несчастный, кто перед тобой? Я – султан”. На что турок тотчас выпалил: “Подумаешь, а я – Бекри Мустафа. Соберешься продавать Константинополь, я у тебя его выкуплю, и тогда ты станешь Мустафой, а я – султаном”. Мурад просто сражен, он интересуется, на каком основании этот человек заявляет свое право на покупку Константинополя. “Не умничай, – говорит пьянчужка, – иначе я и тебя прикуплю, ведь ты всего-навсего сын невольницы” (общеизвестно, что матерями султанов становились рабыни из сераля). Наш важный вельможа счел подобный диалог из ряда вон выходящим. Выяснив, что несколько часов спустя Бекри протрезвеет и к нему вернется рассудок, он повелел доставить его к себе во дворец, дабы понаблюдать, во что выльется порыв подвыпившего турка, когда тот окончательно придет в себя. И вот через некоторое время Бекри Мустафа просыпается в роскошной золоченой дворцовой спальне. Его удивлению нет предела. Ему рассказывают о случившемся и о его вольности с султаном. Зная о суровости нрава Мурада, он смертельно напуган и ожидает тяжелой кары. Все же он и здесь перед лицом опасности проявляет находчивость: притворяется, что умирает от страха, и единственное средство оживить его – подать немного вина, иначе он тотчас испустит дух.
Охранники не на шутку встревожены – вдруг он отойдет в вечность прежде, чем будет предъявлен султану, – они приносят бутылку вина, из которой он отпивает несколько капель, остальное прячет под одеждой. Немного погодя его приводят к верховному правителю – тот напоминает о его смелых предложениях и требует обещанной платы за Константинополь.
Мурад IV. В годы его правления власть фактически оказалась в руках его матери Кёсем и придворных евнухов
Бедный турок достает бутылку, восклицая: “О император, вот что побудило меня вчера замахнуться на покупку Константинополя, и если бы вы ощутили себя владельцем тех несметных богатств, какими обладал тогда я, то предпочли бы радость эту власти над всей Вселенной!”. Мурад засомневался, возможно ли такое – выпивоха посоветовал: “Достаточно пригубить божественный сей нектар”. Императору, никогда прежде не вдыхавшему винных паров, не терпелось попробовать из любопытства; он выпил все одним глотком, и вино тотчас ударило ему в голову. Счастливая веселость охватила все его существо, по членам разлилось невиданное блаженство, теперь ему на самом деле показалось: все прелести верховной власти не идут ни в какое сравнение с испытанным наслаждением. Он выпил еще. Опьянение усилилось, его свалил сон, после чего он пробудился со страшной головной болью. Неожиданно болезненное состояние вытеснило прежнее удовольствие. Он велел позвать Мустафу, негодуя и сетуя на донимающее его недомогание. Тот, будучи весьма сведущим в данном предмете, поклялся жизнью, что вылечит Мурада, прописав в качестве единственного снадобья новую порцию вина. Султан согласился. Боль тотчас сменилась наслаждением. Открытие сие настолько вдохновило его, что он уже не мыслил своего существования без этого лекарства, ежедневно доводя себя до опьянения. Бекри Мустафу он назначил своим личным советником, приблизив его как доверенное лицо, с которым всегда можно вместе выпить. Когда тот умер, султан устроил пышные похороны в кабачке, посреди бочек, и позднее не раз заявлял, что с потерей этого мудрого учителя и преданного советника кончились его счастливые деньки».
Пока весь османский двор по приказу султана носил траур по уличному пьянчужке, Мурад объявил, что он никогда больше не познает веселья, и всякий раз, когда имя Мустафы упоминалось в его присутствии, на глазах у него показывались слезы и он глубоко вздыхал. Утратив остроумного собутыльника, султан, однако, не утратил своей нежной привязанности к винной бутылке. Историк Кантемир пишет о пристрастии Мурада к спиртному:
«Но он (Мурад) гораздо более примечателен своим пьянством, в котором он превзошел всех своих предшественников, предававшихся этому пороку. Приученный к этому Бекри Мустафой, он не довольствовался питьем вина в одиночку, но принуждал пить с собой даже муфтиев и главных судей. Его эдикт, о котором упоминалось выше, разрешил людям всех сословий и званий продавать и пить вино. Будучи неумеренным любителем вина, он в то же время являлся смертельным врагом опиума и табака, запретив оба под страхом смерти, и своей рукой убил нескольких человек, кого он обнаружил либо жующими опиум, либо курящими или продающими табак».
Несмотря на все свое пристрастие к вину, Мурад IV в конце концов все же осознал, какую опасность оно представляло для стабильности государства, и в 1634 году он запретил продажу и употребление спиртных напитков и закрыл все кабачки как в Стамбуле, так и во всей империи. Райкот упоминает об этом в своем описании все более тиранического правления Мурада, который, впадая в запои, часто терял разум и совершал поступки, отличавшиеся бессмысленной жестокостью. Люди страшились его приближения и старались не попадаться ему на глаза. Пьяный султан беспричинно, за пустяковые или вовсе вымышленные проступки до полусмерти избивал слуг и наложниц, крушил мебель. Впрочем, решив избавиться от пагубной привычки возлияний, Мурад стал еще злей, вспыльчивей и жестче. Джон Фридли писал:
«…Несмотря на свое великое пристрастие к вину, Мурад осознавал его дурное воздействие на себя и что пьяный разгул склонял его к буйству и жестокости, и вследствие этого, поняв, какая опасность для его народа заключается в этой склонности к пьянству, в особенности для его войска, так как беспорядки и мятежи последнего времени во многом происходили вследствие именно этого.
Он издал чрезвычайно суровый указ против вина, повелевавший снести все питейные заведения, разбить винные бочки и вылить все вино на землю. Великий султан завел привычку ходить по улицам переодетым, и если он встречал пьяного, то приказывал бросить его в тюрьму и бить палками чуть ли не до смерти. Однажды ему случалось повстречать на улице глухого, который, не слыша шума толпы, ни звуков, возвещавших о его приближении, не успел уступить ему дорогу, как требовало того почтение и страх перед таким грозным владыкой, за каковой проступок его немедленно задушили, а тело бросили на улице».
Триумф и братоубийство
Как и всем царственным потомкам Сулеймана Великолепного, Мураду Четвертому не давали покоя военные лавры блистательного предка: в 1635 году султан лично возглавил военный поход против Персии, в ходе которого османы захватили Ереван. Победа была значимой, поэтому Мурад, выезжая в обратный поход, распорядился организовать пышные празднества в Константинополе. А заодно, пользуясь тем, что внимание народа будет приковано к военной победе и встрече победителей, решил избавиться от братьев: султан отправил в столицу вместе с распоряжениями о празднике тайное поручение: во время празднества по случаю победы османской армии задушить Баязида и Сулеймана. Первый был сыном одной из наложниц Ахмеда, а второй – сыном Кёсем, как и сам султан Мурад…
Османское войско в походе. Турецкая миниатюра XVI в.
Осторожная Махпейкер не успела помешать страшному замыслу своего царственного сына: болезненный и совершенно безобидный шехзаде Сулейман (имевший, кстати, больше прав на отцовский трон, но не посаженный на него по причине слабого здоровья) был задушен вместе со своим сводным братом Баязидом, оба принца похоронены в Султанахмете в разгар триумфального возвращения Османской армии…
В декабре 1635 года Мурад с победоносным войском прибыл в Константинополь, преисполненный собственной значимости. Еще бы! Он стал первым падишахом после Сулеймана Великолепного, лично командовавшим армией и одержавшим серьезную победу. Все жители столицы высыпали на улицы, чтобы восторженно приветствовать своего повелителя. Османский путешественник и друг султана Эвлия Челеби рассказывал:
«19-го Раджаба 1045 года [29 декабря 1635 года] прославленный султан въехал в Стамбул с блеском и великолепием, которые не поддаются описанию ни пером, ни языком. Окна и крыши домов всюду, куда хватало глаз, были усеяны людьми, которые восклицали: “Да снизойдет на тебя божье благословение, о победитель! Добро пожаловать, Мурад! Пусть твои победы будут счастливыми!..”
Капитаны каравелл, галеонов и других кораблей, стоявших на якоре у дворца, отсалютовав трижды из пушек, высадили всех своих людей на берег, где они поместили на волокуши около сотни корабликов и, впрягшись в канаты, потащили их с криками “Айа Мола!”. В этих корабликах видны разодетые в золотые одежды красивые юнги, прислуживающие своим начальникам, которые вольно обращаются с хмельными напитками. Со всех сторон играет музыка, мачты и весла украшены жемчугом и усыпаны драгоценными камнями, паруса изготовлены из дорогих тканей и расшитого красивыми узорами муслина, а на верхушке каждой мачты сидела пара юнг, которые наигрывали на флейтах силистрийские мотивы. Подойдя к Алай Кешку, они встретили пять или десять кораблей неверных, с которыми они вступили в бой в присутствии повелителя. Таким образом, великое морское сражение представляется с ревом пушек и дымом, застилающим небо. В конце концов мусульмане одерживают победу, врываются на корабли неверных, берут добычу и гоняются за красивыми франкскими юношами, унося их от бородатых стариков-христиан, которых они заковывают в цепи. Они сбивают кресты с христианских кораблей и, волоча захваченные суда за кормою своих собственных кораблей, выкрикивают обычный для мусульман клич “Аллах! Аллах!”. Никогда еще до времени Мурада IV не было столь славного братства моряков…